Стая Тамерлана

Глава 8

Девки были аппетитные, не хуже Светки с подругами. «Нет, эти лучше», — определил Ленька и ухватил ближайшую за скользкую в колготках ляжку. Не встретив отпора, его рука пробралась под юбку, достигла края резинки и потянула ее вниз.

— Полегче, милый, полегче. Лучше налей шампанского. И себе тоже, — красавица накрыла его руку потной ладошкой, но не отвела.

— А что мне за это будет?

— Ишь ты, хищнюга. Постелька тебе будет, хочешь?

— А то! Тебе сколько, литр?

— Ванну, ха-ха-ха!

Наливая, Ленька реально представил, будто имеет деваху в ванне с шампанским, и расплескал половину вина.

— Как тебя звать?

— Неля.

— Хорошее имя. А где ты живешь, Неля?

— Любопытной Варваре нос оторвали… зачем тебе?

— Скажи… сватов пришлю.

— Ну ладно, раз так, скажу. Улица Молодежная, дом пять.

— А квартира?

— Зачем тебе?

— В натуре, свататься приду. Понравилась ты мне… и телефон свой запиши.

— Ишь, ты! Еще проверить надо твою сваталку.

— Эй, бабы, перестаньте лапать, в сортир хочу! — во весь голос заорал Махонин.

Как-то быстро они, пренебрегая указанием Соболя, набрались после экскурсии в собачник. Причиной тому явились то ли изобилие женских прелестей, то ли настойчивость тамады, произнесшего три подряд тоста, за которые грех было не выпить до дна. Или же на не страдающие излишней впечатлительностью души так подействовал вид страшной тамерлановой стаи?

Шестернев, весь длинный вечер купающийся в счастье от близости к Соболю, отрубился первым и уснул поперек стула. Брюхом он лежал на сидении, ноги покоились на полу, а голова устроилась на соседнем стуле. Остальные еще держались. Освобожденный на время от своих обязанностей Резков ухватил по девахе под каждую руку и повел их, как он сам выразился, «в апартаменты».* * *

На обратном пути из туалета затылок Махонина взорвался от удара по нему чем-то мягким и тяжелым.

В апартаментах девчонки куда-то исчезли, а на Резкова навалились трое, заткнули рот и связали.

Леньку Гридина оторвали от Нельки, сославшись на то, что его зовет брат по срочному делу.

Спящего Шестернева вынесли за руки и ноги.

Городское начальство уехало весьма довольное собой и гостеприимством хозяев ресторана.

На этом юбилей «Свечи» закончился. * * *

Голоса тихо лились из маленького динамика. Мурад Сафаров, устроив подбородок на руках и вытянув губы трубочкой, слушал их с плотским удовольствием музыкального гурмана, вкушающего новейший опус любимого композитора. Диктофон замолк, Мурад чмокнул губами и выключил аппарат.

В управлении полковник Кушторин, прочтя перевод записи, только головой покачал:

— Нет слов, нет слов! Одно могу сказать — ты гений, просто гений сыска. Такой канал раскрыть! Удача, которая случается раз в жизни!

Этот, направленный из Москвы для координации работы с узбекскими правоохранительными органам полковник, являл собой пример чрезвычайно симпатичного человека. Мягкое, улыбчивое лицо. Умение выслушать собеседника и посочувствовать ему, когда он того заслуживал. Помочь. И не просто на словах, но и на деле. Мурад испытал это на себе.

— Очень, очень здорово, — продолжал Кушторин. — Осталось проследить груз до получателя, внести маршрут, так сказать, в протокол и смело в прокуратуру.

— Но мы ведь не знаем, кто этим командует там, в России, — охладил пыл коллеги Сафаров.

— Вот! Вот именно, Мурад Усматович! Принципиальный вопрос. Иначе дело не будет завершено. Но, этот поезд… а вдруг выгрузка происходит раньше? Или еще что? Эти… твои голоса, не раскрывают всего… и тогда снова мимо? Отсюда все полностью разматывать… эх, тяжеловато будет.

