Вечер в дружеском кругу

Но когда это успело стать таким болезненным, таким пугающе-глубоким, таким… настоящим? Когда я успел сойти с ума?

У тебя мокрые, слипшиеся от слез ресницы. Длинные, еще длиннее, чем я помню. Я дразнил тебя, утверждая, что они слишком пушистые, и просил адрес мастера красоты для моих сестер. Не хочешь меня видеть? Понимаю… Ничего, я умею просить прощения. Просто раньше не приходилось. Сухая бархатистость губ, еле заметный след от моего удара… Я обцеловываю каждую линию и черточку, словно стирая следы от своей грубости. Так ведь не больно? Шея, плечи… Одежда давно полетела к демонам, и это к лучшему. Кожа солоноватая. Я успел забыть, как одуряюще ты пахнешь, когда пахнешь только собой и желанием. По очереди обвожу языком соски. Помню, что ореолы совсем не чувствительны, на них и время тратить не стоит — зато сам сосок… Нет, сейчас прикусывать не буду. А вот чу-у-уть позже…

Наконец, дыхание учащается. И сразу же я возвращаюсь вверх, к лицу, продолжая по пути вычерчивать языком всю рунную азбуку на твоей коже. Плечи, шея, губы… Убедившись, что продолжения не предвидится, ты все-таки открываешь глаза. Молчишь. Легонько провожу пальцем по контуру губ, очерчиваю скулу.

— Точно не больно?

Молча покачивает головой, подается мне навстречу, выпутываясь из покрывала, кладет руки мне на плечи. Волосы падают ей на лицо, челка рассыпалась, скрывая глаза, но я и так знаю, что они закрыты. С кем ты сейчас, хорошая моя? Со мной или все-таки с ним? Легонько нажав, я укладываю Кельтари на спину, раздвигаю колени. Приникаю губами к сокровенному местечку и чувствую, как Кель протестующе дергается.

— Лен… Не надо…

Ну, вот зачем меня отвлекать? А ты думала, что я позволю себя использовать, как игрушку из Радужного дворца? Нет, сладкая моя, играть мы будем по моим правилам.

— Не надо, — повторяет она, вцепившись мне в плечи. Приходится прерваться.

— Ваше высочество, вам никогда не говорили, что неучтиво и опасно мешать в подобных случаях? — интересуюсь чопорно и сдержанно. — А если я зубами неудачно щелкну?

Неуверенный полувсхлип-полусмешок, пальцы разжимаются.

— Так-то лучше, — соглашаюсь я, вдумчиво проводя языком по скользкому горячему атласу внутренних губок. — Лежи спокойно, будь послушной девочкой.

Вверх-вниз, мой язык рисует круги и спирали, доставая до самых укромных уголков. Тихие беспомощные всхлипы заводят сильнее, чем… Чем что угодно! Обета целомудрия я не давал, и постель наместника редко пустует. Но никогда, ни с кем у меня не было такого пьянящего чувства обладания. Я вбираю губами упругую скользкую горошинку, стараясь не прикусить нежную кожицу, ласкаю языком. Кель дрожит всем телом, стонет, стараясь сдержаться, ерзает, сминая простыни. Сладкая моя… Хо-ро-шая…

— Ленар!

Вот, чуть не упустил момент! Она уже выгибается, тяжело дыша… Рано, сладкая, ра-но… Прижимаю здесь, поглаживаю там… Это на людях ты высокородная принцесса и третья драгоценность короны. А в постели решаю я. И никакой сверхъестественный хранитель ложа — демоны его забери! — не помешает мне об этом напомнить моей девочке.

— Ленар, — скулит она, всхлипывая.

Продолжая поглаживать горячую шелковистую кожу живота и бедер, я поднимаюсь наверх, по-хозяйски целую покорно подставленные губы. Так-то лучше! Она нетерпеливо извивается, обнимая меня за плечи и гладя спину. Сама разводит колени.

— Так что ты там говорила насчет просьб и дуэлей? — мурлычу в горячее ухо.

— Н-не помню… Пожалуйста, Лен!

— М-м-м… Не слышу.

— Ох, ну хватит! Пожалуйста! Я прошу! Ле-е-ен…

— Сладкая… моя! — выдыхаю, входя в неё.

