Маньяк по субботам

Глава XX

Услышав сирену милицейской машины, мы с Граем побросали тяпки, которыми окучивали картошку настырного Бондаря, выбежали на дорогу. Сержант Григорьев притормозил, высунулся из окошка:

— Давайте за мной, едем брать маньяка! — и подняв пыль, машина рванула дальше.

Наша «Нива» на жаре заводится сразу. Ориентируясь по пыли, отчаянно гудя, чтобы не раздавить ребенка или собаку, мы помчались следом по лесной дороге. Вот и старый Ладожский канал, горбатый пешеходный мостик. Около него затормозил сержант, рядом замерла машина Шестиглазова с группой ОМОН.

— Ребята, бегом! — заорал Шестиглазов. — До нового канала чуть больше километра.

Топая тяжелыми ботинками, молодые накачанные омоновцы устремились по болотистой дорожке, перепрыгивая через корни старых елей. Мы с Граем старались не отстать от них. Дыхалка у шефа оказалась отличной, он бежал легко, хотя раненая рука мешала, ее приходилось придерживать, как ребенка.

Эту жарищу и этот день я запомнил хорошо. Потные, запыхавшиеся, мы примчались на канал и остановились, пораженные — вокруг спокойствие, на самодеятельном пляже ленивые, сонные, разморенные зноем, с замедленными движениями люди. Лежат на полотенцах, одеялах, просто на траве, налево и направо обнаженные тела, сколько глаз хватает.

Сам канал, с несущейся бесшумно водой, ласково искрился на солнце и тоже казался сонным. В ольшанике, растущем по берегам, не шелохнется ни один листок. Безветрие, штиль.

Одним движением руки Шестиглазов разделил своих людей пополам, мы с Граем и частью омоновцев пошли влево, вниз по течению, сам он повел людей направо, вверх по течению.

Одно изящное женское тело, лежащее на синей подстилке, я сразу узнал, стянул платочек с лица:

— Зоя?

Она разморенным взглядом посмотрела на меня, села, повернувшись ко мне боком так, чтобы хорошо стали видны ее тяжелые бедра И мягкими, типично женскими движениями стала поправлять прическу. Подняв руки, она заставила приподняться груди. Эта сексуальная провокация заставила меня задохнуться от остро вспыхнувшего желания.

— Привет, любовничек, — усмехнулась Зоя. — Пришел сказать, что о чем-нибудь жалеешь?

— Совсем наоборот.

— Удивляешься тому, что произошло между нами?

— Я сбит с ног, лежу в нокауте.

За эти недели, проведенные в тоске, до меня стало доходить, что я просто влюбился в Зою. Влюбляться с первого взгляда — это неизбежно при том образе жизни, который мы вели с Граем, жизни опасной, когда любой день мог быть последним в жизни, холостяцкой и полукочевой. С первой же минуты, как только увидел ее, Зоя привлекла меня. После того, как мы однажды насладились друг другом, я понял, что мы сможем вести семейную жизнь.

Но говорить еб этом на пляже было смешно.

— Виктор, не утомляйте меня своим вниманием, я не в форме, — негромко простонала Зоя и закрыла лило платочком…

Надо отдать должное Шестиглазову, умеет он организовать людей на поиск и у самого глаз острый. Это он нашел оставленное Еленой одеяло и белую сумку.

— Чьи вещички?

Сидящая поодаль мамаша с четырьмя младенцами подняла голову:

— Тут девушка лежала, такая стройненькая, с золотистой головкой. Купаться ушла.

— Давно?

— Да уж около часа.

— Кто-нибудь к ее вещам подходил, в сумке рылся?

— Подходил здоровенный парень. Не видела, рылся ли он в сумке, но слышала, застонал и сел на землю. Может, солнце напекло. Ему шляпу из газеты подарили. А почему вы спрашиваете? Что случилось? Почему вы чужие вещи трогаете?

— Уголовный розыск, мамаша.

— Ой, — перепугалась женщина, — маньяка ловите?! Дети, быстро ко мне, немедленно идем домой.

— Опишите этого парня, — попросил Шестиглазов.

— У меня от страху все из головы вылетело.

