Я (не) жертва

К воротам подъезжали под «Кольщика», чем очень впечатлили куривших возле ворот работников колонии.

Еще минут двадцать пришлось доказывать, что я не верблюд прежде, чем меня пропустили на территорию и проводили на конференцию, если это можно назвать именно так. Хвала богам, та еще не началась, мэр задерживался, а без него высокое тюремное начальство естественно говорить опасалось, и оттого все томились в общей зале.

В какой-то момент к начальнику колонии подошел мужчина в форме, что-то сказал ему на ухо, и тот даже в лице изменился. Побагровел весь, усы задергались.

Нам объявили, что у нас есть время все здесь как следует осмотреть.

Честно говоря, колония приятных чувств у меня точно не вызывала. И на это были особые причины. Хотя, что греха таить, вряд ли в целом мире найдется хоть один человек, кому это место покажется светлым и милым. И все же у меня оно, помимо прочего, вызывало еще и страх.

Страх был сродни тянущей боли внизу живота, он обволакивал и давил, заставляя сердце биться быстрее обычного.

Кое-как я смогла взять себя в руки, и тогда оказалось, что в актовом зале, ну или как тут это называется, я осталась совсем одна. С трудом отыскав дрейфующую кучку журналистов, которым, в отличие от обычных людей, тюрьма казалась чуть ли не аттракционом, я наконец смогла выдохнуть спокойно.

Никто не тыкал в меня пальцем, не кричал «держи ее», не пытался заковать в наручники. По большому счету всем было плевать не только на меня, но и вообще на всех и вся. Когда мы прошли несколько извилистых коридоров, шедший впереди мужчина в форме обернулся и строго произнес:

– Сейчас осужденные с прогулки будут возвращаться – всем встать по левую сторону. В глаза не смотреть. И вообще вести себя тихо. Фотографировать строго запрещено. Нарушители сразу покинут заведение. Всем все ясно?

– А они опасные что ли? – испуганно спросила какая-то молоденькая девчонка, по виду лет семнадцати.

– А вы куда ехали? – удивленно спросил он.

– Вы девушка не на курорт приехали, – строго припечатал он и уже мягче добавил: – Опасные в закрытом крыле содержатся. Но все равно ухо востро держать.

Через минуту мимо нас прошли с десяток женщин с опущенными вниз глазами. Одеты они были в длинные юбки, рубахи свободного кроя и косынки, повязанные на голове. Все женщины были разного возраста. Были и совсем молоденькие. Парочку легко можно назвать красотками, что в условиях тюрьмы совсем уж удивительно. Все-таки, как сказал начальник, не курорт…

– И вот еще что… – наш провожатый внимательно осмотрел нас всех, когда заключенных увели и сказал, – вы когда в такие места выезжаете, старайтесь как-то попроще что ли… Ну косметику там, украшения, вырезы эти все – не надо этого. Не надо женщин понапрасну раздражать.

Оставшиеся полчаса до приезда мэра нас развлекали как могли, водя по всем кружкам и актовым залам, где заключенные рисовали и пели, танцевали и играли на инструментах. Нашлась даже комната красоты, больше похожая на гримерного какого-нибудь артиста.

– А здесь бабы перед выступлениями марафет наводят, – гордо заключил наш проводник и на этом показ закончился.

Как раз прибыл мэр со свитой, и мы долго и нудно выслушивали доклад начальника тюрьмы начальнику города. Хвала богам, часть с осмотром достопримечательностей уже была пройдена до приезда высочайшего гостя, а потому мы быстренько записали на диктофоны высокие речи и довольные отбыли восвояси. Мэр, как водится, остался, но меня это же никак не касалось.

Сейчас в автобусе прослушаю все, что записала, перепишу ключевые моменты и считай дело сделано. Останется только быстренько подредактировать и на сегодня я могу быть совершенно свободна.

До города домчали быстро. Через полчаса я уже была в офисе, где Светка, прикусив кончик языка от усердия, красила длинные, лопатообразные ногти.

