Щепотка пороха на горсть земли

— Вашего отца здесь очень уважали? — заговорил Дмитрий через несколько мгновений тишины, когда они шли по теневой стороне широкой и достаточно оживленной улицы. Кажется, оживление было связано не с местом, а со временем: солнце уходило, переставало нещадно палить, и люди выбирались под открытое небо.

И Шналь окончательно стал похож на обыкновенный маленький провинциальный город. Только перекати-ежики не давали Косорукову забыть, где именно он находится.

— Моего отца любили, — возразила Анна. — Как и всю нашу семью. Род Набелей живет здесь давно, мой предок был одним из основателей Шнали, так что мы тут свои.

— И место градоначальника передается по наследству?

— Можно сказать и так, — улыбнулась она.

— А почему Шналь? Откуда такое странное название? И какого оно вообще рода? А то я и в мужском, и в женском слышал…

— Чжуры так зовут нашу речку, в честь нее и назвали. И с родом потому сложно. По бумагам-то мужского, но у чжуров в языке родов нет, а жителям и так и этак нравится. Так что ни в чем себе не отказывайте, — улыбнулась она.

— И как это переводится?

— Вы не поверите, но — "маленькая река", — весело отозвалась девушка. — Чжуры не дают названий местам в том понимании, какое вкладываем в них мы. Они считают, что у каждой горы, каждой речки и долины есть свои духи, притом многочисленные, и им будет неприятно получить какое-то собирательное название. Считают, что это звучит пренебрежительно.

— Справедливо, — рассеянно согласился он. — Это примерно как западные соседи нас всех "Иванами" называют, уважительность в этом сложно найти.

Городское управление прииска "Южный" занимало первый этаж двухэтажного каменного здания, последнего в ряду похожих. Следом, через улицу, уже начинался другой город, из деревянных домов на каменных основаниях, а за ними все чаще попадались обыкновенные срубы.

Внутри здание состояло, по ощущением, из одних сплошных коридоров со множеством запертых одинаковых дверей с номерами, в расположении которых не виделось никакой системы. Здесь Анна ориентировалась плохо, поэтому не стала рваться вперед и уступила возможность дергать все подряд ручки спутнику, сама же молча двигалась следом, чувствуя себя при этом лишней. Понятно, что от нее требовалось только поручительство и это правильно, но все равно ощущение было странным.

За годы, прошедшие со смерти отца, она быстро привыкла самостоятельно решать все вопросы, разговаривать и договариваться, и все это — в одиночку. Была, конечно, Татьяна, добрая дородная женщина, которая приходила помогать по хозяйству, а вернее — вела его сама. Было четверо работников управы, помимо Анны, но все свои места занимали давно, службу знали прекрасно и справлялись с ней без понуканий.

Ей никто не пытался навязаться в компанию и в помощники, один только Старицкий, но и тот не слишком настаивал. Отношение горожан было понятно: она — Набель, а что у города теперь хозяйка, а не хозяин, для них не играло особой роли. Она и в детстве всегда была заводилой и очень редко следовала за кем-то. Одиночество порой тяготило Анну, но привычка быстро справлялась с давящим чувством, а отсутствие других вариантов и вовсе делало размышления об этом пустыми и бессмысленными.

Оказаться вдруг не одной, и притом — ведомой, было очень непривычно. Вроде бы мелочь, ну что такое одно посещение приисковой конторы? А все равно — странно. И любопытно. Особенно любопытно со стороны наблюдать за Косоруковым, таким серьезным, спокойным, уверенным, знающим…

Это любопытство, граничащее с любованием, удерживало рядом с охотником гораздо крепче необходимости и желания узнать разгадку смерти Шалюкова. И Анне оставалось только радоваться, что она не любила откладывать дела на потом и предпочитала решать проблемы сразу: они не успевали накапливаться и при необходимости давали возможность взять перерыв и потратить его на что-то… вот такое. Тот же объезд города вполне можно было отложить на завтра, а сегодня — понаблюдать за охотником.