Долго мы оба не продержимся, это понятно. Но я все-таки тяну, как могу, двигаясь мучительно медленно, и при каждом толчке она еще сильнее впивается мне в плечи не по-девичьи жесткими пальцами. Время останавливается. Предложи мне сейчас боги престол Императора — я бы и не посмотрел в их сторону. Есть только Кель. Рваное резкое дыхание, сводящий с ума запах, капли слез на щеках, откинутая назад голова… Короткий гортанный вскрик, как от смертельного удара, и напрягающееся струной тело… Мне хватает одного толчка, чтобы догнать её. И рассыпающийся на части мир соединяет нас вместе — два осколка, спаянных воедино.

Потом мы лежим рядом, обнаженные, как в день творения, не только телами, но и душами.

— Знаешь, — шепчу я то ли ей, то ли в пустоту. — В одном я все-таки не врал. Никогда не врал, клянусь. В постели мне всегда было все равно, чья ты дочь.

— Спасибо, — помолчав, отвечает она.

Спустя вечность я встаю и одеваюсь, застегивая пуговицы непослушными пальцами. Приглаживаю волосы, перевязываю их очередным мятым платком с её запахом. Кель лежит на боку, не сводя с меня взгляда. Одевшись, присаживаюсь на край кровати, легонько глажу мокрые волосы своей принцессы.

— А ты изменилась. Повзрослела. Если бы я встретил тебя сейчас, сошел бы с ума на всю жизнь. Не говори ничего. Я жалею, что причинил тебе боль. Но я никогда не пожалею ни о чем другом, что между нами было.

— Лен…

— Я же сказал, помолчи. И уезжай завтра, хорошо? Кому они нужны, эти гребаные шахты? Все равно они в порядке. Я паршивый возлюбленный, а вот наместник неплохой.

— Я знаю, — отзывается она. — Я же их осмотрела. И бумаги проверила.

Дочь своего отца, ничего не скажешь. И это радует. Интересно, можно ли меня загнать дальше Дильи? И когда наступит момент, ради которого все затевалось? И решит ли тогда третья драгоценность короны, что я ей все еще нужен? И соглашусь ли я на это? Вопросы, вопросы, вопросы… Интересно-то как!

Улыбаясь, я наклоняюсь и легонько целую её в губы.

— Говорят, — сообщаю небрежно, — боги даруют каждому три шанса. Будем считать, что еще одна попытка за мной. Извини, что не приду провожать.

Не дожидаясь ответа, выхожу, почти бегом. Меня колотит. Изнутри поднимается что-то отвратительное, незнакомое: то ли невыносимая горечь, то ли беспомощность пополам с виной, то ли ярость… Я не хочу, чтобы она уезжала! Не хочу, чтоб она смотрела на эту проклятую нечисть, как должна смотреть на меня, чтоб улыбалась — так улыбалась! — кому-то еще. Меня разрывает на части при одной мысли, что завтра кто-то другой будет обнимать то, что мое! Мое! И плевать, сколько поколений предков Кель сидели на троне. Я все равно добьюсь своего… Просто придется подождать. Ждать я тоже умею.

Мэл. Просто Мэл. Хранитель Ложа и всякое такое…

Наместник вылетает из гостевого домика так, словно за ним пчелиный рой гонится. Уходит по дороге, высоко вскинув голову, решительно размахивая руками. Ну да, как же иначе? Вот почему эти смертные всегда понимают слово «иметь» самым примитивным образом? Впрочем, пусть помечтает. К моменту их следующей встречи — если я правильно понял последние слова Ленара — я успею научить свою принцессу, что тело необязательно отдавать вместе с душой и сердцем. А то многовато стервятников крутится вокруг, как я посмотрю. Этот еще из приличных. Не глуп, не претендует на все и сразу, да и в постели хорош. Тари может сколько угодно бунтовать и выставлять нашу связь напоказ всей этой её империи, но я-то понимаю: она ее плоть и кровь. А я… Понятно, кто я. Ленар ей подходит намного больше, нужно просто дотянуть девочку до этого уровня игроков. А тогда можно будет и в сторонку отойти…

Тари выходит минут через двадцать, когда я уже собираюсь идти внутрь. Садится рядом на скамейку, оплетенную чем-то цветущим и приятно пахнущим, обхватывает плечи ладонями. Я молчу. Звезды в этом мире изумительные. Луна куда-то делась — никогда не был силен в астрономии — и небо усыпано коллекцией драгоценных камней. Вот в камнях я как раз разбираюсь. Там — опал, дальше — рубиновая звездочка, а прямо над нашей скамейкой — россыпь колко сияющих изумрудов…

— И давно ты здесь сидишь?