– Свет, спасибо большое. Я прям не знаю, как благодарить…

– Да тьфу. Вообще не грузись. Как съездила?

– Нормально.

– А чего там интересного? Ну маньячки, мужеубийцы, сумасшедшие?

Я выразительно посмотрела на Светку, но той мои взгляды, как мертвому припарка.

– Ну а что? Ты журналист или где? В нашем деле ханжой быть недопустимо! Профессия обязывает!

Я не стала спорить, хотя аргументировать, что мы новостное издание, а не желтая газетенка вполне могла бы. Да толку?

Если честно, мне вообще все это не больно интересно. Просто, когда передо мной встал выбор, кем бы я могла работать, то журналистика показалась мне наиболее простой и не требующей каких-то специальных знаний. Иногда я даже всерьез удивлялась, ну чему там могут учить пять лет такому, что я бы не могла освоить на месте?

Семёныч при приеме поинтересоваться только какой у меня опыт работы. Пришлось честно сознаться, что в школе была выпускающей стенгазету с седьмого по десятый класс. Правда потом все же пришлось соврать, будто потому внештатным устраиваюсь, что готовлюсь на журфак поступать в следующем году. Поверил он или нет, не знаю, однако на тридцать три копейки работать желающих немного, а потому уже на следующий день я прошла боевое крещение на детском утреннике, устроенном главой города.

Оказалось вдруг, что написать статью, сухую и безэмоциональную нет так уж и легко, как может показаться на первый взгляд. Мне все время хотелось вставить что-нибудь эдакое, а Семёныч злился и закатывал глаза. Попытки с десятой у меня все-таки получилась более-менее сносная новость, которую тут же и опубликовали. Радости моей не было предела, и я впервые в жизни почувствовала себя полезной. И не просто полезной, а полезной целому обществу.

В общем Петр Семёнович ничтоже сумнящеся оставил меня работать и отныне я бралась за все городские мероприятия.

В этом областном городке я жила уже год, и очень надеялась, что меня теперь не найдут, оставят, наконец, в покое. Возможно, мне в кои то веки представился шанс начать жизнь с нуля, с чистого листа, и я очень хочу им воспользоваться.

Я старалась не вспоминать маму с Юлькой, потому что тогда становилось совсем уж невыносимо и хотелось выть от собственного бессилия. Как они теперь там? Что с ними сейчас?

4. Прошлое

Пять лет назад

Вовка все же уехал покорять Москву, и вроде даже ему это вполне удалось, ну а для меня начался персональный ад в одном доме с отчимом. Не раз меня посещали различные мысли насчет своей дальнейшей судьбы. И сбежать хотелось тоже не раз, но я всегда помнила о Юльке, которую мне очень не хотелось бросать с родителями. И сестринская любовь всегда перевешивала.

А между тем, отчим все чаще находил причины, чтобы избить меня, и, в конце концов, стал это делать даже при матери. Впрочем, той доставалось не меньше моего, а до Юльки очередь уже не доходила. Но я знала, что, если он хоть пальцем ее коснется, я лично размозжу его голову чем-нибудь тяжелым. Вот так вот… за себя я постоять не могла, а за сестру готова была убить.

Спустя пару лет после того "первого раза" я закончила школу, поступила в институт, отнимающий много времени и сил. Все реже я появлялась дома, чему была несказанно рада. Да и отчим со временем поостыл ко мне, все свои силы тратя на мать. Как ни странно, но почему-то у меня не возникало даже мысли, чтобы защитить ее. Может, потому что от нее защиты я никогда не видела… как-бы ужасно это ни звучало.

Шло время… в мае мне стукнуло восемнадцать, и мама запланировала большое торжество. Пригласили кучу родственников, моих школьных и институтских приятелей. Складывалось ощущение, что играем свадьбу, а не простой день рождения.