— Правильно, Александр Васильевич. Надо отправить своего человека с составом, можно под видом охранника. Дай-ка телефон.

Трубка утонула в пухлой ладони Сафарова. Из уважения, при Кушторине он старался говорить на русском и переходил на родной, лишь когда собеседник не был силен в языках.

— Да, груз сопровождает наше подразделение охраны. Ташкентское, — возвращая аппарат, сообщил он.

— Значит, внедрять надо кого-то из местных.

— Конечно. Меня!

— Ну, зачем же? Нет, нет. Ты здесь нужен. У тебя что, подчиненных нет, кому доверяешь полностью? Или доложи начальству, оно само выберет кого-нибудь. Смелый парень нужен, кто рискнуть не побоится, не растеряется, если что. Опасно все-таки, ох, как опасно. Вдруг раскроют его? Об этом подумал?

— Вот именно!

— Да, если попадется — живым не вернется. Ни одного шанса. Потеряем человека. Настоящий храбрец нужен!

— А я что, рисковать не соглашаюсь, по-твоему?

— Ты неправильно понял, в тебе я не сомневаюсь. Но ты здесь больше пригодишься. У тебя что, молодых и смелых парней нет?

Чем аргументированнее Кушторин отговаривал Мурада, тем больше крепло у того убеждение — за партией сырья для наркотиков должен проследить только он и никто другой. Тем более что в этом замешан Якубов. * * *

Дорога была длинной. Товарняк — не пассажирский экспресс, особенно с грузом хлопчатобумажной ткани. Задержки на полустанках, отставание от графика в пути и бесконечные версты, протянувшиеся по степям и пустыням, лесам и горам, то под жарким, как мартеновская печь солнцем, то в сени рассыпанных по небесному ковру недоступных звезд. Однообразный перестук колес, станционные запахи, повсюду одинаковые, будто смешанные в одной посуде, и вынужденное безделье настраивали на воспоминания. Они лезли в голову Мурада бессистемно, как им самим заблагорассудится. Да, самое время покопаться в себе. Занятие, возможно, не из самых приятных, и уж точно бесполезное. Но что делать? Уже за сорок. На висках первые блестки седины. А жизни словно не было. Жена умерла при вторых родах вместе с нерожденной дочерью. Единственный сын, Самат, воспитывается в семье младшей сестры. Когда все случилось, Мурад работал в Карши, и частые командировки, без которых тогда он не мог обойтись, — такая работа, не способствовали педагогическим экзерсисам. Сыну семнадцать скоро. Здоровый парень, в отца, вернее в их род, Сафаровых. За редким исключением мужские представители Сафаровых отличались дородностью, покатыми плечами, широким, почти женским тазом, крупными руками и ногами. И при этом выделялись большой, прямо таки, медвежьей силой. И дед, и отец его, и братья отца не раз завоевывали победы в состязаниях по национальной борьбе и в других спорах пехлеванов…

Рельсы, сопротивляясь тяжести железных колес, все тянули непритязательную ритмичную мелодию, понуждая упрямую память нестись обратно, вспять.

«За-ре-ма, За-ре-ма», — скандировали они.

Он встретил Зарему на центральном рынке. Оба они покупали зелень у одного продавца. Одного из сотни. Случайное знакомство. Студентка факультета психологии Ташкентского университета и не первой молодости служитель Фемиды. Но искра пролетела. Их глаза встретились и выстрелили друг в друга сигналом, закодированным миллионы лет назад прапредками всех земных тварей. Такое случается раз в жизни. Только раз.

«За-ре-ма, За-ре-ма».

Не было у них судьбы. Она — родственница члена правительства Якубова. Дальняя, но все же. Он — вполне ординарный человек, не добившийся в жизни больших высот. Стали встречаться.

Пролетело два месяца…

В чайной его обступила группа молодых людей.

— Я - брат Заремы, — представился один из юнцов.

— Очень приятно, присаживайтесь, места всем хватит, — ответил Мурад.

