Бандиты эпохи СССР. Хроники советского криминального мира

А что касается 69-летнего Хинта, то его осудили на 15 лет тюрьмы, однако в заключении он пробыл меньше двух лет. И в 1985 году скончался в тюремной больнице. В конце 80-х эстонские власти его реабилитировали.

Но вернёмся в Узбекистан образца августа 1983 года.

В союзной Прокуратуре «узбекское дело» курировал Герман Каракозов – тоже армянин. К этому списку следует добавить еще и Альберта Карташяна – первого заместителя Гдляна (с декабря 83-го). Таким бразом, вместо одного армянина (Левона Мелкумова) «узбекское дело» было доверено сразу трём. Естественно, возникает закономерный вопрос о том, почему это дело вели именно представители данной национальности? Судя по всему, суть была в следующем. В Узбекистане проживала большая армянская диаспора (более 40 тысяч человек), значительная часть которой была вовлечена в «цеховой» и другие нелегальные бизнесы. Чтобы в ходе «узбекского дела» этот бизнес не пострадал (а если и пострадал, то минимально), перечисленные выше люди и возглавили данное «дело». Короче, и в этом случае было понятно, что Андропов в своей деятельности опирался на определённые влиятельные кланы, которые помогали ему в борьбе за власть.

В том же августе 1983 года в Москву, в ЦК КПСС, был вызван сам Ш. Рашидов. В здании ЦК на Старой площади с ним встретился новый (с апреля) «главный кадровик» партии – заведующий Отделом организационно-партийной работы ЦК КПСС Егор Лигачев. В своих воспоминаниях он об этом писал следующее: «Я не изменил давным-давно установившейся у меня привычке принимать посетителей за столом для заседаний, сидя при этом друг напротив друга. И здесь мы сели за продолговатый заседательский стол, стоявший в кабинете. Причем я заранее и не без умысла разложил на нем солидные стопки писем из Узбекистана. Шараф Рашидович, человек опытный, сразу понял, что это за письма. И после первых общих фраз как-то смутился, стал то и дело поглядывать на стопки писем, словно пытаясь угадать, какую угрозу для него таят эти конверты.

Почувствовав это, я вскоре перешел к делу:

– Шараф Рашидович, в ЦК поступает много писем о безобразиях в республике. Люди жалуются, притом основательно, все больше и больше. Мы пересылаем письма вам для проверки, но вы и ваши товарищи отвечаете, что факты не подтверждаются. Трудно в это поверить. Вот посмотрите, сколько писем. А ведь здесь малая-малая толика. ЦК завален письмами из Узбекистана.

Рашидов неуютно заерзал на стуле, даже пару раз привстал с него. Он явно не ожидал такой дерзости с моей стороны, такой прямоты, такой лобовой постановки вопроса. И, моментально взвесив ситуацию, решил перейти в атаку, сразу поставить меня на место. Не отвечая по существу, нахмурившись, тоже в лоб, без всяких церемоний спросил:

– Вы с кем разговариваете?..

– Я разговариваю с товарищем Рашидовым.

Рашидов, видимо, намеревался сказать еще что-то резкое, усилить давление, однако на сей раз я его опередил:

– Шараф Рашидович, дело серьезно. О письмах доложено Юрию Владимировичу Андропову. Я беседую с вами по поручению Генерального секретаря.

Рашидов сразу обмяк. Угрожающий прием – «Вы с кем разговариваете?» – возможно, впервые не сработал. К тому же Брежнева уже не было, а на покровительство Андропова рассчитывать явно не приходилось. Я продолжал:

– Отдел будет вносить предложение направить в Узбекистан авторитетную комиссию из ЦК…

Расстались мы внешне спокойно, но, разумеется, с разными чувствами. Я – с сознанием того, что открывается большой фронт для очень трудной работы в Узбекистане. А Рашидов, несомненно, ушел от меня в большой тревоге».