— Он горбатый… с бородой?

— Нет, обычный такой, только руки длинные, сильные. Сел на землю и завыл, негромко так, но страшно, словно хоронил кого или с жизнью прощался. Я подумала, может, солнечный удар хватил парня? Он смотрел на воду и бормотал.

— Что именно говорил?

— Я не прислушивалась, но что-то вроде: «Утонет… Утонет» Или: «Утону… Утону…» Смотрел на воду, как завороженный, затем спустился вниз. А там прошел танкер, и я этого парня больше не видела, не до вето мне, своих четверо, мал мала меньше.

— А потом? Когда танкер прошел, он вернулся? Девушка вернулась?

— Я посмотрела на воду, плывет шляпа из газеты. Утонул он или просто газету бросил, кто его знает? И девушка не возвращалась.

— Если хитрит маньяк, недолго ему осталось меня за нос водить. За хвост мы сю схватили, теперь не отпустит/,— зло заругался Шестиглазов, перевернул белую сумочку и высыпал ее содержимое на одеяло. Я увидел нехитрые пляжные принадлежности — темные очки, крем для загара, шетка для волос… Господи милосердный! Из сумочки вывалился огромный гвоздь-штык с наколотой на него запиской! И еще один листочек в клеточку, тоже вырванный из школьной тетради.

Инспектор едва не заплакал:

— Опоздали, опять опоздали, еще один труп… — И закричал на сержанта: — Грая сюда, бегом за Граем, снова ему стихи с того света!!

Мы с Граем подошли к инспектору. Чертыхаясь, он держал листок за уголки. Выглядывая из-за плеча шефа, я прочитал:

«Знаменитый сыщик Грай!

Навсегда теперь прощай!

Я Сад очистил, как сумел —

Я погубил и душ, и тел

Немало на своем веку,

Теперь я жить здесь не могу.

Не быть мне Королем в Саду

 — С своей любовью я уйду.

Ухожу — И пусть будет так

За своей любовью,

И расписываюсь НАГ —

 Собственною кровью».

Второе письмо внешне ничем не отличалось от первого. Но, похоже, арсеналы у маньяка истощились, полагающийся к стихотворению гвоздь отсутствовал. Текст, на мой взгляд, писал тот же человек, но настроение его резко изменилось:

«Я некрасив, но я умен,

И я в тебя влюблен!

Я неизвестен, но богат,

Но у меня есть Сад!

Ты лучше всех в моем Саду.

Живая, словно песня,

Тебя и в небе я найду —

Уж там мы будем вместе!..»

Стихотворение почему-то сказалось неподписанным. Хотя если у парня действительно крыша поехала и он решил свести счеты с жизнью, то с высоты неба, где он наверняка присмотрел себе местечко в аду, на правила составления делового письма ему было наплевать.

Грай шепнул мне:

— Послушай, Виктор, плохо дело, маньяк нас еще не обманывал. Сволочь, но твердый орешек, все, что задумал, осуществил. Вряд ли мы найдем девушку в живых. Но сражаться станем до последнего. Ты оставайся с Шестиглазовым, а я пойду вниз по течению какала. Если мы что и найдем, то теперь только там. — И он торопливо зашагал по тропе, которую протоптали купальщики и рыбаки по гребню насыпи.

Шестиглазов развил бурную деятельность, поднял найденное платье и стал показывать всем, кто лежал тут же на берегу.

— Чья это одежда? Кто знает?

— Дайте посмотреть, — откликнулась Зоя. — Если не ошибаюсь, это платье Елены Островской, она живет на нашей улице, зеленый дом буквой $Г», номер сто тридцать восемь.

У Шестиглазова комплексов никаких не было. Он тут же взял Зою под подозрение и устроил экспресс-опрос Зоиным соседям, интересовался — с кем девушка пришла, с кем общалась, ходила ли купаться?

Многодетная мамаша посочувствовала Зое:

— Она пришла сюда на моих глазах, одна, так и скучает в одиночестве, а такая симпатичная… И купаться даже не ходила, не знаю, почему.

Зоя мужественно вытерпела опрос своих соседей, спросила инспектора:

— Я понимаю, маньяк еще не схвачен, вы всех подозреваете, кто вам попадет в поле зрения. Вообще-то я на-загаралась, мне можно идти?

