Скорбная братия. Драма в пяти актах

VI

Кленин идет к той половине стола, где сидит Сахаров. Все остальные накидываются на Гудзенко.

Бурилин. Что вы, Гудзенко, с ума, что ли, сошли, приводить этакого осла?!

Подуруев. Это у тебя душа-человек?.. Хорош!

Караваев. Эге, хлопче, який глупый парубок!..

Бурилин. Кто вас просил? Что это за манера тащить всякую шваль, точно в харчевню!

Гудзенко. Да что вы на меня накинулись, господа! Сами же просили!

Бурилин. Кто просил?

Гудзенко. Сахаров первый, Подуруев второй.

Бурилин. После этого всякий безобразник с улицы вломится, да и ошельмует всех!

Гудзенко. Ну вас к бису!..

Кленин (в сторону Сахарову глухим голосом). Слышал ты?

Сахаров. Что?

Кленин. Ничего! (Выпивает залпом стакан.)

Подуруев. Накатить хохла пивом за это, до оскудения сил!

Гудзенко. Эк орут как! Ведь не с вами ругался Элеонский. Уж кому серчать, так Кленину, он пускай и говорит!

Подуруев. Виктор, что ты притих вдруг! Или ошеломило так, что язык прильпе {42} к гортани?

Подходит к нему вместе с остальными.

Кленин (наливает новый стакан). Да, ошеломило! (Вдруг встает.) Давайте, братцы, пить!

Подуруев. Вот хватился! Мы точно не пили!

Сахаров. Да что с тобой, Виктор?

Бурилин. Как что с ним! Такой остолоп всякого огорошит!

Подуруев. Хохол, пей пиво и молчи!.. В наказание будь нем аки рыба!

Кленин. Пить надо!.. Извините, братцы, я задумался немного! После такой словесной перепалки отдадимся другим чувствам! Другим разговорам!

Подуруев (пьянея). Нет, ты мне скажи, Виктор, про что это нигилист толковал, про какую бабенку?.. Что за притча такая?.. У тебя точно будто кончик носа дрогнул!

Сахаров (смотря на Кленина). Глупости все, Подуруев! Довольно об этом!

Подуруев. Нет, душа моя, Виктор, откройся нам, что это за экивоки подпускал новый человек? Ведь мы друзья твои, закадыки твои самые горькие. (Лезет к нему.)

Кленин. Не знаю.

Подуруев. Нет, ты послушай, это ведь обидно. Как же вдруг неотесанная семинария смеет позорить гуманистов? Вы страдали, вы боролись, у вас идеалы и все такое, а он взял да наплевал!.. Я не стерплю!.. Ты должен нам открыться!.. Он знает всю суть и издевается над тобой, а мы ничего не знаем? Обидно это для меня, Виктор! Или в самом деле вы умели только хныкать, разводы разводить?

Кленин. Ты думаешь?.. (Пьет.) Да отчего и не поверить!.. Где у нас оправдание, где у нас силы?..

Гудзенко. Вот вы небось опять загалдели и без Элеонского.

Караваев. Потому ничего не поделаешь, больно уж очень разбередил.

Кленин (Подуруеву). Ты веришь новым людям? Ты веришь им? (Берет его порывисто за руки.)

Подуруев. Ничего я не верю! А обидно, Виктор, воля твоя! Как же это вдруг он тебе такую экивоку загнул?.. Я бы не стерпел, ей-богу, не стерпел бы!.. Бабенка, говорит, у вашего брата заведется, вы, говорит, втюритесь в нее своей пухлой душонкой, а потом она сбежит от вас, вы и запили, и раскисли! Вот и вся ваша борьба!.. Разве это не обидно, Виктор!..

Кленин (во время слов Подуруева он выпил еще стакан вина и совершенно изменился в лице). Обидно ли это? Не знаю, как кому! Мы должны терпеть!..

Сахаров. Я виноват, Виктор, я особенно желал привлечь к нам Элеонского. Теперь убеждаюсь, что это невозможно!

