Мой варвар (Харлоу и Рух)

— Сама мысль о том, что ты, Рух, уходишь, тоже меня погубит. Неужели эти люди такие уж плохие?

— Они не мои люди.

— И не мои! — я жестом указываю на свою бледную веснушчатую кожу и рыжие волосы. — По-твоему, я сама решила заявиться сюда? Нет! Но эти люди достойные, заботливые. Мы могли бы жить здесь и быть счастливы! Вместе!

Он опускает голову.

— Единственное, что осталось у меня в памяти об отце, это воспоминания о нем и его слова предостережения. Наказ мне избегать плохих. Что они уничтожат меня.

— Но он уже умер, и теперь здесь я, — я протягиваю ему нашего сына. — Теперь здесь наш малыш. Как ты можешь бросать нас?

— Я не хочу, — он сдвигается с места и берет ребенка на руки, и я вижу любовь на его суровом лице. Это снова разбивает мое сердце. Наша семья такая идеальная — почему он этого не видит? — Но если я останусь, не будет ли это означать, что смерть моего отца бессмысленна?

Я знаю, как он привязан к своему отцу. Я знаю, что его воспоминания о нем — это вообще единственные его воспоминания о ком-нибудь. Несомненно, он невероятно близко принимает их к сердцу. Но что насчет меня? Нашего ребенка? Мне хочется закричать, выражая свой протест. Очевидно, что Рух воюет со своими внутренними демонами.

Подойдя ко мне, он пристраивается в шкурах рядом со мной, и мы, обнявшись, наблюдаем, как спит наш ребенок.

— Все во мне, это все, что я есть, — шепчет Рух. — Это мне подсказывает, что я должен быть здесь, с тобой. Заботиться о тебе и своем ребенке. Но когда я закрываю глаза, я вижу сердитое лицо моего отца. И я задаюсь вопросом, сколько пройдет времени, прежде чем кто-то разлучит нас, как моих отца с матерью. Жить здесь и не быть с тобой? Это уничтожит меня гораздо больше, чем оставив тебя.

С ноющим сердцем я устраиваю голову ему на плече. Он не доверяет этим людям, не причинявшим ему вреда, не губившим его хрупкое счастье. Все ясно.

Но рано или поздно ему придется довериться, потому что не знаю, что буду делать, если потеряю его.

Часть 11

ХАРЛОУ

На следующий день один из охотников возвращается с новостью о том, что он выследил маленькое стадо са-кoхчк, всего семь. Один из них — комплект. Именно он обеспечит кхай для моего крошечного малыша. Всякий раз, когда он засыпает, меня пробирает страх, потому что он не развивается. Все еще нет. Видимо это из-за яда, содержащиеся в воздухе, и я буквально впадаю в бешенство от желания заполучить для него кхай. Хочу услышать, как он орет во всеуслышание, а не слабым, немощным плачем.

Мне аж не по себе от мысли, что ему осталось не так много дней.

Поскольку я все еще восстанавливаюсь от родов, они загружают сани — обычно используемые для перевозки мяса — шкурами и подушками, и нас с ребенком размещают в них, как только отряд охотников готов отправляться. Стоя рядом со мной, Лиз чуть ли не подпрыгивает от предвкушения, пока мужчины в последнюю минуту принимаются проверять оружие.

Она тянет ко мне руки.

— Можно мне его подержать? Пожалуйста?

Несмотря на то, что каждой своей частичкой мне хочется вцепиться в малыша и в который раз засунуть ему в рот грудь в надежде, что он еще немного поест, скрепя сердцем я все же расстаюсь со своим свертком.

Она берет его на руки, и выражение ее лица смягчается от восторга.

— Боже мой, да он симпотяжка!

Услышав это, чувствую, как, переполненная материнской гордостью, я заливаюсь горячим румянцем.

— Да, так и есть.

— Ты только посмотри на эти крошечные рожки! И на эти крошечные наросты на лобике! — ее голос переходит в воркование. — Ты самый драгоценный, не так ли?