Шестиглазов посмотрел на девушку подозрительно, он теперь на всех так смотрел:

— Я попрошу вас остаться… Если мы обнаружим тело, потребуется его опознать. — И приказал курчавому омоновцу, который при виде Зои продемонстрировал два ряда ровных крепких зубов: — Яснов, позагорай с девушкой.

Шестиглазов решил прочесать берега канала. Двое омоновцев разделись и поплыли на ту сторону канала, двое двинулись вверх по течению, а все остальные вместе с ним направились вниз по течению, по направлению к устью Невы.

— Сильное тут течение, — сказал я на ходу, обращаясь к затылку инспектора, — если тело закрутит, может по дну дотащить до Невы, а там ищи-свищи.

— Не каркай, — огрызнулся Шестиглазов. — И так тошно.

Я обиделся, замолчал и стал думать, где же наша славная речная милиция? Хотя у нас в России рек, озер и каналов до сих пор не считано, немерено — для них никакой милиции не хватит.

Мы догнали Грая, который медленно шел по тропе к смотрел на надувную лодку с двумя голыми рыбаками, дрожащими ст холода. Склонившись с бортов, они старательно глядели в воду.

— Что они высматривают? — Поинтересовался Шестиглазов.

— Говорят, утопленницу видели, — ответил Грай. — Виктор, ты не мог бы подключиться к поиску?

— Наконец-то и для Меня дело нашлось, — быстро скинул одежду, хотел на виду у всех сигануть с крутизны, но шеф резко одернул: — Виктор, остынь!

Я кое-как спустился с обрыва, вошел в воду. Конечно, было бы классно прыгнуть с обрыва ласточкой, следуя по служебным делам. Но вода на самом деле оказалась такой холодной, что сердце могло и не выдержать столь резкого охлаждения. Поплескал на себя водичкой, сделал два шага, и берег ушел из-под ног, круто обрываясь вниз. Я саженками поплыл к лодке. Меня грела мысль, что Шестиглазов не осмелился подать своим ребятам подобной команды. Кишка у них тонка, чтобы мерятся силой с Ладогой. Сейчас начнут по радио спасателей вызывать.

В это время раздался слабый всплеск, очкастый парень с лодки ушел под воду. Когда он вынырнул, мы были уже радом и одновременно ухватились за веревку, натянутую вдоль борта. Лицо у него посинело, покрылось пупырышками, зубы лязгали от холода.

— Тело видел, — пролязгал он. — Идет позади лодки метрах в трех. Но не смог достать — нас ветром подгоняет, задуло по каналу как в трубе. Старик: — скомандовал сидящему в лодке, — веслами табань!

Резвость мою как рукой сняло. «Господи, — подумал я со страхом, — неужели мне под водой прядется с покойником встречаться? Я их и на земле-то до смерти боюсь».

— Тебе пора отдохнуть? — спросил я у очкарика.

Он снова залязгал зубами:

— Еще разок нырну, покажу, куда плыть, радом побуду, а то первый раз к утопленнику на глубине подплывать боязно, так и думаешь, вдруг еще живой, схватит и утащит на глубину.

Старик, дрожавший от холода в лодке, так и не сумевший отогреться на солнце, перекрестил нас и забормотал молитву.

— Что скулишь, дед? — спросил очкарик.

— Читаю для вас заговор от судороги, чтобы вы-то хоть не потопли от стылости жуткой.

— Громче читай, — усмехнулся очкарик, — чтобы на глубине слышно было.

Мы с парнем разом ушли под воду. Он, как опытный ныряльщик, перевернулся головой вниз, а я по-простому, солдатиком. Он двигался упорно, в одном направлении, видно, умел под ведой ориентироваться.

Мне уже хотелось наверх, глотнуть, воздуха, подышать, а ок упрямо, без остановки, греб руками и резко дергал ногами, от чего сильно подавался вперед.

У меня уже кололо в груди, сдавило виски, я собирался рвануть наверх. В этот момент очкарик остановился и показал рукой. Из коричневой мути выплывало нечто белое — покойник!