Как выглядит будущее?

Отвергнутое будущее

Несмотря на множество социальных конфликтов, связанных с вопросами будущего, общественные науки обращаются к миру будущего достаточно неохотно, внося весьма ограниченный вклад в его теоретизацию и анализ (но см.: Bell and Wau 1971; Young 1968). Причина этого частично кроется в том, что Маркс, наиболее значимый представитель общественных наук XIX столетия, судя по всему, ошибался, когда предсказывал, что капитализм породит всемирную революцию, возглавляемую рабочим классом. Маркс утверждал, что «философы лишь различным образом объясняли мир, но дело заключается в том, чтобы изменить его» (Marx 1962 [1845]: 405; Маркс 1955: 4). Он полагал, что наличие предприятий, на которых применяются паровые машины, крупных промышленных городов, железных дорог и бедственное положение трудящихся приведут к тому, что промышленный пролетариат превратится в «класс для себя» и тем самым произведет революционный переворот в капиталистическом мире. Класс пролетариев и его преобразующая мощь смогут сбросить капитализм и реализовать на практике идею коммунизма через распространение капитализма по всему миру.

В действительности мировая социальная революция началась вовсе не в обществах с наиболее развитыми системами капиталистической политической экономики, таких как Великобритания или Германия. Она произошла в 1917 г. в царской России, крупный и хорошо организованный рабочий класс у ее истоков не стоял, а закончилась большевистская революция не строительством коммунизма или хотя бы социализма в одной, отдельно взятой стране, а, по словам многочисленных ее критиков, в числе которых был, например, Карл Поппер, новым варварством.

При этом в своих ранних работах 1840-х гг. Маркс, напротив, подчеркивал значительную неопределенность и непредсказуемость капиталистических обществ. В «Манифесте Коммунистической партии», написанном в возрасте всего тридцати лет, Маркс (совместно с Энгельсом) описывал современный ему мир скоротечности и движения, в котором «застывшие, покрывшиеся ржавчиной отношения» разрушаются под напором современного капитализма: все застойное и косное исчезает (Berman 1983; Marx and Engels 1952 [1848]; Маркс и Энгельс 1955). Подобный взгляд на неопределенность современной капиталистической эпохи означал, что, используя инструменты анализа 1840-х гг., разработать конкретный сценарий будущего было невозможно, да и сами Маркс и Энгельс в целом выступали против утопических образов будущего.

Тем не менее эта очевидная неспособность марксистского анализа предвосхитить будущее была использована многими представителями общественных наук для того, чтобы отвергнуть предложение о том, что общественные науки должны заниматься предсказанием будущего или разработкой соответствующих сценариев. В странах Запада утопические картины будущего и альтернативных миров подвергались жесточайшей критике, особенно в период холодной войны (Popper 1960; Поппер 1993; Kumar 1991). Социальные науки отвернулись от идеи разработки и анализа возможных вариантов развития будущего (но см.: Bell and Wau 1971). Некоторые социологи, например Анри Лефевр, Зигмунт Бауман и Эрик Олин Райт, утверждали, что утопии могут служить прекрасным зеркалом для существующих обществ, показывая ограниченность настоящего (Bauman 1976; Levi-tas 1990; Pinder 2015). Такой подход к утопиям содержал в себе освободительный потенциал, позволяя людям покончить с доминированием того, что представлялось неизменными формами общественной жизни в настоящем. Однако примеры обращения социальных наук к утопическому будущему довольно редки.

Более того, исследования альтернативного будущего, имевшие место в течение последних семидесяти лет, велись за пределами собственно «социальных наук» (cм. периодизацию Сона: Son 2015). Футурология развилась в специализированную дисциплину и профессиональную область со своими журналами, ключевыми трудами, авторитетными фигурами, международными структурами (cм.: http://foresightinternational.com.au), профессиональными организациями (такими как Ассоциация профессиональных футурологов) и основополагающими текстами (cм.: http://www.wfsf.org/; Son 2015: 122). В период, последовавший сразу после окончания Второй мировой войны, футурология зачастую отражала споры и вопросы, связанные с темой холодной войны: так, считается, что Герман Кан стал прообразом доктора Стрейнджлава в фильме 1964 г. «Доктор Стрейнджлав, или Как я научился не волноваться и полюбил бомбу» (см.: http://www. newyorker.com/magazine/2005/06/27/fat-man). Большая часть футурологических идей того периода была связана с мощными программами военного и корпоративного развития, в которых, например, компьютерам отводилась роль одного из орудий холодной войны (Turner 2006: 1). Финансирование работ над подобными футурологическими идеями, как правило, осуществлялось за пределами университетов и научных институтов, и, как следствие, работой в этой области занимались, главным образом, частные аналитические центры, например центры, основанные Элвином Тоффлером (1970), Джереми Рифкином (2009), Альбертом Гором (2013) и многими другими. К концу 1970-х гг. выходило уже 178 журналов, связанных с вопросами футурологии (Son 2015: 125).

