Он не мог иначе

Потом они бывали в других театрах, забегали перекусить или посидеть в рестораны, встречались на улицах. Когда Светлана получила от института отдельную квартиру, которую назвала «берлогой», она пригласила однажды туда Ингвара.

То, что получалось у Светланы естественно и просто под воздействием зародившегося у нее впервые чувства, давалось Ингвару в тяжелой борьбе с самим собой. Ведь Светлана была «объектом» его деятельности. Он должен был докладывать о проделанной с ней работе каждую неделю. Но натовский разведчик уже не мог работать ни против Светланы, ни против ее страны. Эта русская женщина, на которую имела планы разведка НАТО, стала для него божественным подарком, который получает далеко не каждый смертный в этой быстротекущей жизни.

Впрочем, иногда мучилась и Светлана. И ее душу порой терзали сомнения: искренен ли с ней до конца ее избранник? Эти сомнения и привели ее однажды в кабинет начальника одного из подразделений советской контрразведки генерала Сергея Григорьева.

Как с первых его слов поняла Светлана, ее отношения с Ингваром Россом были известны хозяину кабинета. Генерал уже ознакомился со многими материалами своего старого знакомого Ингвара Росса. И, конечно же, он не мог не обратить внимания на контакты между советским доктором медицины и натовским «специалистом».

Нет, Григорьев не стал читать никакой «морали» Поляковой. Они говорили по-товарищески, дружелюбно.

— Нам известно, что вы встречаетесь с советником посольства. В этом ничего особенного нет, но ведь никто не знает, на что может толкнуть вас мистер Росс завтра. Я могу откровенно сказать вам, что он разведчик, занимается шпионажем. За то же самое его предшественник был выслан недавно из нашей страны.

— Но, знаете ли, он так резко критикует свою официальную администрацию... Я не думаю, чтобы так вел себя шпион...

— А может быть, он просто вызывает вас на откровенность?

— Нет-нет. Поверьте, я сердцем чувствую, что со мной он честен, искренен. Вы верите в интуицию?

— Светлана Федоровна, интуиция хороша, но бдительность — надежнее. Давайте договоримся таким образом: двигайте вперед нашу науку, но не давайте делать из себя источника для секретной информации. И приглядитесь к Россу, лучше приглядитесь...

Генерал Колгерт пребывал в плохом расположении духа: надежды начальства на полковника Росса явно не оправдывались. Разработка «Лады» пока не давала никаких результатов. Практически бездействовал и «Зевс».

Колгерт решил активизировать Сандру. Он вызвал ее к себе в кабинет.

— Как успехи, крошка?

— Слава богу...

— Как идет дело с завоеванием доверия Росса?

— Вообще дела неважные. Я подъезжала к нему со всех сторон. Говорила, что сирота, что одинока, что мечтаю о сильной мужской дружеской руке, пела ему дифирамбы, что, мол, такой мужчина встретился на моем пути впервые. Ничего не помогло. И знаешь, Жорж, поверь женскому чутью: у твоего Росса роман с другой женщиной.

— Да нет у него никого! Он работает с «Ладой». И у них ничего не клеится. К сожалению!

— Это в отчетах, дорогой Жорж. В характеристиках на меня тоже значится, что в предосудительных связях я не состояла...

— Да, но мы установили наблюдение за «Ладой»! Росс об этом не знает. И точно известно, что домой к ней он не заходил ни разу. Провожает лишь до подъезда — и «чао».

— А если он догадывается о слежке и приходит к ней после «чао», когда наблюдение снято?

— Бред. Это исключено. У него действительно плохо клеится с «Ладой». Может быть, тут психологическая несовместимость, как и с тобой? Впрочем, беги, крошка. Сейчас я жду Росса. До вечера.

Зашедший вскоре в кабинет Колгерта Росс был мрачен. Он даже ссутулился, ему явно нездоровилось.

— Росс, дорогой, проходите. Вы чем-то озабочены? Что-то случилось?

