На повестке дня — Икар

— Высокий полет, — сказал Гидеон Логан. — Он человек безусловно реалистического склада ума и трезво оценивает свою квалификацию. А если он заявит: «У меня недостаточно способностей»? Как это преодолеть?

Варак оглядел людей за столом с выражением человека, желающего быть понятым.

— Это символическое предположение.

— Как это? — спросил Мандель, снимая очки в металлической оправе.

— Например, нынешний госсекретарь, хотя его часто обвиняют коллеги и персонал Белого дома в том, что он слишком упрям и академичен, является самым трезвым в нынешней администрации. По своим каналам мне известно, что он заблокировал целую серию необдуманных действий, рекомендованных советниками президента. И это потому, что президент его уважает…

— Да его и следует уважать, — воскликнула Маргрет Лоуэлл.

— Думаю, Европейский союз без него распался бы, — предположил Уинтерс.

— Без него этого союза просто не было бы, — согласился Мандель, на обычно бесстрастном лице которого отразился гнев. — Он просто маяк рациональности в море ноющих неандертальцев.

— Простите, сэр! Можно ли слово «маяк» отнести к нашей символике? — спросил Сандстрем.

— Даже нужно! — заметил Гидеон Логан. — Наш госсекретарь, безусловно, символ интеллигентности. Да и вся нация уважает его.

— Он собирается подать в отставку, — сказал Варак.

— Что? — рванулся Сандстрем. — Его преданность Дженнингсу не позволяет ему этого.

— Но его чувство целостности не позволит ему остаться, — подвел черту Уинтерс.

— Однако из-за своей преданности, — вмешался Варак, — он согласился участвовать в конференции НАТО по Ближнему Востоку, которая состоится в миссии ООН на Кипре через три недели. Это одновременно и демонстрация единства, и возможность для президентского окружения найти замену, устраивающую конгресс. Потом он намерен уйти «по личным обстоятельствам», главное из которых — его разочарование в Совете национальной безопасности, где ему постоянно строят козни.

— А он объяснил все президенту? — спросила Маргрет Лоуэлл.

— По моим сведениям, нет, — ответил Варак. — Как отметил мистер Мандель, он человек рациональный и понимает, что гораздо лучше и легче для страны заменить одного человека, чем целый совет президентских советников.

— Трагично, — сказал Уинтерс, — но, похоже, неизбежно. Но как госсекретарь связан с Эваном Кендриком? Мне не очень понятно.

— В этом-то и есть символизм, — прокомментировал Эрик Сандстрем. — Ему следует понять, как это важно. Милош, я прав?

— Да, сэр. Если Кендрик поймет, что для страны спасительно, когда сильного вице-президента и союзники, и враги воспринимают как здравомыслящего человека, и что мир вздохнет с облегчением, он опять сделает свой нелегкий выбор и станет именно таким политическим деятелем.

— Из всего этого я делаю вывод, что он пойдет на это, — согласился Гидеон Логан, — но кто же будет его убеждать?

— Единственный человек, кого он послушает, — произнес Милош, подумав, не подписывает ли он тем самым себе смертный приговор, — Эммануил Вайнграсс. * * *

Энн Малкей О'Рейли работала в вашингтонском офисе Кендрика секретарем. Вывести из себя ее было крайне трудно. Многие годы с тех пор, как она с мужем перебралась сюда из Бостона, приходилось работать на шефов умных и не очень, порядочных и проходимцев. Она уже ничему не удивлялась. Но она никогда не работала с людьми, подобными Кендрику. Он был, если можно так выразиться, крайне упрямым политиком и крайне скромным героем. Он умел избегать неизбежного, то есть был живуч, как кошка. Умел исчезать с ловкостью человека-невидимки. Но несмотря на тягу к исчезновению, он всегда уведомлял, как связаться с ним. Кендрик либо звонил через определенные промежутки времени, либо оставлял номер телефона, по которому с ним можно было поговорить. Однако за последние два дня он ни разу не звонил и не оставил никакого номера. Сами по себе эти два факта не вызывали тревогу у миссис О'Рейли, но были еще два, уже тревожных обстоятельства. На протяжении дня, с девяти двадцати утра, невозможно было дозвониться ни до его дома в Вирджинии, ни в Колорадо. В обоих штатах операторы говорили, что связь прервана, и ничего не изменилось до семи часов вечера. Именно это и вызвало беспокойство у Энни О'Рейли. Поэтому она решила позвонить мужу в полицию.

