Его ледяное высочество

Глава 8

Они в паре работают на уроке зельеварения. Малфой долго и нудно рассказывает о составе зелья. Гермиона не слушает. Она хочет одного: чтобы он поцеловал ее, как тогда, как в первый раз. Кажется, там, в прошлом, она что-то упустила, что-то не прочувствовала, не поняла. Но он либо делает вид, что не помнит, либо, и правда, забыл.

— Очнись, Грейнджер, — его лицо с неприязненно опущенными уголками рта заполняет пространство, — о чем ты думаешь?

— Драко.

— Что тебе?

— Какое зелье мы варим?

— Зелье забытья, разве не понятно?

Гермиона смотрит, как он откидывает челку со лба, и понимает, что им по четырнадцать лет. Он, конечно, не знает, как у них все сложилось в будущем.

— Что для этого нужно?

— Дурман.

— А что еще?

— Кто из нас тут заучка? Ты что, правда, не помнишь?

— Итак, для чего используется зелье забвения? — Гермиона не видит говорящего, но ей и не нужно его видеть. Этот глубокий и царапающий голос она бы узнала и во сне.

Она вскидывает руку.

— Мистер Малфой, — говорит Снейп.

— Для анестезии, — отвечает Драко.

— В чем его особенность?

— Зелье забвения погружает человека в долгий сон. Человек, который выпьет зелье, будет путешествовать между правдой и ложью, пока действие зелья не закончится. — Драко откидывается на стену и сверлит ее взглядом. — Средство, в котором правда и ложь сплетены в одно.

— Все верно, Мистер Малфой, двадцать баллов слизерину, — продолжает Снейп, — в нем используется колокольчик — цветок, который побуждает людей говорить правду, и дурман — цветок, который порождает иллюзии.

Гермиона не слушает его, она смотрит на Драко. По телу все еще пробегает тонкая дрожь, когда она вспоминает, как он касался ее.

— Но все люди живут в собственных иллюзиях, поэтому нам понадобится волос того, кому предназначено зелье, — голос Снейпа равнодушен. — Пусть мисс Грейнджер возьмёт ваш волос, мистер Малфой.

— Мне нужен твой волос, Малфой.

Она протягивает руку к его белоснежной рубашке, чтобы снять приставший волос.

— Убери руки, грязнокровка, — говорит он.

Его глаза мечутся от сухих трав на столе к ее лицу. Он уже не выглядит четырнадцатилетним подростком. Намного старше. На его щеках появляются красные пятна, а потом он резко бледнеет.

Кажется, он сделан из фарфора, такая у него белая кожа и волосы. Кажется, Гермиона задохнется, если он продолжит делать вид, что не помнит.

— Драко!

Гермиона впилась в него глазами, ожидая, что он вот-вот рассыпется на куски. Но Драко сидел у камина, живой, из плоти и крови. Он морщил лоб, глядя в сторону. Ощущение из сна еще не оставило ее. Тот момент, когда хочешь, чтобы сон продолжался, но понимаешь, что сознание возвращается в реальность. В этой реальности не было никаких чувств к Малфою. Конечно, их не было, нет и никогда не будет… В этой реальности… Что происходит в реальности? Почему она на диване Малфоя?

Драко заметил, что она смотрит на него.

— Не думал, что когда-нибудь услышу, что ты стонешь мое имя во сне, — сказал он задумчиво.

— Который час?

— Думаю, уже утро.

— Почему я тут?

Драко взглянул на нее.

— Ты принесла ужин, а потом уснула.

— На твоем диване?! — Гермиона бросилась осматривать себя.

Она спала в его гостиной и не помнила, как тут оказалась. Но ее одежда была не тронута, а Малфой сидел далеко. Кажется, ей снилось, что она прикасалась к нему всем телом. Она перевела взгляд на свою руку, ощущая, как кожа покрывается мурашками от воспоминаний о сне, потом посмотрела на Малфоя.

— Что не так с моим диваном? — насмешливо спросил он.

— Что ты сделал со мной?

На его лице появилось неприязненное выражение.

— Грейнджер, не унижай меня подобными инсинуациями.

— Я не помню, что мы делали.

— Мы ничего не делали.

— Я не помню, что ты делал со мной!

