Самый лучший вечер

24

«Что ж, день выдался удачным, как никогда…» – с этой мыслью Гнедич надел сначала обручальное кольцо и затем стал натягивать брюки. Его любовница Агриппина, лежа на кровати, лениво смотрела на него.

– О чем ты думаешь, милый? – спросила она, хотя это было, пожалуй, последнее, что ее интересовало в любовнике.

– О делах, душа моя, о делах, – с расстановкой ответил банкир. Теперь он возился с запонками, застегивая рукава рубашки. – Как ты полагаешь, два венка лучше, чем один?

Агриппина недоуменно приоткрыла рот.

Вообще-то сия дамочка прежде терпеть не могла свое имя и считала родителей, назвавших ее так в честь бабушки-крестьянки, недалекими болванами, олухами и просто неудачниками. Но от Гнедича, который, помимо экономического, сподобился получить еще два высших образования, она как-то узнала, что Агриппиной звали мать римского императора Нерона, известную своим коварством и властолюбием. С тех пор всем интересующимся Агриппина говорила, что ее назвали в честь римской императрицы, и чувствовала себя при этом превосходно. В самом деле, разве какая-нибудь Маша или Анюта могла похвастаться чем-то подобным? А то, что любовником Агриппины был сам Гнедич, только прибавляло ей веса в кругах московского бомонда.

– Ты о чем? – спросила она у банкира, подозрительно глядя на него. – Какие еще венки?

– Я имею в виду, на похороны, – спокойно объяснил тот.

Агриппина позеленела от возмущения. Нет, вот все мужики такие! Она-то расстаралась, ублажила его по полной программе, а о чем думает Гнедич? Нет чтобы подарить ей квартирку про запас или ожерелье бриллиантовое! Похороны, видите ли, его заботят!

– И охота тебе о всяких гадостях сейчас думать! – сердито сказала она, перекатываясь на живот.

Но Гнедич только улыбнулся. Он чувствовал себя великолепно, и даже застарелая язва, которую банкир нажил вместе с состоянием, на время перестала ныть.

– Такой был человек все-таки, – проговорил он, качая головой, и улыбнулся. Мысль, что именно он будет хоронить ненавистного Пономарева, а не наоборот, доставляла ему невиданное наслаждение, и Гнедич, не торопясь, смаковал ее, рассматривая со всех сторон. – С другой стороны, нынче все так дорого… – Банкир притворно вздохнул. – Нет, одного венка с него хватит, – сказал он наконец решительно и надел пиджак.

Как удачно все получилось – и то, что Свиридов оказался поблизости, и то, что подозрения падают именно на него… Может, списать Алексею хотя бы часть долга за невольное сообщничество? Небольшую, конечно. Хотя за что? Он же ничего, ровным счетом ничего не сделал! Да еще и небось рассчитывал втихаря просить у Антона помощи против него, Гнедича. Нет уж, господину Свиридову он, Гнедич, так этого не простит. Завтра же потребует возврата долга, да с процентиками, с процентиками…

Банкир вновь улыбнулся, а Агриппина недовольно поджала губы. По выражению лица Гнедича она поняла, что ей не удастся сегодня вытянуть из него деньги, и про себя пожелала любовнику провалиться в тартарары или куда-нибудь еще, а вслух напомнила:

– Ты забыл галстук.

Гнедич опять улыбнулся. Агриппина, как была безо всего, сползла с кровати и, встав перед банкиром, который был на полголовы ниже ее, стала завязывать ему галстук.

На другом конце квартиры охранники банкира скучали возле встроенного лифта.

– Долго еще? – с тоской буркнул один из них, жилистый малый с редкими светлыми волосами, и поглядел на часы.

Напарник тронул его за плечо. Лифт в мгновение пришел в движение – кто-то вызвал его снизу.

– Витек, что ли? – удивился жилистый и взялся за рацию. – Эй, Витек, в чем дело? Лифт ты вызвал?

– Для босса срочное сообщение, – ответил Витек. – Только что привезли.

Голос его звучал как-то сдавленно, и, на свою беду, жилистый не обратил на это внимания.

– Лады, – отозвался он и отключился.

Дверцы лифта разъехались. В кабине стоял Витек, подняв руки, а за его спиной с пистолетом в руке держался человек, которого охранники Гнедича меньше всего ожидали здесь увидеть.

В следующее мгновение входная дверь квартиры, хоть и была бронированной, разлетелась на мелкие куски. Люди, показавшиеся на пороге в облаке взрыва, не стали тратить время на церемонии и тотчас же открыли огонь…

Звуки выстрелов донеслись до Гнедича, находившегося в дальней спальне, и он замер.

– Что там такое? – спросила Агриппина капризно.

Но у банкира не было никакого желания объяснять этой идиотке, что именно здесь происходит. С поразительной для его комплекции скоростью он рванул к столу, в котором хранился пистолет, но не успел даже вытащить оружие из ящика. Дверь распахнулась, и тень, ворвавшаяся в комнату, – именно тень, потому что у нее были шалые и безумные глаза Антона Пономарева, – трижды выстрелила в Гнедича. Банкир захрипел и осел на ковер.

– А-а-а! – пронзительно завизжала Агриппина.

Тень обернулась и, почти не целясь, несколько раз выстрелила на звук. Молодая женщина упала возле кровати, но стрелявший не обратил на нее никакого внимания. Он достал из кармана обойму и профессиональными, уверенными движениями перезарядил оружие. Стрельба в квартире к тому моменту уже стихла.

Гнедич корчился на ковре, пытаясь подняться. Убийца подошел к нему, без всякой жалости глядя на него сверху вниз.

– Ты?! – пролепетал банкир, с ужасом глядя на него. – Не может быть… Не может!

– Прощай, Яша, – мягко ответствовал Антон. – Не поминай лихом.

После чего он еще пять раз выстрелил в банкира в упор, и Гнедич застыл бесформенной окровавленной грудой. Кто-то заглянул в комнату. Это был врач, который увозил тело якобы убитого Антона из квартиры Свиридовых, только сейчас у него в руке был короткоствольный автомат.

– Все? – спросил он. – Теперь уходим.

Антон шмыгнул носом и повернулся к двери. Врач собирался выйти, но краем глаза успел отметить, что раздетая женщина, распростертая возле кровати, еще подает признаки жизни. Он неодобрительно покачал головой и выстрелил в нее, после чего Агриппина стихла – навсегда.