Мельпомена

Проснулся француз поздно. Судя по шуму улицы, доносившегося из открытого настежь окна, было уже не меньше десяти утра. Рука начала машинально искать Мелани, но, как бы она ни старалась, девушка испарилась. Здесь стоит отметить немаловажную деталь, которую Филипп тоже не сразу разглядел, но которая, тем не менее, была достаточно важна. Мелани все делала чрезвычайно тихо. Голос ее, как уже неоднократно отмечалось, был мил и притягателен, но немаловажную роль в этом играло то, что он был едва различим. Филипп всегда был глуховат – еще в детстве он застудил левое ухо и едва им слышал, потому имел при разговоре дурную привычку поворачиваться к людям правой стороной, чем смущал собеседника. В любом случае, сейчас речь не о нашем герое. Мелани не только говорила тихо, но и передвигалась, стараясь создавать минимум шума. Порой это было непросто – судя по нескольким встречам, она очень любила каблуки – но даже цоканье ее туфелек было не таким громким, как лошадиная походка большинства француженок.

Лавуан поднялся в прекрасном расположении духа. Он выглянул в окно: сегодня толпа его не раздражала, даже наоборот – он находил занимательным рассматривание смешных людишек. Улыбка не спускалась с лица Филиппа и ему самому в какой-то момент этот факт показался противным, ведь он на дух не переносил оптимистов. Но не успел он содрать ухмылку со своей неумытой рожи, как его взгляд пал на двух прохожих. В высокой блондинке писатель сразу признал Мелису – это было совсем не сложно – а вот спутник ее был куда занятнее. Рядом с ней красовался настоящий средневековый рыцарь. Сперва Филипп было подумал, что Виктор Моро пригласил свою новую пассию на очередной маскарад, коих в городе проводилось преступно много. Но рыцарь был не столь высок, не столь мускулист. Было видно, что доспехи ему мешают, что его тело совершенно к ним не привыкло, но, несмотря на это, мужчина старался держаться достойно. Писателю стало до того любопытно пообщаться с этими двумя, что он принялся кричать в их сторону, дабы быть замеченным. Голос Лавуана, однако, растворялся в толпе, не доходя до адресата. Тогда он решил что-нибудь бросить в пару. Едва его мозг родил, мягко говоря, абсурдную идею, руки уже все сделали – по улице эхом прокатился звон металлического лязга. Это старенький поднос встретился с уличной брусчаткой. Дюбуа вскрикнула, недовольно поморщилась, разглядывая испугавший ее предмет, затем, высоко замахнувшись пнула его с такой силой, что бедный поднос, судя по потертостям служивший этой гостинице не один десяток лет, погнулся и полетел вниз по улице. Филипп рассмеялся, но, вспомнив, кто является хозяйкой этой утвари, невольно обронил улыбку с лица. Рыцарь, до сего момента молча наблюдавший за нелепой картиной, принялся показывать в окно, из которого торчали неопрятные волосы Лавуана. Поняв, что свою злость можно выместить не только на безобидном подносе, но и на живом обидчике, Мелиса, со свойственной ей прытью, ринулась ко входу. Навстречу ей выскочила мадам Бош, которая, очевидно, услышала странный звук на улице и решила посмотреть. Это было опрометчиво с ее стороны. Короткого разговора двух барышень француз не слышал, но четкое и ясное «с дороги старая кошёлка» со стороны Дюбуа разобрать труда не составило.

Несмотря на уйму последствий, грядущих за действиями последних минут, Филипп в душе лишь хохотал. Даже звук приближающихся гостей, который был отчетливо слышан на лестнице, через запертую дверь комнаты, не мог перебить заливистый смех французского сердца.

– Совсем уже с ума сошел? – именно с этими словами Мелиса ворвалась в незапертую дверь. – А если бы ты в меня попал? Что тогда? Попортить личико одной из лучших актрис города! Даже если продать все то немногое, что есть у тебя за душой – этого все равно не хватит, чтобы оплатить такой ущерб!

Теперь писатель рассмеялся в голос. Абсурдность сказанного наложилась на милую злобу девушки и не оставили Филиппу и шанса сдержаться. Смешок, впрочем, послышался и из доспехов рыцаря, еле поспевшего за своей спутницей.

– И этот туда же! – возмущению Дюбуа не было предела.