— О'Рейли, — ответил неприветливый голос. — Отдел расследований.

— Патрик, это я.

— Привет, тигренок. У нас сегодня жаркое из говядины?

— Я еще на работе.

— Ладно. Мне тоже надо поговорить с Эваном. Пару дней назад Мэнни звонил по поводу номеров для машины…

— Вот-вот, — прервала его жена. — И я хотела бы поговорить с ним, но, похоже, это невозможно.

Энни рассказала мужу о странном совпадении. Два телефонных номера в разных штатах, и оба одновременно, вышли из строя. Кроме того, Эван не связывался с ней в течение двух дней и не оставил никакого другого номера, а на него это не похоже.

— Позвони в службу безопасности конгресса, — посоветовал детектив.

— На фиг! Как только я произнесу его имя, там начнется переполох, а ты ведь знаешь, как он к этому относится. Даю голову на отсечение, если найдется хоть какое-то разумное объяснение происходящему.

— А что ты хочешь от меня?

— Не мог бы ты разведать что-нибудь окольными путями, дорогой?

— Разумеется. Позвоню Кернсу в Арлингтон и попрошу послать радиофицированную машину. Какой адрес?

— Нет, Патрик, это не дело. Тут-то переполох и начнется. Это ведь полиция.

— А как ты думаешь, чем я зарабатываю на жизнь? Балетом?

— Я не хочу, чтобы вмешивалась полиция с ее отчетами. Там есть охрана из ЦРУ. Не хочу, чтобы они потом выкручивали нам руки. Я имею в виду тебя — как друга и полицейского. Просто помоги своей жене, которая случайно является секретарем Кендрика.

— Просто помочь жене… Какого дьявола? Я люблю жаркое.

— И много картошки, Патрик.

— И лука, много лука.

— Весь, что есть в доме.

— Я уже выезжаю.

— И еще, дорогой, если эта стыдливая фиалка просто снял трубки с рычагов, скажи ему, что я знаю про его египетскую подружку и могу заложить его, если он не позвонит мне.

— Что за подружка?

— Помолчи! Мэнни обмолвился об этом вчера, хватив лишнего. Поторопись. Буду ждать звонка в офисе.

— А мое жаркое?

— У меня оно готовое в холодильнике, — соврала Энни.

После сорока минут блужданий по ночным проселкам Вирджинии, проехав дважды мимо нужного поворота, детектив первого класса О'Рейли наконец нашел дорогу к дому Кендрика. Он четыре раза ездил по этой дороге, но это было днем. Он проделывал этот путь для встречи со стариной Вайнграссом после выхода того из больницы, чтобы передать бутылочку со свежим полосканием для рта, поскольку сиделки не подпускали Мэнни к виски. Патрик сообразил, что, если Мэнни в свои восемьдесят не загнулся на операционном столе и теперь хочет промочить горло, это не слишком большой грех. Если Христос в зените своей славы превратил воду в вино, тогда почему бы жалкому грешнику О'Рейли не превратить бутылочку полоскания в виски? И то и другое делалось с христианскими целями, и он лишь следовал библейскому примеру.

На проселочной дороге не было освещения, и если бы не свет от фар, Патрик не заметил бы ни кирпичной стены, ни железных ворот. Почему это в доме нет ни огонька? Даже если Кендрик отсутствует, арабская супружеская пара из Дубая содержит дом в готовности для его встречи в любую минуту. О всяких случайностях и переменах по заведенному порядку было бы обязательно сообщено Энни О'Рейли, первому человеку в офисе конгрессмена.

