Маньяк по субботам

Глава XVI

Одиннадцатого июня, в субботу вечером, Сады наполнились патрулями добровольцев. Каждая линия выделила трех мужчин. Люди, надев самодельные повязки, прогуливались около своих садов, подозрительно и грозно глядя на прохожих. Но я знал — пороху у патрулей надолго не хватит. Люди приехали на день-два, огород за неделю зарос, высох — надо скорее пропалывать, поливать, иначе урожай погибнет. Ну, и мысли у людей о своих грядках. И действительно — недолго проходили люди с повязками по улицам, растаяли патрули.

Когда мы шли на поминки, Грай думал вслух:

— Что мы о нем знаем? Он должен быть на самом видном месте, четкий, активный, энергичный. Должен про себя радоваться, что так все гладко идет. Считать — я самый умный, всех одурачил.

— Это Рахим, — подсказываю я. — Или Рублева?

— Порой мне кажется, что это мужчина с жутким гвоздем и грубыми ударами. А порой — женщина со стихами, насмешками и простенькой, но непонятной нам хитростью. Данных мало, я не могу его понять, и поэтому мы не можем начать действовать.

— Придется ждать следующего убийства? — с содроганием спросил я.

— Это ужасно, я понимаю, но, наверное, на самом деле так и произойдет.

— Зачем же мы тогда идем на поминки? Нас спросят, что ответим? Мол, придется ждать до следующего покойника?

— Мы идем, чтобы внимательно выслушать людей. Пусть они говорят, в их рассказах может выплыть какая-нибудь мелочь, фактик, словечко. И все разрозненное свяжется воедино, в одну цепочку.

— Вы бывали на поминках в деревне? Все напьются и понесут околесицу, слушать станет невозможно.

— Л вот об этом я позаботился. При нас поминки будут необычные, деловые. Когда уйдем, пусть люди пьют сколько душа попросит.

На участке Ангеловых наведен относительный порядок — дорожка подметена, козы накормлены и заперты в сарай, накрепко привязан волкодав Серый. Обшарпанный дом Ангеловых изнутри чище, чем снаружи. В большой половине, где зимой держали коз, пол чисто вымыт. На стене прикреплены три фотографии с черной каемкой, хвойные ветки с траурными лентами. Длинный стел с бутылками и закусками, самодельные скамьи из табуреток и положенных на них толстых досок. Посередине стола три блюдца, в каждом стопка с водкой, накрытая куском хлеба. Считается, что когда водка высохнет, на это уходит сорок дней, душа покойного прощается с землей, заканчивает здесь свои последние дела и улетает на небо. Лично я в это верю с детства. Мне мать так говорила.

Отец Ольги, старик Ангелов, сник, широкие плечи опустились.

— Живу по инерции, — пожаловался он Граю. — Ну, не ложиться же живому в могилу? А уж жить-то зачем? Была у нас дочка — понятно для чего жили. Внука Оленька не оставила. Не успела. Рыбак наш, Кирилл Феоктистов, растерялся. И Рахим не успел пособить. Вот и остались мы со своими козами. Похоронили Оленьку на кладбище в Назии. Место ей хорошее досталось, красивое — песочек там и сосновый лес рядом. Часто ее навещаем. И жизнь у нас теперь со старухой кладбищенская.

Народу собралось изрядно — родня, члены нашей бригады содействия милиции во главе со С швом Исаевым явились прямо с патрулирования улицы с повязками на руках. Пришла Рублева, которая добавила денег на поминки из кассы Садов. Пришли некоторые соседи, и среди них докер Валерия. Вряд ли ее приглашали, нс она явилась и сосредоточенно следила за Граем.

Мы сели на доски, обернутые белой бумагой. Стаоик Ангелов налил пришедшим по стопке. Не чокаясь, выпили, помянули погибших, закусили холодцом из молодого козлика.

Затем Ангелов, как хозяин дома и самый старший среди собравшихся, обратился к Граю:

— Расскажи нам, огоревавшим родственникам, как милиция ловит преступников. Что уда лось сделать тебе с помощником?

