Автограф президента. Роман-воспоминание

Глава 14

Теоретики от разведки во многих странах давно и без особого успеха ведут, на мой взгляд, схоластический спор: что такое разведка — ремесло или искусство?

Бывший директор ЦРУ Аллен Даллес, видимо, придерживался второй точки зрения, потому что даже собственную книгу назвал «Искусство разведки».

Я не теоретик, я практик, хотя некоторые размышления о теории того дела, которому я посвятил жизнь, мне тоже не чужды, поэтому и я позволяю себе иногда порассуждать на эту тему.

Все познается в сравнении, и я сравнил бы разведку с некоторыми другими видами человеческой деятельности, например с театром, изготовлением изделий из стекла или футболом. Подобные сравнения могут показаться некорректными, но у каждого из названных мной таких, казалось бы, непохожих друг на друга занятий есть, тем не менее, нечто общее: на уровне провинциального театра, производства бутылок или граненых стаканов, заводской футбольной команды, то есть на низких ступенях профессионализма — это ремесло, и оно остается ремеслом и на более высоком уровне, пока за дело не возьмется талантливый актер, стеклодув или футболист и не сотворит незабываемый образ, великолепную вазу или фантастическую игру, от которой придут в восторг тысячи и даже миллионы людей. Вот тогда любое ремесло превращается в образец высокого искусства.

Так и в разведке. Каждая операция, любое даже самое сложное мероприятие кажется сложным только непосвященному в секреты данной профессии человеку. В действительности оно, подобно мозаике, состоит из набора стандартных элементов, каждый из которых подробно описан в учебниках и хорошо известен как начинающему разведчику, так и едва ли не любому гражданину, для которого разведка является предметом праздного интереса или любопытства. Но вот за дело берется настоящий профессионал и создает шедевр, который входит в золотой фонд разведки, становится своего рода реликвией, будоража воображение современников и исследователей, независимо от того, являлся ли разведчик их соотечественником или находился в стане врага.

И, может быть, именно потому, что во все времена были великие разведчики, продемонстрировавшие неподражаемые образцы разведывательного искусства, не иссякает интерес со стороны общественности к одной из самых древних и уважаемых профессий на Земле.

Чем выше мастерство разведчика, тем на большее число отдельных элементов он способен раздробить любое мероприятие, тем красивее получится у него мозаика, составленная из этих элементов, тем неповторимее будет ее рисунок, а значит, тем труднее будет противнику постичь все тонкости его замысла и выявить приемы, с помощью которых этот замысел будет исполнен. Умение разделить целое на части, а затем из частей сотворить новое целое — едва ли не главное в профессии разведчика…

Вот и предстоявшая мне операция была разложена нами на составные элементы. Схема ее проведения отличалась предельной простотой: войти в ресторан, встретиться там с Диком, взять у него документы, выйти из ресторана и доставить их в посольство. Самым легким в этой схеме был вход в ресторан, самым трудным — выход из него, все остальное было несколько труднее входа и несколько легче выхода.

Безусловно, я никогда бы не сумел осуществить все задуманное в одиночку. В этой операции, как и на всех других этапах «Контакта», я нуждался в помощи моих товарищей. Но если раньше я всегда мог на нее рассчитывать, то в этот раз все обстояло значительно сложнее: мне предстояло идти в ресторан одному, потому что никто из моих товарищей при всем желании помочь мне не мог. Уже с самого утра многие сотрудники нашего посольства и некоторых других учреждений находились под плотным наблюдением. Кроме того, мы не сомневались, что весь квартал, где находился ресторан «Карпаты», наверняка будут контролировать люди Бодена, и даже случайное появление там кого-либо из советских граждан могло привести к срыву всей операции и вызвать немедленные ответные меры со стороны контрразведки.

Этот понятный любому здравомыслящему человеку вывод подсказывал и не менее понятное решение: привлечь к участию в операции кого-либо из не советских граждан, то есть иностранцев. Но кого? И где их взять? Ведь такой человек неизбежно станет объектом преследований со стороны контрразведки, а в подобных случаях она не очень-то церемонилась в выборе средств. К тому же должна быть абсолютная уверенность в надежности этого иностранца, а абсолютная уверенность — вещь в нашем деле чрезвычайно редкая, и найти абсолютно надежного иностранца очень даже непросто. А если учесть, что нам был нужен не один такой иностранец, а несколько, то сложность задачи возрастала многократно.

Но нам удалось решить все эти проблемы, и решить весьма оригинально. Поэтому, когда я в девять с четвертью подъехал к ресторану «Карпаты», за исход операции я был относительно спокоен. Относительность же эта объяснялась тем, что в таких делах в любой момент может произойти любая неожиданность. И как тут быть абсолютно спокойным, тем более что ждет тебя не свидание с любимой женщиной, хотя и там может найтись повод для волнения, а встреча с представителем Центрального разведывательного управления, наделенным чрезвычайными полномочиями.

Я строил догадки, как бы поступили Палмер и Боден, если бы знали наши планы на сегодняшний вечер? Отказались бы от встречи со мной, а вместо нее организовали бы какую-нибудь провокацию и начали шумную антисоветскую кампанию в средствах массовой информации? Или с треском выдворили бы меня из страны? А может, пошли бы на мой арест? Или организовали бы похищение? Любой из этих вариантов был возможен, не исключался он и сегодня, хотя для этого совсем не обязательно было приглашать меня в ресторан!