Милохин оказался прав, в охрану прииска Дмитрия никто с распростертыми объятьями не принял. Присутствия градоначальницы хватило на то, чтобы его выслушали, вполне убедительно посетовали на отсутствие мест, предложили попробовать себя в качестве старателя… В общем, то ли рекомендация не помогла, то ли им правда никто не требовался.

На Анну рядом с приезжим пожилая делопроизводительница поглядывала с интересом и порывалась что-то спросить, но так и не решилась, а та предпочла сделать вид, что не заметила интереса. Тем более интерес был простым и понятным: прежде Анна с незнакомыми молодыми мужчинами по инстанциям не ходила. Но слухи градоначальницу не беспокоили.

Зато, как неожиданно выяснилось, беспокоили охотника.

— Думаю, сегодня уже поздно кого-то расспрашивать, вам стоит отдохнуть с дороги, а завтра я покажу место убийства и провожу на прииск, — предложила Анна, когда они вновь вышли на улицу. — Мне тоже нелишне туда прогуляться.

— Удобно ли? — с сомнением глянул на нее Дмитрий. — Нас и так уже заподозрили в нехорошем, — он кивнул на дверь конторы, — стоит ли усугублять совместными поездками? Хм. Вас это забавляет?

— Спасибо за заботу о моей репутации, но беспокоиться о ней не стоит, — действительно развеселилась она. — Я хозяйка города, мне позволено несколько больше, чем обычной незамужней девушке моего возраста.

— Вам виднее, — нехотя согласился он, не желая вступать в спор. Для дела ее компания была кстати, а личное… На то оно и личное, чтобы позволить ей решать самостоятельно.

— Как вы стали охотником за головами? Мне кажется, вам не очень подходит это ремесло, — заметила Анна, меняя тему разговора.

— Зато за него хорошо платят, — невозмутимо отозвался Косоруков. — И оно не противоречит моим принципам, потому что охотиться на бандитов — вполне достойное и полезное занятие.

— А как вы доказываете, что действительно убили этого преступника? На самом деле приносите голову?

— Иногда удается привезти его живьем, — усмехнулся Дмитрий. — Но всякое бывало, да, у меня для этого специальный зачарованный мешок есть. Не всегда голову, иногда довольствуются рукой, если на ней есть особая примета, или каким-то предметом. Обычно еще и документы прихватываю, если они есть. Они не все обременены паспортами.

— Значит, у вас и топорик при себе имеется? Голову отделять.

— Топор в любом путешествии полезная вещь.

— Хотела бы я на это посмотреть, — рассеянно проговорила она и задумчиво склонила голову набок, глядя перед собой.

— На что?

— На то, как вы готовите этакий отчет, — пояснила девушка, неопределенно взмахнув рукой — не то охватила пространство перед собой, не то примерилась воображаемым топором к воображаемой шее. — Мне кажется, вы слишком щепетильны для такого.

— Вам кажется, — пробормотал Дмитрий, в который раз пытаясь убедить себя, что это не его дело и не стоит лезть в чужие странности. Но госпожа Набель с подобными рассуждениями впечатляла его гораздо сильнее, чем мамонты, поэтому он не выдержал: — А вы, мне кажется, уж слишком спокойно относитесь к подобным вещам.

Анна искоса бросила на него непонятный, пробирающий взгляд и ответила:

— Мне было семнадцать, когда началась война. Через два года заболел и умер отец, и я заняла его место. Так что — вам тоже кажется, — она смягчила слова улыбкой, но на это Косоруков не обратил внимания.