– Прошу прощения, мадемуазель Дюбуа, – оправдывался знакомый голос, приглушенный ржавым шлемом. – Просто нахожу ситуацию крайне забавной.

– Что тут забавного, Жак? – недоумевала девушка. – Это покушение на жизнь! Этому обалдую слишком многое сходит с рук.

Филипп не сразу признал в рыцаре Трюффо, однако сейчас, приглядевшись и отметив комплекцию мужчины, он и сам для себя подтвердил, что это Жак. На улице рыцарский доспех смотрелся куда солиднее нежели вблизи. Сейчас было отчетливо видно ржавчину, покрывавшую добрую половину всего комплекта брони, а на шлеме и вовсе красовалась плохо содранная плесень. Прорези создавали иллюзию гримасы, будто рыцарь прищуривался, а зеленый след плесени был будто родимым пятном на лице.

– Откуда вы вытащили эту рухлядь? – с ехидством в голосе спросил Лавуан.

– Сам ты рухлядь, – выругалась Мелисса. – Посмотри в каком свинарнике живешь! А это настоящая рыцарская броня. Между прочим, ее когда-то носил действующий рыцарь. Нам его уступили по приемлемой цене. Все равно в музей такое не взяли бы – слишком уж, как они выражаются, «деформирован», а нам, уж будь уверен, он еще пригодится.

– Мсье Гобер сказал нам купить его, – подтвердил Жак. – Сказал, что он будет нужен для Вашей новой пьесы, а свои костюмы у нас в дефиците.

Этот костюм совершенно не подходит. Неужто не видно?.. Это комплект пятнадцатого, а то и шестнадцатого веков… Он никак не подойдет для столетней войны. С другой стороны, лучше уж так, чем те нелепые костюмы, что клепают за кулисами. Это хотя бы можно назвать полноценным реквизитом…

Несмотря на тот факт, что конечный образ рыцаря не совпадал с тем, что писатель рисовал у себя в голове, сам подход директора очень радовал Лавуана. Поиск настоящих доспехов для такого скряги как Гобер наверняка был весьма труден.

– Как так вышло, что ты сразу надел костюм, Жак? – поинтересовался Филипп.

– К образу следует готовиться заранее, – бубнеж Трюффо был едва различим из-за шлема, однако, на удивление, Филипп все понимал. – Роль рыцаря весьма непроста. Сказать по правде, мне – натуре прагматичной – весьма сложно себя ассоциировать со средневековым романтизмом. Публика находит это красивым: рыцари в своих сияющих доспехах, турниры во имя красивых дам, самопожертвование на благо народа. Хотя на самом деле все мы понимаем истинную картину… Это просто времена немытых солдат, где правда за тем, у кого знатней покровитель.

Сам бы не сказал лучше. Пусть Жак и выглядел в этом костюме как нелепая железная луковица, пусть слова его отдавались звонким эхом, все сказанное имело воистину великий смысл. Сейчас Филипп ловил себя на мысли, что возможно Трюффо нравится ему вовсе не потому, что он хороший актер, а потому что у него с писателем весьма схожие взгляды на жизнь и историю. Ничто так не объединяет, как одинаковое мировоззрение. Вы можете работать в разных сферах, иметь разные политические взгляды, вы можете даже находится в совершенно разных слоях общества, но если ваши воззрения одинаковы, то не подружиться вы не можете.

– Двух актеров гоняют ради одного костюма… – призадумался Лавуан. – Совсем Гобер о вас не думает.

– Все совсем не так, – возразила Дюбуа. – Во-первых, не двух актеров, а трех, – она демонстративно выставила три пальца. – Во-вторых, костюмов тоже было три. Изначально мы искали три доспеха, но женского варианта найти не удалось – что не удивительно – зато я нашла себе вот такое платье, – Мелиса достала из сумки аккуратно сложенное белое платье с простым покроем, но отлично передающее, в отличие от доспехов, времена столетней войны. – В-третьих, мы не только за костюмами пришли, но и по твою душу. Мсье Гобер сказал взять написанную часть пьесы. Да, он знает, что ты не даешь читать неготовые работы, – оборвала девушка уже готового начать долгий спор писателя, – но время поджимает, а сроки, со слов директора, не выполнены. Труппе надо готовиться…

– Не терпится узнать, что за роль мне достанется, – влез Жак.