Как ни странно, но сегодня вечером ресторан «Карпаты» был для меня наиболее безопасным местом. И не только потому, что там было многолюдно, а потому, что среди этого многолюдья был всего один, но весьма могущественный человек, на которого я очень рассчитывал.

Перед тем, как выйти из «вольво», я мысленно попрощался с прекрасным изделием шведских автомобилестроителей, верой и правдой прослужившим мне почти три года. Если все пройдет благополучно, а не верить в это я просто не имел права, мне больше не придется сесть за руль этой машины, да и вряд ли я увижу ее снова.

Захлопнув дверцу, я, не оглядываясь, прошел в ресторан, нисколько не сомневаясь, что не пройдет и минуты, как люди Бодена сделают так, чтобы моя машина не могла без их ведома и согласия тронуться с места. Конечно, они не станут резать покрышки или выводить из строя мотор, это грубо да и ни к чему, ибо при благополучном (для них!) исходе встречи я должен спокойно уехать домой, не заподозрив их ни в чем предосудительном. Они просто на время заблокируют мою машину, чтобы я не мог ею воспользоваться и неожиданно уехать.

Войдя в ресторан, я на несколько секунд задержался у зеркала, чтобы привести себя в порядок, и при этом бросил взгляд на находившийся справа от него светильник. Одна из лампочек не горела, и это означало, что обстановка в ресторане полностью соответствовала условиям, необходимым для успешного проведения операции. Зафиксировав для себя этот факт, я поправил прическу, галстук и прошел в зал.

Первым человеком, которого я заметил, прежде чем ко мне подошел метрдотель, был сидевший недалеко от входа солидный господин с пышной шевелюрой седых волос и смуглым, выразительным лицом, в черном костюме с бабочкой.

Он скользнул по мне безразличным взглядом, и мы лишь на какой-то миг встретились с ним глазами, но этого было достаточно, чтобы я окончательно успокоился. Я никогда раньше не встречался с этим человеком и тем не менее сразу узнал его. Узнал по приметам, по фотографии, а еще по тому, что сегодня только он мог сидеть на том месте, где он сидел.

Он возглавлял региональную службу безопасности закордонных частей Организации украинских националистов, и звали его Терри Сердюк. Прежде чем занять этот высокий пост, он проделал непростой путь, начавшийся еще в сорок седьмом году. Именно тогда студент Львовского университета Тарас Сердюк узнал, что пришедшие на хутор, где жила его семья, чекисты и «ястребки» обвинили его отца в пособничестве бандитам, вывели его из хаты и расстреляли на глазах у жены и малолетних детей. Сердюк съездил на хутор, лично выяснил все обстоятельства смерти отца, после чего ушел в лес. Вскоре он примкнул к банде Ворона и сам стал бандитом по кличке Юрко.

Он рвался принять участие в бандитских вылазках, чтобы отомстить за гибель своего отца, но Ворон рассудил, что молодой, образованный парень, не одичавший еще от длительного пребывания в лесу, хорошо знавший Львов, принесет больше пользы в качестве связного и разведчика.

Так Юрко стал сотрудником оуновской «безпеки».

Однажды, отправившись вместе с двумя бандитами в город, он наскочил на чекистскую засаду. В короткой, но ожесточенной перестрелке оба попутчика Юрко были убиты, а сам он был ранен и схвачен чекистами. На допросе Юрко наотрез отказался отвечать на любые вопросы, приготовившись принять мученическую смерть, и вот тогда ему сказали, что он совершил глупость, бросив университет и уйдя к бандитам: его отца убили не чекисты, а переодетые боевики из банды Ворона, выдававшие себя за чекистов, и убили не за пособничество бандитам, а за отказ снабжать банду продовольствием и доносить на своих односельчан.

Юрко не поверил чекистам, но ему сообщили кое-какие детали и посоветовали вернуться в банду и самому во всем разобраться. Одновременно оказали ему медицинскую помощь и предложили, в случае, если он убедится в правоте чекистов, не предпринимать никаких самостоятельных шагов, чтобы покарать убийц своего отца, а при очередном выходе во Львов дать о себе знать.

Так Юрко снова стал Тарасом Сердюком.

Вскоре в Закарпатье прибыл закордонный эмиссар ОУН, и Сердюк по заданию националистического подполья стал его проводником и телохранителем. Благодаря его «заботам», а вернее, при содействии чекистов, эмиссар успешно выполнил возложенную на него миссию и, возвращаясь за кордон, в знак благодарности захватил с собой и Юрко.

В сорок восьмом году Сердюк оказался в ФРГ, потом не столько по заданию ОУН, сколько по рекомендации чекистов работал в других странах, детально освещая деятельность украинских буржуазных националистов. Шли годы, и Сердюк, обремененный работой на ОУН и на КГБ и по этой причине не имевший ни жены, ни детей, загрустил по своей родной Украине, где проживали его братья, сестры и другие родственники. Руководство разведки удовлетворило его просьбу о возвращении на Родину, где планировалось его участие в крупном пропагандистском мероприятии по разоблачению антисоветской деятельности украинских буржуазных националистов, находившихся на содержании ЦРУ и других западных секретных служб. Перед отъездом в Советский Союз Сердюку предложили выехать в страну, где американская разведка принуждала неведомого ему Михаила Вдовина остаться на Западе, и помочь ему с честью выйти из этого сложного положения.