Продолжать разговор Дмитрий не стал, но решил попытать счастья и расспросить вечером Милохина. Не о госпоже Набель, не очень-то это достойно — обсуждать за глаза девушку, но о войне и о том, как она обошлась с этим городом. Никаких разрушений он не наблюдал, значит, в городе боев не было, но упоминание множества трупов в окрестностях, оставшихся с войны, говорило о многом. Не могли чиньцы проигнорировать это место: неподалеку удобный участок Клубнички, где можно наладить переправу, да и золотой прииск — лакомый кусок, пусть и небольшой.

Распрощались они все на той же центральной площади, и Анна зашагала в управу. Во-первых, она жила в том же здании на третьем этаже, куда вела отдельная лестница из зеленого заднего дворика, в который, в свою очередь, ближе всего было пройти сквозь здание. А во-вторых, стоило узнать, не случилось ли чего-нибудь в ее отсутствие. Серьезного — вряд ли, иначе бы ее нашли, но какие-то прошения и письма исключать не стоило. Завтра она планировала уехать на целый день, и перед этим стоило все проверить.

А Дмитрий, немного постояв и проводив девушку взглядом, двинулся дальше, мимо "Мамонтовой горки". Сидеть в трактире не хотелось, спать — тоже, поэтому он предпочел пройтись и осмотреться. Лучше бы, конечно, продолжить расследование, но он пока не знал, за что можно взяться в городе. А ехать на прииск на ночь глядя, когда в округе полно упырей… Он не был трусом, но зачем рисковать попусту? Две недели это дело лежало и ждало расследования, еще один вечер ничего не изменит.

В трактире он уже был и все, что трактирщик считал нужным сообщить по делу, узнал. Поговорить с завсегдатаями? Не факт, что они станут откровенничать, а даже если и станут после бутылки, вряд ли расскажут что-то полезное. Судя по всему, с малознакомыми людьми Шалюков не откровенничал, а близких знакомых не имел. И не пил, так что рассчитывать на пьяные откровения не приходилось.

То же касалось и борделя. Обычно в такие места стекалась масса сведений, полезных и совершенно не нужных, но вряд ли там могли что-то знать о человеке, ни разу этот самый бордель не посетившем.

Церковь?..

Дмитрий, уже миновавший ее, обернулся и вгляделся в золотые купола, залитые розовым закатным светом. Трактирщик упоминал, что в день перед смертью Шалюков посещал службу, значит, человеком был верующим. Конечно, набожность плохо сочеталась с остальным портретом покойника, но почему бы не проверить. Вдруг Шалюков так переволновался, что побежал исповедоваться местному священнику, как его? Отцу Алексию?

И хотя в принятом решении Дмитрий сомневался, но развернулся и двинулся обратно, к церкви. Только пройти решил не по нагретой каменной мостовой, а под сенью деревьев. Позади церкви, отделенное невысокой оградой, уютно устроилось старое кладбище, утопающее в тени древесных крон. Миновав небольшую калитку, Косоруков нырнул в приятную, сумрачную прохладу.

Кладбище оказалось тихим, очень чистым и ухоженным — не до холодной безликости, а таким… правильно чистым, по-парковому. Старые надгробия местами покрывал густой мох, многие могилы просели, но расположены были аккуратно, как по линеечке, а мощеные дорожки — чисто выметены. На могилах густо росли какие-то мелкие бледные цветочки, которые здорово уступали в яркости традиционным погребальным венкам, но смотрелись как-то… уютно, что ли? Дмитрий и сам себе не верил, но слово это подходило идеально. Ко всему кладбищу.

Здесь царили покой и умиротворение, и вид этот так сильно противоречил словам о рыскающих в округе упырях, что опять возникла мысль о некой незримой границе, словно в сказке. Как там было?.. Явь, Навь и Правь? Человек городской, образованный, деревенскими суевериями и старыми верованиями Косоруков не интересовался и только посмеивался над их наивностью. А в городке со странным названием Шналь все эти сказки казались удивительно близкими и правдивыми, и Дмитрий немного досадовал на себя, что плохо знаком со всем этим фольклором.