Автограф президента. Роман-воспоминание

Затем президент спросил, какие результаты в стрельбе показывал я и в каких соревнованиях мне доводилось участвовать. Я честно назвал свои лучшие результаты, и поскольку рекорды стрелкового клуба были на уровне нашего первого разряда, а я стрелял из короткоствольного оружия чуть лучше нормы кандидата в мастера, то мои результаты произвели на президента большое впечатление. Мне даже показалось, что он в какой-то миг пожалел о том, что обратился ко мне, так как почувствовал реальную угрозу установленным им рекордам. Но потом он, видимо, вспомнил, что я пятиборец, и подумал, что меня от стрельбы отвлекут другие виды, входящие в эту спортивную дисциплину. А может, мне это только показалось.

Я также сказал президенту, что однажды участвовал в чемпионате своей страны по стрельбе и занял тридцать восьмое место. Он посмотрел на меня с явным недоверием, причину которого я узнал несколько позже. У меня не было особых поводов хвастать своими спортивными достижениями. Больших высот я в спорте не добился, если не считать высотой мастерский норматив, но никогда к этому особенно и не стремился, поскольку всегда смотрел на спортивные занятия только через призму своей будущей профессиональной деятельности.

Но даже после весьма сдержанного описания моей спортивной карьеры президента так увлекла перспектива заполучить в свой клуб сильного спортсмена, что он с большой настойчивостью стал предлагать мне немедленно вступить в клуб, обещая оказать всяческое содействие и даже позаботиться об обязательных в подобных случаях рекомендациях.

Я тоже этого очень хотел, но, руководствуясь профессиональными соображениями, проявил сдержанность и уклончиво ответил, что не догадался привезти с собой инвентарь и поэтому затрудняюсь сразу дать определенный ответ.

Президент обещал помочь и в этом деле, заявив, что кое-какой инвентарь можно купить в местных магазинах, остальное выписать из Франции.

Я продолжал колебаться, и тогда президент пригласил меня после соревнований отобедать в его компании и продолжить разговор. Эта идея меня увлекла, и я согласился. Он был обрадован и на радостях предложил мне, если я, конечно, не против, принять участие в судействе. К его явному удовольствию, я принял и это предложение и очень быстро доказал, что в обществе «Динамо» мне не зря присвоили судейскую категорию. Квалифицированное судейство еще больше укрепило мою репутацию.

Все было превосходно, если не считать того, что меня несколько смутил энтузиазм, с которым президент предлагал вступить в клуб сотруднику советского посольства. Но потом я решил, что у меня еще будет время все обдумать, а пока надо принимать все как есть. В конце концов я ведь и сам искал возможность вступить в этот клуб.

После соревнований целая кавалькада машин отправилась на виллу президента. Среди приглашенных оказались спортивный директор клуба, казначей, несколько членов правления. Меня, конечно, больше интересовали не их общественные нагрузки, а занимаемое ими служебное положение в государственных и прочих учреждениях, но я не проявлял излишнего любопытства, резонно полагая, что со временем, когда я стану их одноклубником, они сами мне с удовольствием все расскажут.

Пока жены приглашенных помогали хозяйке накрывать на стол, не обращая никакого внимания на собственных детей, придумавших какую-то игру и, совсем как наши ребятишки, с воплями носившихся по дому и прилегающей к нему территории, мужчины уселись в кресла вокруг низенького столика и занялись преприятнейшим делом, которое в «свободном» мире получило название «аперитив».

Эта процедура сопровождается обычно неторопливой светской беседой и весьма заметно отличается от посиделок в каком-нибудь российском городке, потому что в руке у каждого собеседника не граненый стакан с водкой, а тонкий и высокий стакан с нарисованными парусниками или автомобилями в стиле «ретро», наполненный каким-нибудь сильно разбавленным напитком и кусочками льда, а сама беседа называется «дискуссией». Я запомнил это на всю оставшуюся жизнь после того, как однажды знакомый француз поправил меня, когда я предложил ему посидеть в баре и поболтать.

Он сказал так:

— Мишель, никогда не употребляй это слово! Болтать — это женское занятие, а мужчины всегда дискутируют!

Так вот, во время этой дискуссии казначей, оказавшийся, кстати, исполнительным директором крупного банка, спросил меня:

— Месье, а по какому контракту ООН вы здесь работаете?

Его вопрос несколько удивил меня, и я ответил, что я не международный чиновник, а сотрудник посольства.

— Прошу прощения, месье, — в свою очередь удивился казначей, — но почему же я вас тогда не знаю? Я регулярно бываю в вашем посольстве, знаю всех, кто там работает, но вас никогда не видел.

Эти слова не на шутку меня озадачили, и я стал лихорадочно соображать, как это ему удается без ведома офицера безопасности регулярно бывать в нашем посольстве, да еще всех там знать? Не найдя удовлетворительного ответа, я решил уточнить.

— А какое посольство вы имеете в виду?

Теперь снова пришла очередь удивляться казначею. Со свойственной некоторым французам экспансивностью он всплеснул руками и ответил:

— Как это какое? Разумеется — итальянское!

И тут я сообразил, почему президента удивило, что я с почти мастерским результатом занял только тридцать восьмое место в первенстве моей страны. Он-то тоже, видимо, имел в виду Италию, а там с моим результатом я наверняка занял бы более высокое место.