Малыш начинает плакать, слабо и уныло.

Я протягиваю руки, а мои груди сразу начинают протекать молоком, и раскрываю все то, во что я закутана, чтобы покормить его.

— Он не такой сильный, каким ему следует быть, — говорю я Лиз, когда она возвращает его. — Я ужасно боюсь.

— Вошь все уладит, — уверяет она меня, похлопывая по луку, перекинутому через плечо. — Вы уже определились с именем?

Я киваю головой, довольно вздохнув, когда ребенок присасывается к моей груди и начинает жадно есть. Каждое кормление дает ощущение бесспорного успеха.

— Мы взяли первые части обоих наших имен и придумали Рухар.

— О, мне нравятся!

— Мне тоже, — кажется, что для такого крошечного, тощего малютки это имя вроде великое, свирепое, но он вырастет.

— Хотелось бы знать, как мой будет выглядеть, — Лиз мечтательно поглаживает свой живот.

— Покрупнее, полагаю, — говорю я, пытаясь не завидовать, думая об этом. Не вина Рухара, что он родился рановато и таким крохотным. Моему телу было просто не под силу дальше обеспечить ему питание. В этом я чувствую себя своего рода неудачницей.

Но тут ко мне подходит Рух и касается моей щеки, и это уже неважно. Мы обязательно добудем для нашего ребенка кхай, и он ему поможет.

Так же, как он помог мне.

***

Мы передвигаемся большую часть дня. Рух тянет мои сани, а остальные охотники идут в ногу с нами, хотя я понимаю, что они могли бы идти намного быстрее. Лиз идет рядом со мной, беспрерывно жужжа мне в уши и беря на руки младенца каждый раз, когда я ей позволяю. В течение дня я передаю его все чаще, потому что просто ехать на санях очень утомительно, а «тетушка» Лиз преисполнена желания провести свою долю времени с ребенком. Я дремлю урывками, и мои сны просто ужасны, полны тревог и опасений.

Медленные удары с глухим стуком и последующие сотрясения земли — это именно то, что меня будит. Я усаживаюсь на санях прямо, когда очередной стук сотрясает мир, и тут я понимаю, что мы остановились. Уже настали сумерки, и солнца заходят за горизонт пурпурных небес.

— Их нашли, — шепчет Лиз.

Вдали, из-за деревьев, я вижу несколько гигантских голов са-кoхчк. Один из них щипает перообразную крону одного из розовых деревьев. Другой медленно бредет мимо, и глухие шаги его лап сотрясают землю. Они громадные, каждый из них размером с самолет, не меньше, и я снова начинаю беспокоиться. Я уже видела их раньше, но совсем забыла, до чего ж они огромны. Они травоядные, но сам их размер и сила делают их опасными.

Рáхош поворачивается к охотникам, и его взгляд резко направляется на Лиз.

— Мы разделимся и окружим их, чтобы добраться до самого маленького. Если нам удастся его ранить, то сможем отделить его от стада. Если нет, то можем попытаться направить его, загнав в угол, — он кивает Руху. — Ну что, готов?

Рух отпускает упряжку саней и смотрит на меня сверху вниз. Мне очень хочется возразить, мол, ему не обязательно идти, но он должен. Ради нашего малыша.

Лиз протягивает мне Рухара, и я прижимаю его к себе.

— Не хочешь, чтобы Рух остался со своей парой? — спрашивает Лиз.

— Рух сильный и быстрый. Он нам нужен, — отвечает Рáхош. Его взгляд сосредоточивается на Лиз. — Ты останешься с ней.

— Шутишь? Выводишь меня из игры из-за влагалища? — бушует Лиз. — Да что за херня, детка?

— Тебе нельзя бегать, моя пара, — он подходит к ней и гладит ее живот, даже несмотря на то, что она пытается убрать его руку. — Ты превосходный стрелок, но тебе нет нужды гоняться вместе с охотниками, чтобы стрелнуть из лука, — он целует ее в лоб. — Охраняй ее.