— Здесь — недавно.

Проследив за моим взглядом, она видит еще одну легкую скамейку, как раз под окном спальни. Да туда можно было и царский паланкин поставить — они бы ничего не услышали. А стоять, как на часах, и ждать, пока они натешатся — ищите кого другого.

— Ясно, — констатирует она. — Все слышал?

Я не отвечаю на дурацкие вопросы. А все риторические вопросы по определению дурацкие. Слух у меня идеальный, и ей это прекрасно известно.

— Мэл…

Ох, девочка, девочка… Вас учат магии, этикету, бесчисленным способам убийства и такой куче ненужных вещей, что я не стал бы ими обременять даже свою бесконечно долгую жизнь. Но почему вас не учат тому, что действительно нужно? Например, пониманию желаний: своих и чужих. И осознанию того, что свои желания — важнее, а исполнять чужие нужно далеко не всегда. Вместо долгих философских тирад я придвигаюсь поближе, обнимаю её за плечи.

— Сердце мое, он никогда тебя не забудет. Это, знаешь ли, невозможно. В принципе. И естественно, вы еще встретитесь. Твой сир Ленар такой очаровательный самовлюбленный ублюдок, что судьба непременно еще столкнет его с тобой. Просто в целях воспитания. А ты что, сомневаешься?

— Не-а…

Она улыбается, легко и успокоено, словно я и есть глас судьбы собственной персоной. В каком-то смысле так и есть, конечно… Смотря для кого. Но вот этот очаровательная девочка, слепленная из непостижимого могущества, комплексов и обаяния, настолько полна энергии, что позволяет мне быть гласом судьбы куда реже, чем раньше. Вообще не быть им, пока я рядом с ней. А при моей лени это важный фактор. Да и забавно…

Она забрасывает ноги на скамейку, укладывается мне на колени и смотрит снизу вверх глазами обожравшейся сливок кошки.

— Я его так ненавидела. С ума сходила, думая, как встретимся, что я ему скажу… А встретиться хотела! И всего остального — тоже хотела, еще как…

Пусть выговорится, ей нужно. Я легонько перебираю темные волосы, рассыпавшиеся по моим коленям, глажу плечи. Вот и хорошо. Теперь будет куда меньше истерик и выносящей мозг дряни, что здесь по недоразумению зовут вином. От неё одуряюще пахнет: смесью удовлетворенного желания, любовного пота и прорвавшихся наружу чувств. Люди не слышат и половины этих запахов, бедные. А услышав, сходят с ума, не зная, как реагировать. Хотя вот Ленар все понял правильно, я лишь чуть-чуть раскачал его восприятие, набросив свою картину мира, когда проходил мимо в том зале. К утру выветрится.

— Мэл, — меняет она тон, — почему ты ушел? Нет, я понимаю, почему, но зачем это тебе?

Какое-то время я решаю, относится ли вопрос к разряду риторических. Потом осознаю, что думать мне лень и проще ответить.

— Нарывы надо вскрывать, сердце мое. А этот как раз созрел.

— Целитель, чтоб тебя, — фыркает она, млея под прикосновениями.

— Не всем же рождаться принцами, — поддразниваю её легонько. — Ты уверена, что хочешь завтра уехать?

Перед ответом она долго думает.

— Да. Нам здесь нечего делать. Отчет я могу написать и дома. А ты считаешь…

— Я ничего не считаю. Но развлечения, по-моему, закончились. Значит, пора убираться. Кстати, ты великолепно танцуешь. Даже меня всерьез пробрало.

— Спасибо, — блаженно улыбается она. — Я рада, что тебе понравилось.

Глупая. Да большая часть тех, кто был в зале, сейчас показывают чудеса темперамента в чьей-то постели, представляя в ней тебя. Если не все. Ну, разве у кого-то совсем большие проблемы…