Все на какое-то время отвлеклись от аперитива и прислушивались к нашей беседе. Когда я ответил, что не имею никакого отношения к итальянскому посольству, потому как зовут меня Михаил Вдовин и я являюсь сотрудником Посольства СССР, возникла немая сцена наподобие той, которой кончается спектакль «Ревизор». Причем мои собеседники исполнили ее так, что им могли бы позавидовать не только провинциальные актеры, но и корифеи знаменитого Малого театра.

Спортивный директор оказался наиболее эмоционально устойчивым человеком, за что, очевидно, и был избран на этот высокий пост. Он первым оправился от шока и, посмотрев на ошарашенного президента, который все еще сидел в позе почтмейстера из гоголевской пьесы, спросил:

— Серж, кого ты к нам привел?

Этот вопрос снял всеобщее оцепенение, и все дружно расхохотались. Надо отдать должное французам: они умеют с достоинством выходить из деликатных ситуаций. Во время обеда только и было разговоров об этом «недоразумении», причем все они дружно утверждали, что приняли меня за итальянца, потому что я говорю по-французски с итальянским акцентом. Как это произошло, я и сам не знаю, это целиком на совести преподавателей, которые учили меня иностранным языкам сначала в университете, а потом в упомянутом мной малоизвестном учебном заведении.

Эта небольшая накладка не испортила наших отношений. Президент оказался человеком слова и пробил мое вступление в клуб, хотя это был, конечно, своего рода беспрецедентный случай.

Вскоре я стал довольно популярным человеком среди французов, чему во многом способствовали мои спортивные достижения не только в стрельбе из пистолета, но и по всей программе современного пятиборья. Многие из них стали считать за честь называть меня в числе своих друзей.

Я, однако, был очень разборчив и по-настоящему «подружился» только с одним. На него я обратил внимание еще на обеде у президента, хотя он и не входил в руководство клуба, и не пожалел об этом, потому что он являлся советником в местной контрразведке. Конечно, мы не афишировали нашу дружбу, более того, сделали все от нас зависящее, чтобы о ней никто не знал, но от этого наши редкие встречи не стали менее эффективными. Во всяком случае, он очень дорожил нашей дружбой и, чтобы ей ничто не повредило, оберегал меня от излишней назойливости некоторых моих знакомых, своевременно предупреждая меня о том, кто из них связан с контрразведкой.

Его дружеские советы помогли мне, да и многим моим товарищам избежать крупных неприятностей…

Но вернемся к любителям легкой наживы. Уяснив, как я уже сказал, для себя цель их поездки, я свернул с дороги, ведущей к центру, сделал небольшой крюк и через несколько минут подъехал к зданию Генерального консульства СССР.

Я на всю жизнь запомнил выражение их лиц, когда я остановил машину и на чистейшем русском языке предложил им следовать за мной.

Генеральный консул был на месте. Мы не стали тратить время на воспитательную беседу, резонно полагая, что этим лучше заняться в Советском Союзе, а просто предложили им разгрузить свои сумочки с флажками и показать, что именно они собирались обменять на валюту.

Убедившись, что их намерения не были пустой болтовней, генеральный консул вызвал капитана и вручил ему письменное уведомление о задержании двух членов его экипажа, самовольно вышедших в город с целью совершить незаконную валютную сделку в крупных размерах. Капитан пообещал немедленно сообщить об их проступке в пароходство, не отпускать больше на берег, а по прибытии в первый советский порт списать с судна. Дальнейшая процедура входила в компетенцию соответствующих правоохранительных органов.

Эта мера может показаться чересчур крутой, но мы отдавали себе отчет в том, что, если бы не моя любезность, эти деятели совершили бы тяжкое уголовное преступление и в случае задержания на таможне им пришлось бы надолго сменить корабельную каюту на тюремный барак…

Вообще в моей практике довольно часто случались различного рода происшествия с советскими моряками.

Однажды ночью мне позвонил дежурный по посольству и «обрадовал», сообщив, что два наших моряка арестованы полицией порта за кражу.

А дело это происходило в одной развивающейся стране, которой мы оказывали большую и бескорыстную помощь. В числе самого разнообразного оборудования, поступавшего из СССР, были и самосвалы марки «МАЗ». Не знаю, как сейчас, но в ту пору заботливые минские автомобилестроители устанавливали на бамперах своих самосвалов по две желтые фары. Вот за этими-то фарами, прихватив с собой соответствующий слесарный инструмент, и отправились два члена экипажа судна, доставившего в порт эти самые самосвалы. Приглядели они фары еще во время плавания к берегам развивающейся страны, но снять постеснялись, потому что на разгрузке всегда присутствовал представитель «Автоэкспорта» и чиновники соответствующих местных учреждений.

Стоянка, где после разгрузки находились самосвалы, естественно, охранялась, и похитителей задержали на месте преступления.

Приехав в полицию порта, я выяснил, за что и при каких обстоятельствах были арестованы наши моряки, и потребовал с ними встречи. Независимо от их проступка, они оставались советскими гражданами, и моя прямая обязанность заключалась в том, чтобы защищать их права и интересы.

Привели задержанных. Один из них оказался старшим помощником капитана, второй — механиком теплохода. Это были солидные пятидесятилетние люди. Более того, механик, как потом выяснилось, вообще оказался весьма заслуженным человеком, бывшим подпольщиком, орденоносцем, депутатом и почетным гражданином столицы одной из союзных республик.