Еще одним толчком к развитию футурологии стала возрастающая значимость движения в защиту окружающей среды и соответствующих наук в период после 1970 г. (Schumacher 1973; Шумахер 2012). Те споры, что возникли после выхода книги «Пределы роста», а также нефтяной кризис 1973 г. привели к разработке компьютерных моделей будущего, одни из которых были весьма пессимистичными, вплоть до предсказания грядущего апокалипсиса, другие же предвещали оптимистическое, технологически совершенное будущее (Meadows, Meadows, and Randers, and Behrens 1972; Медоуз, Медоуз, Рэндерс и Беренс 1991; Son 2015: 126). Повышенная озабоченность проблемой изменения климата привела к разработке математических моделей общей циркуляции атмосферы и вод Мирового океана. К началу 1990-х гг. эти компьютерные модели позволили оценить последствия роста выбросов углекислого газа для усредненного климата Земли в различные моменты в будущем. Полученные таким образом прогнозы затем входили в основные доклады все более влиятельной Межправительственной группы экспертов по изменению климата (МГЭИК). Первый доклад МГЭИК был опубликован в 1990 г. Последующие появляются каждые несколько лет. Эти доклады предупреждали, что если современные общества не откажутся от существующих норм и политики, то велика вероятность того, что в будущем Землю ожидает продолжительное и значительное потепление климата, вследствие чего человечеству придется приступить к реализации мер, которые будут полной противоположностью нынешних норм и политики (см. главу 9).

Социальные науки и будущее

В этой книге я утверждаю, что социальное будущее определяет жизни людей сегодня. Я также утверждаю, что исследования будущего должны стать частью социальных наук, а также в определенной мере – частью повседневной жизни человека. Значительная часть теоретических и исследовательских работ в рамках социальных наук направлена на предвосхищение будущего, но они редко бывают связаны с исследованиями будущего. В этой книге я попытаюсь сделать будущее «популярной» темой, поскольку оно слишком важно, чтобы отдавать его на откуп государствам, корпорациям или инженерам. Последствия предлагаемых концепций будущего весьма значимы, и социальным наукам следует играть центральную роль в их изучении, обсуждении и практической реализации. Отсюда необходимость развития того, что я называю здесь «социальным будущим», имеющим некоторую схожесть с идеей «интегрального будущего» (Bell and Wau 1971; Slaughter 2012). Я покажу, каким образом анализ «общественных институтов, практик и жизней» может играть ключевую роль в развитии теорий и методов изучения потенциального будущего. Время заняться будущим уже наступило, и общественные науки и общество не должны пропустить его.

Так, социальные науки играют важную роль в деконструкции единого понятия «время». Барбара Адам и ее коллеги демонстрируют существование различных форм времени: это связано с тем, что различные общества и социальные институты строятся вокруг различных временны’х режимов (Abbott 2001; Adam 1990, 1995). Такие временные режимы, как, например, режимы учета и дисциплины, что существуют в монастырях или в современных финансах, оказывают огромное влияние на жизни людей в разных обществах (об исторической важности способности измерять десятые доли секунды см.: Canales 2009). Адам показывает значимость исторического сдвига от времени как переживаемого опыта ко времени, стандартизированному и рассматриваемому вне контекста (Adam 2010).

Кроме того, социальные науки разрабатывают вопрос о том, как именно различные варианты будущего связаны с различными временными режимами. Согласно Адам и Гроувзу, о будущем можно говорить, приручать его, торговать им, преобразовывать, пересекать, думать и заботиться о нем, а также направлять его и выходить за его пределы (Adam and Groves 2007). Особо значима здесь возможность торговать будущим, которая ознаменовала собой прорыв в направлении развития общества. Во многих религиях считалось греховным ссуживать деньги под будущий процент, поскольку ключи от будущего принадлежали Богу, а не людям (Adam and Groves 2007: 9). Однако в европейских обществах божий дар оказался преобразован в рукотворное будущее, которое может быть изменено и которым можно торговать. Таким образом, «ключи от будущего перешли от богов к людям», что имело множество глубоких последствий для социальной жизни (Adam 2010: 365).

Будущее часто представляется бессодержательным и оторванным от определенного контекста; в результате «бессодержательное будущее легко узурпировать, колонизировать, подчинить коммерции и контролю <…> Когда будущее лишено контекста и обезличено, мы можем использовать его и злоупотреблять им, не испытывая чувства вины или угрызений совести» (Adam and Groves 2007: 13). Будущее действительно использовали и им злоупотребляли: способность видеть в нем пустую абстракцию делает его готовым для эксплуатации объектом, поскольку жители будущего не могут получить назад то, что могло бы достаться им в мире, который они унаследуют.

Социальные науки также изучают риски, связанные с экстраполяцией настоящего на будущее. Чтобы узнать, каким будет будущее, необходимо рассмотреть различные «варианты прошлого» и разобраться, каким образом прошлое, настоящее и будущее взаимосвязаны. Иногда можно услышать утверждения о том, что мы в состоянии проводить различия между планированием, подготовкой, изобретением и совместным генерированием будущего, особенно в свете того, что Рил Миллер называет «умением читать будущее» (Miller 2011). Согласно Миллеру, развитие подобной «грамотности» в отношении потенциального будущего позволяет лучше понимать настоящее. Как указывает Миллер, задача здесь заключается не в том, чтобы проверять сегодняшние предположения относительно легко предсказуемых вариантов будущего, а в том, чтобы использовать будущее с целью ставить под сомнение, анализировать, что происходит в настоящий момент, и представлять, что можно сделать в настоящем. В более же общем плане здесь можно говорить о том, что ожидания от будущего могут серьезнейшим образом влиять на настоящее. В этой книге мы увидим множество примеров ожиданий, свойственных современному обществу, и их разнообразных последствий для настоящего (Szerszynski 2016).