С отчимом я старалась не пересекаться во время празднества, и пыталась веселиться от души, забыв хотя бы на вечер о своей никчемной жизни. Когда все гости уже разошлись, и мама с Юлькой мыли посуду на кухне, я пошла выбрасывать мусор.

– Яна, погоди, – отчим, не спеша догнал меня, дохнув в лицо перегаром, – разговор есть.

Я молча уставилась на него, привычная к его скабрезностям и идиотским шуткам, от которых смешно было только ему. Ну иногда и мать его поддерживала, чтобы не обидеть.

– У меня для тебя сюрприз, – пьяно хихикнул он, – танцуй!

Я, как вкопанная, буквально приросла к земле, нутром чувствуя что-то нехорошее. Ужасное.

– Сказал танцуй, значит танцуй, овца! – он больно схватил меня за плечо и принялся трепать из стороны в сторону, словно набивную куклу. – Ну-ка, спроси меня, какой?

Я обреченно пропищала:

– Какой?

– Громче!

– Какой? – проорала я.

– Ты скоро выходишь замуж! Танцуй, овца, ну?! Какого хера ты не радуешься?!

***

– Замуж? А не рано? – мама в сомнении смотрела на отчима и качала головой.

Но я-то знала, она может сколько угодно сомневаться и даже возражать, стоит отчиму хоть немного повысить на нее голос, как она тут же сдаться. Мама никогда не могла, или не умела защитить меня.

– Конечно не рано – хохотнул «папаша», – девка самый сок. А ты что, перезрелую матрону хочешь дома держать? Ты сама-то ее во сколько родила?

Мама тут же прикусила язык, вовремя вспомнив, что и правда, в свои восемнадцать она вовсю носилась с пеленками. Но она-то рожала от любимого мужчины, а не от черт знает кого…

Я в этой семье права голоса не имела вообще, поэтому можно было даже не выступать. Когда я только заикнулась, что не имею никакого желания выходить замуж не пойми за кого, да еще и так рано, отчим просто дал мне хорошую такую затрещину и желание спорить почти пропало. Почти...

Спустя месяц я снова решила попробовать отстоять своё право на собственную жизнь.

Итогом моих с ним пререканий стало моё избиение и слова "папаши", врезавшиеся мне в память навсегда:

- В принципе ты права... Ты ведь и правда можешь валить на все четыре стороны. Такая помятая девка никому уже не нужна, а вот твоя сестра-а-а...

- Не смей! - зло крикнула я, вытирая кровь с разбитых губ, за что схлопотала очередной удар по голове.

- Имей ввиду, дрянь! Ты будешь делать так, как я тебе скажу, иначе твоя любимая Юлечка узнает, каково это - быть любимой девочкой своего папочки...

***

Мама протянула мне бумажный пакет, в котором лежали прозрачная белая сорочка, чулки и крохотные кружевные трусики.

– Отец передал, – зачем-то уточнила она.

Отец – это отчим значит. Хотя какая собственно разница, кто…

На самом деле я питала надежду, что мой муж окажется не таким отвратительным человеком, как отчим. В какой-то момент я даже почувствовала радость от того, что смогу уйти из родительского дома.

Разве что Юлька… но ведь она уже не маленькая, она всегда сможет сказать мне, обратиться за помощью. Да и отчим обещал и пальцем их с матерью не трогать, если я выйду замуж за Илью.

И на то была веская причина. Отчим задолжал Воронцову крупную сумму денег и не придумал ничего лучше, чем предложить в знак оплаты долга свою падчерицу.

Про деньги я узнала уже потом. А пока успела только выяснить, что Илья Воронцов – известный в городе бизнесмен, метящий в областную думу.

Высокий, светловолосый, почти блондин, с холодными рыбьими глазами. Про него ходили разные слухи, не позволяющие сомневаться, что этот добропорядочный меценат и спонсор самых значимых городских мероприятий, в прошлом самый обыкновенный бандит. Хотя нет, не обыкновенный.