Бурилин. Черт с ними!.. Виктор дело говорил, как мы пришли: к чему набирать лишнего народу, когда свои есть!.. Он теперь только похваляться будет, что обругал, дескать, я всю братию, что ни на есть хуже!.. Я тоже скажу, Виктор, что и Подуруев: как можно было его так выпустить?.. Раскостить его на все корки!..

Караваев (старческим голосом). Следовало. Как же это – мальчишка, и никакой субординации! И что это начальство смотрит!..

Подуруев. В том-то и беда, братцы, что Виктор совсем раскис!.. Да еще и пошел шептаться с ним в угол. Ведь ты нас всех обижаешь, Виктор!

Сахаров. Как ты несносен, Подуруев, затвердил одно и тоже, мало ли что у человека на душе есть…

Подуруев. Нет, шептаться-то зачем с бурсаком! Ведь он тебя ругательски обругал… Как же теперь все это объяснить, скажи ты на милость! Об чем ты с ним шептался? Голубчик, откройся нам!..

Кленин (встает). Об чем я шептался? Смотрите на меня… господа, перед вами жалкий, презренный идеалист… Смотрите, я развалина в сорок лет; смотрите, как болото все засасывает меня вглубь… Вы думаете, я спятил? Нет, я в полном рассудке… Нет спасения, нет, нет и нет!.. (Опускается вдруг на стол.) Ты замечтался, презренный романтик{43}, ты думал, что искус твой кончен: работай, живи с друзьями, радуйся на их молодость, на их смех и порывы!.. И вот приходит человек с улицы, новый человек, и говорит тебе с цинизмом скомороха: знаем мы про твою борьбу… бабенка загубила тебя!.. Циник одним словом вывернул всю глубь язвы… и опять пропасть раскрылась, и я там, на дне омута! (Подуруеву.) Дай вина!..

Сахаров. Полно, Виктор, ты расстроен… ты довольно пил.

Кленин. Довольно? Ха, ха, ха! Куда ж мне деться?.. Пить, пить надо! Братцы, не ходите по стопам нашим, бросьте верования, издевайтесь, ругайте, плюйте на нас юродивых… «Поучение кончено!» Помните эти слова бурсака? Они горят у меня в ушах! Вы не знаете глупой повести о том, как пухлая душонка идеалиста может отдаться женщине – нет, бабенке! Да, глупой, пошлой бабе! Почему мы не титаны?! Как мы могли падать, обливаясь слезами и благословляя источник наших страданий! Вот наша вина!.. Расказнить нас за это, подлецов! Но зачем я все это говорю вам? Кто это мы? Не мы, а я, я, тряпка, пьянчужка-ерыга!.. Хотите, чтоб я вам расписал чувствительную историю про Адольфа и Амалию? Братцы, не добивайте меня, не заставляйте теперь, когда я пьянею, пресмыкаться перед вами в прежней грязи! Вам не спасти меня!.. (Выходит из-за стола.)

Сахаров. Куда ты, Виктор?

Подуруев. Эк расходился, я ведь не всурьез тебя задевал!

Кленин (Гудзенко). Где живет этот Элеонский?

Гудзенко. Я не знаю… Он ко мне зашел!

Кленин. Я иду пить, и его приглашу – да, и ему, этому новому человеку, я расскажу глупую историю про бабенку такими словами, что циник будет со мной плакать навзрыд… Идем, Гудзенко!

Гудзенко. Полно! Я право не знаю!.. Куда! Теперь первый час ночи!

Сахаров. Успокойся, Виктор!

Подуруев (Бурилину). Ну, теперь закатится! Прорвало!

Караваев. Что ты?

Подуруев. Верно!

Кленин. Вот твоя обитель, жалкий романтик! Пьяный бред, пьяный крик, пьяный сон!.. Да здравствуют циники и новые люди!.. Я иду ратовать за их начала! Идем, Гудзенко! (Вдруг останавливается.) Подуруев!

Подуруев. Что?

Кленин. Вина ведь нет?

Подуруев. Нет, душа моя!

Кленин. Попрошу у циников! (Тащит Гудзенко.) Ты, хохол, веди меня!..(Останавливается в дверях.) Братцы, я рыдать не буду, я буду пить!.. Пейте и вы! Мертвые бо срама не имут!{44} (Увлекает Гудзенко.)

Акт II

Сцена 1