Юнец взял со стола пиалу с чаем и плеснул в лицо Сафарову. Щеку словно опалило — чай только принесли. От ответной пощечины задира улетел под столик напротив. Спутники парня забрали и без лишних слов вышли.

Этим же вечером на Мурада напали. Почти у самого дома. Он был готов к чему-либо подобному, и отбиться сумел. Сколько их было, человек пять, семь? Ему тоже здорово досталось. Над левой бровью кожа содрана до кости — ударили кастетом, сильно болел правый бок — трещины двух ребер, как потом выяснилось. Были и другие травмы, мелкие, но болезненные. Да еще щека горит от ожога.

Покряхтывая, Сафаров поднялся в квартиру. Дверь открыта. Ничего не пропало, но все поломано и побито, словно толпа варваров прошлась. Заявлять не стал. Ничего, сами разберемся. Больничного Мурад не взял. Какой смысл в четырех стенах высиживать? Бровь заклеил, грудь туго перетянул на выдохе — заживет, не впервой. Щеку обработал мазью «Спасатель».

Прошло несколько дней. Неожиданно позвонил Салим Якубов. Сам! На работу. Хочет встретиться лично. Да, ради Аллаха. Вечером его наскоро прибранную квартиру посетила целая делегация, включающая и старшего брата Мурада — Керима Сафарова.

— Я бы не хотел, чтобы между нашими родами возникла вражда, — вежливо сказал Якубов. — Ко-гдато я знал вашего отца. Немного, но знал, и всегда уважал его, и вас уважаю тоже. Молодежь погорячилась, они приносят извинения. И им досталось — четверо в больнице, один из них в тяжелом состоянии. Не правы, конечно, они, на вас никакой вины нет. Наоборот, я их еще накажу. Сам накажу.

И далее в том же духе. Прощаясь, Якубов положил на охромевший журнальный столик бумажный сверток.

— Вам нанесен материальный и моральный ущерб. Возьмите это. Возьмите. Не обижайте меня, это в память о наших отцах.

Керим накрыл ладонью дернувшуюся к свертку руку брата…

«За-ре-ма, За-ре-ма», — твердил бесчувственный металл.

Не сказав о ней ни слова, Якубов ушел.

Керим, четверо детей, работа в министерстве торговли, долго уговаривал брата вести себя разумно.

— Возьми деньги и успокойся. Не трогай их, этих пацанов. Он же из-за этого приходил. Ты пойми, он нас раздавит. Всех раздавит, если захочет, просто раздавит, и все. Нам еще повезло, что все так… сошло…

Да, конечно, им необыкновенно повезло. Вскоре Мурад узнал, что Зарема взяла академический от-пуск и уехала. От него и навсегда.

«За-ре-ма, За-ре-ма», — уносилось в пространство ее имя.

Долго Мурад думал: почему Якубов пожаловал сам, почему не прислал шестерок? Ну, в самом деле, не испугался же? Две недели думал. А потом ему передали на расследование дело об убийстве. Обвинялся некий Джафар Алтыбеков. Все произошло здесь, в Ташкенте. Алтыбеков прогуливался со среднеазиатской овчаркой. Ему повстречался другой собачник, владелец дога. У мужчин возник спор — чей пес сильнее, окончившийся стравливанием четвероногих. Не прошло и нескольких минут, как среднеазиат опрокинул дога и порвал тому горло. Шокированный гибелью любимца хозяин вылил на Алтыбекова потоки брани, применил физическую силу. В ответ тот спустил овчарку. Это было настоящее убийство. Поскольку все произошло днем в парке, свидетелей была масса.

И вот явился к Сафарову посланец от Якубова с просьбой:

— Джафар Алтыбеков — любимый племянник Салима Раджабовича, помочь надо, собака не его была, сама вырвалась, а у убитого нож в руке был.

— Свидетели там были, видели и слышали. Алтыбеков собаку натравил. А ножа вот никто не помнит. И потом еще труп ваш Джафар пинал. Люди и это видели.

— Что люди?!

И намекнул присланный на встречу недавнюю и принятые деньги в сумме значительно большей, нежели понесенные Мурадом убытки.