Остановка

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Смутные очертания комнаты Эли Вудворт. Тахта, стол, проигрыватель. На стенах афиши с портретами американской звезды Лайзы Минелли в фильмах «Кабаре» и «Нью-Йорк — Нью-Йорк». Множество цветных фотографий черноволосого мужчины в разных ролях. Главное в этой комнате — безразличие к устойчивым тяжелым вещам.

Звонок телефона, долгий, взывающий. Э л и в нерешительности идет к телефону, снимает трубку.

Э л и. Алло! (После паузы.) Алло!

Р о б е р т. Я из бара напротив. Извините.

Э л и. Кто это?

Р о б е р т. Это Роберт. Узнаете? Нашел ваш адрес. (После паузы.) Я поднимусь… не выгоните?

Э л и (растерянно). Господи, как вы сюда добрались? Ну… хорошо. Первый подъезд, кнопка 5 «В».

Р о б е р т. Спасибо. Я… мигом.

Э л и (как бы рассказывая вслух). Первый раз Роберт Уайдлер позвонил в наш Центр, на «Линию помощи» три недели назад.

Возникает одна из комнат «Линии помощи», в которой находится Э л и В у д в о р т. Стол, несколько телефонов — связь с внутренними службами и городом. Перегородки в комнате стеклянные, за ними видны фигуры других интервьюеров. Эли пишет. Возникает песенка «Линии помощи» в исполнении вокального ансамбля:

Если тебя не слышит тот, кто тебя знает,Если ты устал ждать отклика,Если ты оказался выброшенным на улицуИ теперь совсем один,Знай, здесь всегда есть тот, кто тебя услышит,Он протянет руку,Он поможет начать все сначала.Если кто-то может услышать их,Кто-то, как ты и я,Как ты и я,Как ты и я…Вот о чем моя песня,Вот о чем все,Вот о чем все.

Э л и. У нашей телефонной «Линии помощи» — четыре провода, принимающих сигналы бедствия. Некоторые советчики, как и я, постоянно зарабатывают в другом месте. Два-три раза в неделю мы бесплатно дежурим на «Линии помощи». Иногда реже — кто как может. В тот день вместе со мной были Линда Хьюз — худая, сутулая, с низким манящим голосом.

Возникает Л и н д а.

…И испанец Эрнесто Кардьерра, обслуживающий в нашем Центре пуэрториканцев и латиноамериканцев.

Появляется Э р н е с т о.

Всегда хмурый, задумчивый Эрнесто, самый изобретательный из нас. Это он на вечере в честь пятилетия нашего Центра ошарашил присутствующих электронным монстром, который произносит речь, составленную из наших инструкций. Теперь монстр водворен на тумбу и облегчает работу, пичкая нас данными, полученными Центром. Перед тем как раздался звонок Роберта, электронный инструктор подводил итоги нашей работы за пять лет.

Э л е к т р о н н ы й и н с т р у к т о р (голос его бесцветен, монотонен). Наш Центр обеспечивает услуги при кризисе в районе с населением пятнадцать миллионов человек. Он расположен в Нью-Йорк-сити, в его работе участвуют более двух тысяч добровольцев, представляющих широкий круг профессий, рас и религий. За пять лет Центром проведено более двухсот тысяч бесед. Наша «Линия помощи» действует круглые сутки, триста шестьдесят пять дней в году. Ежегодно более ста разговоров. Сорок пять процентов звонящих — тридцати лет и моложе, только двадцать четыре процента нашей клиентуры остаются анонимными. Еженедельно четыре психиатра консультируются по делам клиентов, отдельная группа добровольцев делает ежемесячно более трехсот звонков одиноким людям…

Э л и (в трубку). «Контакт».

Коренастая, тяжеловесная фигура Р о б е р т а теперь возникает в его комнате, здесь не очень-то уютно, хотя и прибрано. Все же это комната врача, привыкшего к стерильной чистоте.

Р о б е р т (его речь затруднена, он выдавливает из себя слова). Это… «Линия… помощи»?

Э л и. Да.

Р о б е р т. С кем я говорю?

Э л и. Меня зовут Эли. А вас?

Р о б е р т. Роберт. Остальное я предпочел бы оставить при себе.