Грай ответил, мол, может показаться, что милиция ничего не делает, но это не так. Со дня первого преступления уголовный розыск Кировска и сам опытнейший инспектор Шестиглазов не знают ни сна, ни отдыха. Мелким гребнем прочесаны лес вокруг Садов, сами Сады и город Шлиссельбург с окрестностями. Опрошены сотни людей, проверены десятки заявлений. Все мало-мальски подозрительные личности задержаны и находились под стражей, пока не смогли дать сносного объяснения — где находились во время преступления. В поисках принимают участие большое количество добровольцев и даже самодеятельная бригада содействия милиции во главе со Стивом Исаевым, который ее финансирует и поклялся во что бы то ни стало отыскать преступника.

— Говори, как на духу, — снова обратился старик Ангелов к Граю. — Сумасшедший маньяк тебя знает, корреспонденцию шлет, а ты его опознать не способен? Наверное, у тебя уже есть свое мнение — что происходит в Садах? Может, ты уже видишь в деле просвет? Не таи от нас известий. Мы хотим знать правду.

— Скажу честно, отец, — признался Грай, — я его не только поймать, я его пока и понять до конца не могу. Не знаю, мужчина это — или женщина. Никак маньяка не найти. И уж какую ночь не сплю, размышляю. И пришел сюда просить у вас помощи. Вот три портрета в траурной рамке — глава семейства украден из собственного дома, невеста сражена на пороге свадьбы, молодой коммерсант утоплен в Ладожском озере…

Замерли люди, тихо стало на поминках. Я следил — Рублева сидела с каменным лицом, смотрела в одну точку. Олег Попов раскачивался на скамье со страдальческой миной на лице. Рыбак Кирилл Феоктистов, вытаращив глазищи, в которых плавала тоска, не отводил взгляда от лица Грая. Белокурая Золушка — Зоя, концом вилки чертила невидимые знаки на чистом блюдце. Стив Исаев нервно сжимал в кулаке повязку дружинника. Вдруг раздался хруст, все вздрогнули, это в ручищах докера Валерии хрустнул костяной черенок вилки.

Чувствительный Рахим вытер глаза ладонью:

— Раны только начали подживать, а вы их бередите.

— Простите меня за это. Но убийца где-то рядом. Он хитер, ловко прячется. Я ощущаю его дыхание. Может быть, сейчас он выбирает следующего человека, подкрадывается, оставаясь невидимым, высматривает удобное место для нападения. Еще один дьявольский удар, и в Садах появится новая жертва, к этим печальным портретам прибавится еще один в траурной рамке.

Грай сделал паузу в несколько секунд и заговорил мягче.

— Чтобы предотвратить это, мы должны напрячься, сжать зубы, забыть про личную боль и снова все вспомнить, снова прожить эти страшные дни. Я уверен — кто-нибудь из вас его видел, но не может догадаться. Это сумасшедший, но проявляется его мания только в особых случаях, а по облику и поведению об этом невозможно узнать. Он хитер, как дьявол! Олег, — попросил Грай. — Напрягитесь, вспомните последний день, когда бы видели отца.

Лицо Олега вспыхнуло, он не смог ни на кого смотреть, повернул голову к окну, стал глядеть на кроны сосен, заговорил чуть слышно.

— Вы знаете, я много выпил в тот вечер, но смутно помню — приходил электрик, ему что-то надо было, старуха какая-то жаловалась, мол, насос туго работает, просила прислать слесаря, еще какой-то невзрачный тип приходил, что ему нужно было, не помню. Потом я оказался в своей комнате. Я теперь днем закрою глаза, вспоминаю отца, и мне кажется, мы снова начинаем ссориться, а зачем — не пойму. Ночью мне снится, как я его толкаю, он падает и ударяется головой о дверь. В ужасе просыпаюсь и спрашиваю сам себя — может, это я схватил топор и ударил отца, убил его? А после швырнул топор под яблоню и пошел спать?

— Куда же в таком случае делось тело?

— Не знаю. Даже предположить не могу.

Грай медленно перевел глаза на Стива.

— Вспомните, прошу вас, как бы провели субботу?