– Погодите минутку, – недоумевал Филипп, – вы сказали трое, но я вижу лишь двоих. Где вы успели потерять третьего?

– Это весьма длинная история, – вздохнула Мелисса. – Мы вышли втроем с Пьером – он тоже хотел посмотреть себе костюм на предстоящий спектакль. Антиквар, к которому мы ходили живет недалеко отсюда, что к лучшему, потому что, уж прости, я бы ни за что на свете не стала через весь город идти, чтобы забрать твою пьесу.

Трюффо, заметно уставший стоять под тяжестью старинных лат, не спросив, сел на кровать. Та прогнулась, но выдержала ношу. Филипп, хотел было возмутиться бестактному действу, но это значило бы, что разговор Дюбуа будет прерван, а с последствиями сего никому не захотелось бы столкнуться.

– А где живет этот антиквар? – с ложным любопытством спросил Лавуан.

– Там, рядом с кладбищем, – интерес со стороны француза она восприняла с энтузиазмом. – Я боялась, что он один из тех ненормальных мародеров, что стаскивают вещи с умерших, а потом продают.

– Тогда ему должно быть по меньшей мере пятьсот лет, – съязвил Филипп.

Мелисса, само собой, язвительность в свою сторону не оценила, но продолжила как ни в чем не бывало:

– В любом случае, мсье оказался весьма добропорядочным и честным: уступил мне платье вполцены, отметив красоту моих глаз, – улыбнулась девушка.

– Еще бы, – вздохнул Трюффо, – за доспех то он попросил больше оговоренного.

– Это не столь важно, – рявкнула Дюбуа и бросила неодобрительный взгляд на коллегу.

– Так где вы потеряли Пьера? – спасал доброго друга писатель.

– Он увязался за той рыжей бедняжкой, – девушка играла с волосами, пытаясь вспомнить вылетевшее из головы имя. – Фрида, так ведь? – вопрос был обращен к Жаку, но тот пытался вытереть с шеи пот, что в доспехе было сделать мягко говоря непросто, отчего проигнорировал реплику девушки и фраза осталась висеть в воздухе. – Гардеробщица наша, – пояснила девушка, – рыженькая такая… Постоянно забываю ее имя. Ох уж эти немцы…

Лавуана стали одолевать сомнения. Хорошее настроение, до этого державшее оборону от скверных мыслей, которые постоянно висели над головой Филиппа, стало потихоньку сдавать. Писатель никогда не видел Пьера и Фриду вместе, более того, как-то он имел наглость, пусть и ненароком, подслушать разговор, в котором Мсье Гобер и Шерро отзывались о Фриде в негативном ключе. Что ему от нее надо?

– Наверно это их первый разговор, за все время совместной работы, – отметил Филипп.

– Пожалуй, – согласилась Мелисса. – Я не припомню, чтобы они тесно общались. Его поведение меня сильно удивило. И тем не менее, факт остается фактом – он накинулся на девушку как собака на кость: все постоянно о чем-то расспрашивал.

– О чем же? – уже откровенно донимал расспросами Лавуан.

– Почем мне знать? – оскорбилась Дюбуа. – Я по-твоему совсем манер не знаю? Стала бы я подслушивать чужие разговоры…

Филипп о манерах Мелисы был осведомлен как никто другой. Именно поэтому и поинтересовался у нее, а не у обливающимся седьмым потом Жака. Дюбуа точно слышала предмет разговора, но говорить не хотела. И не потому, что там было что-то интересное, как думалось Филиппу, а потому что боялась прослыть сплетницей. Так или иначе, интерес Филиппа к этой новости рос с каждой секундой и в какой-то момент, как это часто случалось с писателем, стал занимать все мысли Лавуана. Не сказав ни слова, француз начал собираться для незапланированной прогулки. Официально он хотел проведать Мелани, которая упорхнула из его постели ни свет, ни заря, однако, так как и Фрида жила буквально в двух шагах, это была прекрасная возможность узнать наверняка что же такое происходит. Лавуану не хотелось думать о худшем и все же, будучи человеком рациональным и способным сложить два и два в голове, он прекрасно знал, что ничего хорошего в финале прогулки он не увидит. Возможно он и шел с настроем помешать ужасу случиться.