— Да нет, шеф. Просто нечем вас порадовать. С «Ладой» дела идут на редкость плохо. Любовника из меня не получается, а из взаимной тяги к театру много не выжмешь. И потом, по-моему, мы зря делаем на нее какую-то ставку. Она пустой номер. Вся занята какими-то профсоюзными делами, кому-то достает путевку в санаторий, для ребенка какой-то ценной работницы выбивает место в яслях, третьей, тоже ценной, пытается вернуть ушедшего мужа. Может быть, пора поставить точку на этой бесперспективной персоне? Может быть, сконцентрируем все усилия на «Зевсе»?

— Может быть, может быть... Но пока «Зевс» законсервирован. К тому же для работы с ним скоро приедет специальный работник. Одного с ним возраста. Они скорее найдут общий язык.

— Мне только кажется, что «Зевс» начал трусить. Надо взбодрить его, иначе он и себя и нас завалит. И кстати, Жорж, еще одна просьба: убери от меня Сандру. Если тебе что-нибудь надо узнать обо мне, обращайся к первоисточнику. Я от тебя ничего не скрываю.

— Хорошо, Ингвар. Я всегда знал, что ты настоящий парень.

Между тем в отношениях между Светланой и Ингваром начались сложности. Однажды она попросила Росса срочно приехать на свидание в «Сокольники», на обычное место, где они впервые встретились. Оба пришли почти одновременно. Светлана явно нервничала.

— Не знаю, с чего начать...

— Начни с начала...

— Я даже не знаю — радоваться мне или отчаиваться. Словом, у меня будет ребенок... Будешь ты со мной или нет, благословишь меня или проклянешь, но он будет. Мне 40 лет, врачи считают первую беременность в таком возрасте патологической. И все же я рискну стать матерью твоего ребенка. Я ничего не прошу и не жду от тебя. Если ты против — сейчас же встанем и разойдемся в разные стороны. И навсегда...

— Что ты говоришь! Конечно, я хочу стать отцом этого ребенка. И я никуда — слышишь? — никуда не уйду от тебя. Но я боюсь за него. Ведь наш мир — страшный мир, Светлана. И он будет еще страшней для нашего ребенка, если я не попытаюсь предотвратить этого. Знаешь, я давно думал об этом, но теперь я наконец решился. Я делаю этот шаг ради нашего будущего ребенка, Светлана! Только не оттолкни меня после того, что ты сейчас услышишь. Я профессиональный разведчик. Сиди и слушай. В моих руках документы и другие материалы огромной разоблачительной силы. Если их обнародовать... Короче, ты сейчас же пойдешь в КГБ...

Светлана вскочила со скамейки.

— Куда? — растерянно спросила она. — Я никуда не пойду, никуда... Уходи!.. — И она зарыдала.

— Нет! — негромко, но убежденно говорил Росс, гладя ее волосы. — Ты пойдешь туда и скажешь дословно следующее: «Натовский разведчик Ингвар Росс, с которым я познакомилась случайно как с дипломатом, просит срочной встречи с ответственным сотрудником КГБ по совершенно неотложному делу». И добавишь при этом: «Если в этом учреждении по-прежнему работает Сергей Григорьев, то было бы крайне желательно организовать встречу именно с ним, ибо он лично знает Ингвара Росса». Да, конечно, мои начальники и коллеги расценят мой шаг как предательство. Но мне наплевать на это. Ты знаешь, какая разница между разведчиком и шпионом?

— Я как-то не думала об этом...

— Возьми хотя бы историю моей родины. Сподвижники Тиля Уленшпигеля, конечно же, проникали в испанский лагерь. Они были разведчиками в самом высоком и благородном понимании этого слова. Были и в стане фламандцев лазутчики испанского короля. Но это были презренные шпионы, мразь, продавшая свою совесть за золото. Почему? Потому что фламандцы боролись за свободу своей родины, которая была захвачена и истерзана иноземными поработителями. Понятно тебе, Светлана?

— Да, но это значит, что ты шпион?