Э л и. Пожалуйста. Если я могу помочь вам…

Р о б е р т. Вряд ли. (С иронией.) Просто я подумал, вдруг у вашего «горячего» провода припасены особые секреты? Но… этот звонок так, для проформы. Сегодня я решил — все! Хватит. Наконец-то я отыскал свой шпалер.

Э л и. Он заряжен?

Р о б е р т. М-м… Да… Какое это имеет значение?

Э л и. Отнесите его, пожалуйста, в другую комнату.

Р о б е р т. Ну уж это лишнее.

Э л и. На время нашего разговора. Согласитесь, трудно понимать друг друга под дулом пистолета.

Р о б е р т (не сразу). Хорошо… Только вы не вешайте трубку. (Медленно идет в другую комнату.)

Э л и. Опасный клиент. Если он донесет пистолет до другой комнаты — уже полдела сделано. (Листает бумагу.) А первый-то раз на пробном интервьюировании у доктора Борна я опозорилась. Как многие, начинающие, впрочем.

Появляется доктор Б о р н. Он говорит за воображаемую клиентку.

Б о р н. «Я тяжело избила своего сына, он убежал из дома. Он погибнет. Лучше я умру, только бы ему было хорошо».

Э л и (Борну). Что между вами произошло? Расскажите подробно. Да отвечайте же!

Б о р н. Э… Нет, мисс Вудворт. Меньше вопросов. Ваша ошибка типична. Вы действуете так, будто сидите за чашкой кофе в обычной житейской ситуации. Но к вам обратился человек на грани безумия, или, как мы говорим, в кризисе: один неверный шаг может повлечь трагический исход.

Э л и. Что можно сделать по телефону на таком расстоянии?

Б о р н. Предотвратить действие. Не требуйте откровенности, на нее вы не имеете права. Выслушайте человека с сочувствием, затем осознайте его положение и советуйте. «Вы, наверно, погорячились, и сын это поймет…», «Ведь раньше этого не случалось, сын вернется…» — вот начало. Мятущийся в ночи там, на другом конце провода, должен почувствовать прежде всего вашу заинтересованность, подлинное сострадание. И ни в коем случае — любопытство. Или осуждение.

Э л и. Может быть, в теории эти законы телефонных интервью и верны, но…

Б о р н. «Но», мисс Вудворт?

Э л и. Но… мне кажется, что люди, которые грозят самоубийством, никогда этого не сделают.

Б о р н. Я тоже так полагал, мисс Эли. Однако статистика утверждает обратное. Из десяти человек, грозивших самоубийством или признавшихся в желании покончить с собой, восемь выполняют угрозу. Восемь! Или, если хотите, из десяти самоубийц восемь предупреждали о такой возможности.

Борн исчезает.

Р о б е р т (возвращается к своему телефону). Я отнес его в столовую. Вы меня слушаете?

Э л и. Да, да.

Р о б е р т. Думал, вы испугаетесь, удерете.

Э л и. Я здесь для того, чтобы говорить с вами.

Р о б е р т. Значит, часто и другие тоже звонят… с этим?

Э л и. Вы немного выпили, чтоб успокоиться…

Р о б е р т. Натурально. Но я могу говорить откровенно?

Э л и. Конечно.

Р о б е р т. Хотел объяснить вам кое-что, но немного нервы разболтались. Я твердо уверен, что сделаю… это, но почему-то все время борюсь с собой. Вы понимаете, о чем я?

Э л и. Да, да. У вас что-то произошло и…

Р о б е р т. Нет, не сегодня. Два месяца назад, когда они уехали… Хотя дело не только в них. Понимаете, я не хотел так, разом оборвать все, но вдруг меня потянуло сделать это. И я боялся не совладать с собой… Все это время. Меня тянуло избавиться от этой бессмыслицы по утрам. (После паузы.) И сегодня я решил окончательно.

Э л и. Значит, сейчас вы живете один…

Р о б е р т. Да… да. Уже два месяца. С тех пор как они уехали.

Э л и. Ваша семья?

Р о б е р т. Жена, девочки. Две дочери. Семь и двенадцать. Джуди много раз предупреждала об этом. Но я не придавал значения.

Э л и. Предупреждала, что уедет?