Патрик остановился на обочине, вытащил из бардачка фонарь и вышел из машины. Инстинктивно тронул ручку револьвера под мышкой. Он приблизился к воротам, ожидая, что зажгутся прожектора и тихую ночь заполнит вой сирен. Таковы были меры безопасности, которые предприняла служба ЦРУ.

Ничего не произошло.

О'Рейли просунул руку через решетку ворот… Ничего. Толкнул створки ворот. Они распахнулись. Все тихо.

Он вошел на территорию, нажимая на кнопку фонаря левой рукой, а правой нашаривая пистолет. То, что он увидел, заставило отшатнуться.

— Пресвятая Дева Мария, Матерь Божья, прости мне мои прегрешения! — прошептал он.

В трех метрах от него лежало тело сотрудника ЦРУ в пиджачной паре, в луже крови. Ему полоснули ножом по горлу — голова была почти отделена от туловища. О'Рейли инстинктивно выключил фонарь. Ему приходилось сталкиваться с жестокими убийствами, и потому он знал: предстоит увидеть еще немало. Он начал осмотр, понимая, что убийцы уже скрылись.

О'Рейли обнаружил еще три трупа с перерезанными глотками. Господи! Что же случилось? Он внимательно осмотрел тело четвертого убитого. Здесь было чему удивиться. В шее трупа виднелась игла — наконечник стрелы. Охрану вырубили наркотиком, а потом без всякого сопротивления убили. Никто из охранников так и не понял, что произошло.

Патрик О'Рейли осторожно подошел к входной двери, отдавая себе отчет в том, что в этом нет необходимости. Самое жуткое уже случилось, и единственное, что теперь оставалось сделать, — считать потери.

Их было шестеро. У всех было перерезано горло, все лежали в лужах запекшейся крови. С супружеской парой из Дубая поступили особенно жестоко. Их поза говорила о том, что их будто бы застали в момент любовного действа. Они лежали с окровавленными лицами: он — сверху, она — под ним. На стене было написано кровью: «Смерть предателям Всевышнего! Смерть приспешникам Сатаны!»

А где сам Кендрик? Матерь Божья, где он?

О'Рейли быстро осмотрел дом от чердака до подвала, включая свет везде, где были выключатели. Никаких признаков присутствия конгрессмена!

Патрик спустился в гараж. «Мерседеса» Кендрика не было, «кадиллак» стоял пустой. Детектив бросился обследовать территорию вокруг дома. Ни признаков борьбы, ни поломанных веток, ни дыр в заборе либо царапин на свежевозведенной кирпичной стене. Загадка! Что предпринять? Кровавая резня в доме конгрессмена выходила за рамки обычной полицейской процедуры. О'Рейли побежал к металлическим воротам, теперь ярко освещенным, и дальше к своей машине. Он нырнул в нее и схватился за трубку телефона. Только набирая номер, он осознал, что с лица ручьями течет пот, несмотря на холодный ночной воздух.

— Офис конгрессмена Кендрика, — услышал он голос жены.

— Энни, дай сказать. Не задавай вопросов.

— Патрик, я знаю этот твой тон. Скажи только, он сам в порядке?

— Здесь нет ни его, ни машины.

— А остальные…

— Не спрашивай больше, тигренок. Ответь мне, и я молюсь, чтобы ты знала ответ.

— О чем ты?

— С кем связан Кендрик в ЦРУ?

— Он непосредственно общается с подразделением, обслуживающим нас.

— Нет, не это. Должен быть кто-то выше.

— Подожди-ка! — сказала Энни. — Ну конечно! Просто мы об этом с тобой не говорили. Некто по фамилии Пейтон. С месяц назад Кендрик сказал, что, если этот Пейтон когда-нибудь позвонит, я обязана немедленно их соединить. А если Эвана не будет на месте, я должна разыскать его.

— Ты уверена, что Пейтон из ЦРУ?