Стив положил перед собой на стол повязку с надписью «БСМ», разгладил ее рукой.

— Могу повторить слово в слово — ларек, поездка домой, ужин, телевизор, кровать, семь чертей без задних копыт, и крепкий сон. Никакие загадочные личности, к сожалению, меня не посещали, лишь два приятеля звонили около десяти вечера.

— Как здоровье вашей матери, ей стало лучше?

— Плохо ей. Лежит, слова сказать нс может. Я привез знаменитого профессора. Тот осмотрел, сказал — здорова, но в сильной депрессии. Она даже есть перестала.

Грай продолжил рассказ:

— Инспектор Шестиглазов поделился со мной информацией, он побывал в банке вашего брата и опросил служащих. Четыре человека знали, что Геннадий поедет в Шлиссельбург, и рассказали об этом еще двенадцати. Все они допрошены и отпущены, потому что сумели объяснить, где были во время совершения убийства.

— У них, у банковских, никогда телком ничего не узнаешь, — покачал головой Стив. — Все у них тайна, что ни спроси. Верить им нельзя.

Отец Ольги старик Ангелов на людях держался молодцом.

— Не приходил ли к вам на участок кто-нибудь посторонний в день убийства? — спросил его Грай.

— Нет, никого не было из посторонних. С утра я с козами в лесу ходил, вернулся, пообедали. А уж дочка предупредила, что ее воровать приедут. Ну, мы ждали, интересно, какое такое воровство невесты на казанский манер. Рахим прикатил со своим приятелем, весело так получилось похищение, и укатили они на «КамАЗах». Никто из посторонних не приходил. Точно вам говорю.

Мать Ольги вытерта слезы:

— Запамятовал ты, отец, был же посторонний. Ты с ним разговаривал.

— Я с посторонним разговаривал? Когда, с кем?

— Утром коз выгонял и у мосточка с кем беседовал?

— А! — удивился старик. — Вот что ты вспомнила! Да он к нам не заходил и разговора практически не было.

— Ну-ка поподробнее, — впился в него глазами Грай. — Перескажите разговор дословно.

— Да и рассказывать-то нечего, — махнул рукой Ангелов.

— Кто это был?

— Парень какой-то проходил мимо, спросил, торф нужен для удобрения грядок? Мол, могу привезти со строительства дороги. Оттуда сейчас все возят, кто хочет.

— А вы что ответили?

— Я показал рукой на участок, мол, видишь сам — грядок у нас раз, два и обчелся. Он попробовал навязаться, недорого спрошу, возьмите впрок. Но я заторопился: «Некогда мне, у нас сегодня свадьба готовится, невесту воровать станут, не до тебя». Ну, тот тип и ушел. Жалкий парень, скажу я вам, сейчас такие появились в Садах, бездомные, готовы на любую работу, а зазеваешься, и упрут, что под руки попадет. Не стоит о нем говорить.

Грай вскочил, видно хотелось ему походить, как всегда он делал в минуту волнения, чтобы привести мысли в порядок. Но в комнате не было места для хождения, и он сел, охватив голову руками, даже потряс ее, чтобы уложилось в ней все как следует. Все молча в ожидании смотрели на него.

— Торф, черт возьми, торф — вот ниточка, которая связывает все три преступления.

От резкого движения раненая рука его, видимо, снова заболела, подхватил ее, как ребенка, но глаза блестели.

— Виктор, помнишь — мы осматривали участок председателя Попова, топор лежал на сыром, привезенном торфе. Земля рядом сухая, а торф еще влажный, недавно вынутый из болота. На колесах и в кузове тележки Поповых следов торфа не было, значит торф ему кто-то привез именно в тот день.

Сверкающими глазами Грай оглядел собравшихся:

— Вам еще не понятно? Таких совпадений быть не может — три убийства и три раза появляется разведчик. Виктор, вспомни, какими словами нас встретила мать Геннадия Исаева: «Я подумала, опять хотят что-то продать. Вчера торговца торфом выставила…» Теперь я услышал слово «торф» и насторожился. У Попова-старшего тоже побывал торговец торфом, как ты думаешь, Олег?