Лиз ворчит, но больше ничего не говорит. Я оглядываюсь на Руха, и он касается моей щеки, затем присоединяется к остальным. «Я люблю тебя, — думаю я безмолвно. — Береги себя».

Не могу не думать об охоте, которая убила его мать и искалечила его брата. Судя по напряженным выражениям лиц Руха и Рáхоша, я не единственная, кто об этом думает.

Несколько минут спустя мужчины исчезают среди деревьев, и тогда здесь остаемся только мы с Лиз, сидя в снегу. Рухар испускает слабый плачь, и я автоматически прячу его под свою тунику в стиле пончо и предлагаю ему свою грудь.

— Ну, — говорит Лиз, хватаясь за упряжку моих саней. — Дай-ка посмотрим, удастся ли нам занять места в сторонке, и, пожалуй, будем надеяться на отличное шоу.

Плевать мне на то, отличное ли будет шоу. Я лишь хочу спасти своего ребенка и чтобы моя пара вернулся в целости и сохранности.

РУХ

Рáхош уже раньше это делал, говорят мне остальные. Когда у Мэйлак родилась маленькая Эша, когда женщины получили кхай, и еще раньше, когда много, много сезонов назад на свет появилась Фарли. Но все охоты одинаково опасны, а кое-кто из охотников уже ушли в погоню за дичью, и мы не могли дожидаться их возвращения. Каждый проходящий день — это еще один день, который угрожает жизни Рухара, так что все должно произойти именно сейчас, и это должно быть именно это стадо.

Мы приближаемся. Шесть сильных мужчин. Я не знаю имена всех, и по какой-то причине мне из-за этого стыдно. Все они рискуют своими жизнями ради моего сына, чтобы дать ему шанс на жизнь. Осознание этого проносится в моей голове все снова и снова. Группу возглавляет мой собственный брат, в руке у него копье, а «лук» такой же, как тот, что у Лииз, перекинут через плечо.

Стадо са-кoхчк с близкого расстояния внушают ужас. У этих существ огромные пасти, которые широко разинуты, тогда как их головы качаются из стороны в сторону, рассекая воздух. Там несколько взрослых, и каждый из них настолько огромен, что одной ногой может раздавить взрослого мужчину. В центре стада рядом с матерью стоит комплект. Он в два раза меньше остальных, и именно он наша цель.

Рáхош останавливается, и когда остальные охотники подтягиваются, он жестом указывает на комплект.

— Я могу отсюда попасть в него точным выстрелом. Можем его ранить, ввергнув стадо в паническое бегство. Этот отстанет, — он жестом указывает мужчинам разделиться на пары. — Гонитесь за взрослыми. Устройте шумиху, но будьте осторожны и не рискуйте своими жизнями.

Мужчины кивают.

— Проследите, чтобы они не изменили направление. Позади нас остались женщины, и нам не нужно, чтобы са-кoхчк понеслись в их направлении.

Страх словно разряд молнии пробегает вверх-вниз по моему позвоночнику от этой мысли. Хар-лоу слаба, а Рухар такой маленький и беспомощный…, и на мой взгляд слишком уж близко они оба находятся. Однако они должны оставаться рядом, чтобы Рухар мог получить свой кхай. От тревоги у меня все нутро выворачивает при одной этой мысли. Опасностей слишком много.

Охотники готовят оружие. Имеются копья, пращи, у нескольких мужчин опасно острые костяные ножи вроде моего собственного. Один из са-кoхчк проходит мимо медленной, тяжелой поступью, не обращая на нас внимания, будто мы слабые и ничтожные мелочи, и я невольно думаю о своем отце и той охоте, чтобы заполучить для меня кхай. Чувствовал ли он такой же смертельный ужас, что и я? Сводило ли у него судорогами живот, когда он понял, что подвергает смертельной опасности своих старшего сына и пару? Или он был слишком уж безрассуден, чтобы беспокоится об этом?

Даже представить не могу, почему он не вернулся к племени, чтобы заручиться их помощью. Он должен был предвидеть грозящую опасность. Или может ему просто было плевать?