Надо сказать, тревога Рашидова была вполне обоснованной. В скором времени Узбекистан действительно превратился чуть ли не в полигон по отработке широкомасштабной чистки партийных и государственных кадров (подробно об этом я пишу в другой своей книге – «Коррупция в Политбюро, или Дело «красного узбека»). Такой чистки, какую предприняла в 1983–1989 годах Москва в Узбекистане, не знала больше ни одна советская республика. А ведь трудно себе представить, чтобы по количеству коррумпированных чиновников Узбекистан намного опережал остальные регионы Советского Союза – например, то же Закавказье, где пышным цветом ещё с конца 50-х годов расцвели подпольные «цеха». Однако этот регион Андропов и Ко не трогали, поскольку «кавказские» давно фактически «оккупировали» Москву (как её низовые, так и руководящие органы) в отличие от тех же «среднеазиатов». Вот лишь несколько примеров.

Секретарём Президиума Верховного Совета СССР более 25 лет (1957–1982) был Михаил Георгадзе. А когда он скончался (1982), этот пост наследовал его земляк – Тенгиз Ментешашвили, который был близким соратником лидера Грузии Эдуарда Шеварднадзе (они с 50-х годов вместе работали в комсомоле). А в 1985 году и сам Шеварднадзе высоко взлетит в Москве – возглавит союзный МИД при новом генсеке Михаиле Горбачёве. В окружении которого тоже будут кавказцы: Георгий Шахназаров (помощник по международным делам), Абел Аганбегян, Степан Ситарян (оба – по экономическим делам) и др.

Естественно, Ш. Рашидов всё это видел и понимал – какие именно кланы заправляют делами в Москве. Видел он и то, с каким раболепием кое-кто из его окружения уже готов исполнять любое указание, исходившее из столицы. Еще немного, и они могли наброситься на него как стервятники, абсолютно не думая о том, что пройдет еще какое-то время, и та же Москва руками того же Андропова или еще кого-нибудь расправится и с ними. Что дальнейшие события полностью подтвердят. Однако Ш. Рашидов этого уже не застанет – 31 октября 1983 года он скончается от инфаркта. Для людей сведущих его смерть не явилась чем-то неожиданным. Под насквозь фальшивым и лицемерным некрологом подписалось все руководство страны во главе с Ю. Андроповым.

И сразу по республике поползли упорные слухи, будто Ш. Рашидову помогли уйти из жизни. Слух был запущен намеренно: дескать, покончил с собой, поскольку боялся собственного разоблачения. Новым руководителем Узбекистана стал И. Усманходжаев, коренной ферганец. Москве он был удобен и тем, что в 1969–1972 годах работал в центральном аппарате ЦК КПСС на Старой площади в Москве, а это была неплохая «привязка».

Между тем основательная перетряска правоохранительных органов, затеянная новым министром внутренних дел страны, огульное увольнение десятков первоклассных оперов не могли не сказаться на качестве работы уголовного розыска страны, к руководству которым пришел И. Шилов. В то время как КГБ, имея мощную поддержку на самом кремлевском верху, давил по всей стране «беловоротничковую» преступность, уголовный розыск боялся и шагу ступить, чтобы не вызвать гнев со стороны нового начальства. Во многих регионах штат розыскников был заменен на 80 % зеленой молодежью, которая только-только начала постигать азы оперативной службы. Но и они работали с оглядкой, так как знали: за каждым их шагом зорко наблюдают находящиеся рядом штатные сотрудники КГБ. Именно для них в МВД СССР и во всех МВД союзных и автономных республик, в краевых и областных управлениях были выделены специальные кабинеты. Давно уже, наверное, со времен ежовщины, советский милиционер не чувствовал себя таким бесправным, как в эти годы. Даже бесплатный проезд в городском транспорте для сотрудников милиции решением Федорчука был отменен. Это было явным нарушением Закона о милиции, и вскоре Прокуратура Союза опротестовала такое решение. Но сам прецедент…

Банда похитителей орденов