Р о б е р т. Ну да. Когда я, бывало, возвращался поздно. Раньше-то это не так часто случалось. Я помногу сидел дома, до того как мне пришла в голову одна идея.

Э л и. Идея?

Р о б е р т. Да. Но не будем об этом. (После паузы.) Просто я установил, что есть скрытые причины, по которым дети, да и вообще все люди ведут себя так, а не иначе. Что-то вроде общего пускового механизма поведения.

Э л и (с испугом). Вы думаете, есть нечто общее?

Р о б е р т. Да… уверен. Еще не раскрытые наукой физиологические механизмы.

Э л и. А разве поведение не зависит просто от обстоятельств?

Р о б е р т. В том-то и дело, что не всегда. На одни и те же внешние раздражители живые существа в разное время реагируют иногда прямо противоположно. Это зависит от внутреннего состояния… Я, знаете, изучил поведение сотен людей. Но это долгая песня… В той бумаге, которую я отправил, я все обосновал. Но они даже не заинтересовались.

Э л и. Вы послали бумагу, где изложили свою идею…

Р о б е р т. Ну да. В журнале «Сайенс». Ведь если внутри нас рождаются мотивы поведения, то существуют законы, по которым могут быть разгаданы и причины многих необъяснимых поступков, внезапных конфликтов. Всех этих безмотивных преступлений… (Агрессивно.) Но я же сказал, что не надо об этом.

Э л и. Хорошо. Значит, вы возвращались поздно, и жене это не нравилось. Она сердилась.

Р о б е р т. Именно. Меня выводит из себя ее тон. Я ведь ничего плохого не делал. Сидел тут по соседству в баре. С приятелями. Всегда — только с парнями. Учтите! Я пальцем не тронул ни одной девки, что торчат там.

Э л и. И очень поздно возвращались?

Р о б е р т. Не очень. Не позже двенадцати… (Откашливается.) Но каждый раз она подозревала глупости, орала. Знаете, это очень раздражает, когда перед твоим лицом размахивают руками. Иногда я тоже срывался. (Мычит что-то под нос.) А потом она забрала детей и уехала… Как-то сразу, не предупредив. Я подумал: ничего, пусть себе покуражится. Ее хватит ненадолго — быстро прискачет. (Откашливается. Закуривает.) Мне поначалу даже нравилось, что я один. Возвращайся когда вздумается. Хоть вверх ногами ходи по квартире, никто тебя не осадит. Понимаете, я все ждал ответа из этого журнала.

Э л и. Потом стало хуже?

Р о б е р т. Нет. Потом было то же. Я же говорю — это случилось со мной как-то вдруг. Все потеряло смысл — семья, работа, мои приятели из бара…

Э л и. Вы работаете?

Р о б е р т. Да… Но не совсем по специальности. И вчера я не пошел. Сегодня тоже. Э л и. У вас тяжелая работа?

Р о б е р т. Не особенно. Провожу медосмотр в начальной школе. Вообще-то я физиолог. Работал с неполноценными детьми. Ну… врожденная агрессивность. Потом как-то тюкнул меня один флягой по голове. (После паузы.) Отлежался…

Э л и. Вы пробовали разыскивать семью?

Р о б е р т. Так… пару раз. Но Джуди написала, чтоб я не старался.

Э л и. Вот до чего дошло.

Р о б е р т. Вот именно, «дошло». Вы находите что-то особенное в том, что мужчина после работы проводит время с друзьями? А? Великое преступление? А она этого терпеть не могла.

Э л и. Она говорила вам об этом?

Р о б е р т. Каждый раз… Не ее дело меня воспитывать. Лучше бы девочками нашими занималась. Собственно, чем ей мешали мои приятели? Я же не запрещал ей встречаться с подругами. Но она вечно была недовольна.

Э л и. Уже прошло два месяца?

Р о б е р т. Да. И теперь — как отрезало… Обиды, злость — все потеряло смысл. Но я же говорю… тут даже не в этом загвоздка. Наверно, у каждого наступает момент, когда жизнь теряет всякий смысл.

Э л и. Вы догадываетесь, где они могут быть?

Р о б е р т. Скорее всего у ее сестры. Луиз.

Э л и. Вы знаете адрес?