— Был им, Светлана... А теперь я тебя поцелую, и ты поедешь на Лубянку. Я буду ждать здесь твоего возвращения.

Оставшись один, Ингвар снова и снова вспоминал свое прошлое, пытаясь объяснить себе самому: что же с ним случилось? Когда пришло к нему прозрение? Когда он убедился в опасности для всего человечества военного столкновения между двумя мировыми системами? Или любовь к Светлане дала ему силы сделать окончательный выбор?

Нет, решительно отверг он второе предположение: любовь была лишь толчком, ускорившим события. Ведь он давно задает себе вопрос: ради чего живет человек? На могильном камне своей жены Мариэтты он велел выбить фразу: «Спешите делать добро». Акушерка, принимавшая роды, сказала, что эти слова его жена прошептала перед смертью...

И он давно решил для себя, что жить во имя зла он не смог бы. Он вспомнил, что почувствовал, изучая попавший однажды ему в руки совершенно секретный документ Пентагона. Это был план развертывания ядерной, химической и бактериологической войны в Европе «в случае вторжения красных». Особая таблица приводила точно рассчитанные данные, на какой высоте следует взрывать ядерные бомбы и боеголовки ракет над тем или иным восточногерманским или советским городом, чтобы площадь поражения была максимальной. Ядерные заряды различались по своей мощности, но даже меньший из них был во много раз мощнее атомной бомбы, сброшенной на Хиросиму.

«Неужели, — впервые подумал тогда Росс, — я должен стать соучастником подготовки этого ядерного апокалипсиса? Ведь кнопку бомбосбрасывателя над Хиросимой нажал какой-то Джонни — летчик военно-воздушных сил США, который слепо подчинился приказу американского президента. Говорят, он потом сошел с ума, а Гарри Трумэна боготворит натовская верхушка. А если бы Джонни не подчинился приказу? И если бы все, от кого зависит сейчас судьба мира в Европе и всего человечества, отказались участвовать в подготовке войны против СССР и его союзников?..»

Такие мысли одолевали Росса тем чаще, чем больше он знакомился с агрессивными замыслами натовских стратегов. И в конечном итоге его сомнения победили. Он решил, что обязан выполнить высший человеческий долг — сделать все, что в его силах, для предотвращения ядерной катастрофы.

Вот с этим победившим самого себя Ингваром Россом и встретился Сергей Григорьев. Он приехал на квартиру Светланы, где уже находился Росс. Светлана ушла хлопотать на кухню. Мужчины сели за стол.

— Как видите, господин полковник, я не забыл нашей случайной встречи, — начал Григорьев.

— Можете звать меня Ингваром, — попросил Росс.

— Тогда для вас проще звать меня Сержем.

— Вот мы и перешли на «ты», — отметил Росс. — Так проще и... надежней.

— А знаешь, Ингвар, я был уверен, что мы с тобой встретимся вот так, накоротке.

— Почему, Серж?

— Только потому, что ты не сообщил своему начальству, что майор Григорьев, спасший тебе жизнь, и русский, снабжавший Экке информацией через своего сотрудника, — одно и то же лицо.

— А если я сделал это только в знак благодарности человеку, спасшему мне жизнь?

— Но, Ингвар, я по роду работы обязан уметь разглядеть истинное лицо человека, даже если он находится по другую сторону баррикад.

— Ты, Серж, генерал?

— Да.

— А я застрял на полковнике.

— Я знаю это.

— Откуда?

— Я все про тебя знаю, опять-таки по долгу службы. И предполагаю, что генералом тебе не дадут стать интриги твоих коллег.

— Интриги не самое страшное. Главное, это гнилое болото, называемое натовскими спецслужбами. Мне там все осточертело! Вся эта перепродажа агентов, секретов, друг друга... И за всем этим стоят американцы. Они всех купили! Поверь, Серж, я уже не могу без Светланы... Я, конечно, знал, что подкинутая тобой Экке информация о низком «потолке» ваших ракет — сплошной блеф. Потому и сбили Пауэрса над Уралом, что Экке перепродал мне эту дезинформацию.