— Если я захочу присунуть тебе, я не стану тратить на тебя магию, просто скажу, чтобы ты сняла трусы, — раздраженно проговорил он.

— Да я бы по своей воле никогда не прикоснулась к те…

— Ты уже прикасалась ко мне. По собственной воле, — перебил он, не глядя на нее, занятый тем, что заправлял в брюки выбившуюся на спине рубашку.

— Это не то, что… — она вспомнила, как держала его руку, тогда в парке.

— Грейнджер, — на его губах была усмешка, но глаза смотрели серьезно, — если бы я хотел, я бы уже тебя поимел.

— Какой же ты…

— Какой же я? — вскипел он. — Грейнджер, ты притащила чертов ужин, я предложил, чтобы ты присоединилась, ты отказалась, пялилась на меня, а потом уснула. Надо было выгнать тебя, чтобы не слушать сейчас тупые обвинения.

Он отвернулся и стал натягивать пиджак.

Что-то она помнила. Помнила, что колокольчики стояли перед глазами каждую ночь, когда она засыпала. Помнила, что думала о Малфое, о его палочке, о побеге, вспоминала рецепт зелья забвения.

Помнила, что прислушивалась к разговорам эльфов. И что ждала встречи с Драко. Она была так одинока, а он живой человек, и он напоминал ей прошлое. Не то чтобы она хотела снова ощутить его запах или почувствовать его прикосновение. Нет! Об этом она запретила себе думать. И ей надо было продолжать осуществлять свой план. Во что бы то ни стало сбежать.

Она взглянула на Драко. Он взял палочку с каминной полки и положил во внутренний карман.

— Ты куда?

— Прогуляюсь, — жестко ответил он.

Она сомневалась всего мгновение, прежде чем выпалить:

— Я могу пойти с тобой?

Он смерил ее долгим взглядом, в котором не читалось ничего хорошего, и она уже ожидала услышать отказ. В конце концов, это был Драко Малфой, и он всегда использовал людей и не заботился об их чувствах. Но, кроме него, у нее сейчас никого не было. Малфой задумчиво оглядел ее так, будто что-то вспоминая. Неприязненные морщины у его рта разгладились, и он коротко кивнул.

Гермиона ожидала, что Драко поведет тем же коридором, тогда у нее будет время запомнить путь. Но он положил руку на ее предплечье, резко сжал, и ее затянуло в трансгрессию.

Гермиону тряхнуло, когда она опустилась на землю. Малфой убрал ладонь с ее руки так быстро, словно обжегся. Воздух был прохладный и сырой, и такой свежий, опьяняющий после затхлости старого поместья. Они стояли на той же поляне, что в прошлый раз. За деревьями густое синее небо с лучами утренней зари.

Злость уходила. Малфой мог бы оставить ее в поместье, но он привел ее сюда. И, может, не стоило ему все это говорить, но ее переполняли эмоции.

— Драко…

— Что тебе, Грейнджер? — он сел на то же дерево, что и в прошлый раз.

— Спасибо…

Драко не реагировал, он смотрел в сторону.

— Что заботишься обо мне.

— Грейнджер, отстань. — Он провел рукой по лицу, прикрывая глаза. — Займись чем-нибудь. Рассматривай цветы. Не играй на моей жалости. Черт подери, у меня ее вообще нет! Я не могу выгуливать тебя постоянно, у меня куча своих чертовых дел. И тебе небезопасно разгуливать у всех на виду!

— Если ты так печешься о моей безопасности, почему ты просто не отпустишь меня? — вырвалось у нее.

Он посмотрел на нее так, словно она была самым тупым человеком на свете.

— Ты говорил, что тут уже можно трансгрессировать, — на одном дыхании выговорила она, — отпусти меня и…

Он хмыкнул и покачал головой.

— Грейнджер, что ты видишь перед собой?

— Зачем спрашиваешь?

— Скажи, что ты видишь?

— Поляну, рассвет, тебя…

— Мои глаза тоже видят. И все, что увидели мои глаза, потом смогут увидеть другие. Кое-кому не понравится, что я тебя отпустил.

— Я могу стереть твои воспоминания до того, как трансгрессирую.

— Я уже говорил тебе, и я повторюсь…

— Драко…

— Я повторюсь, чтобы ты не забыла. Я не… — жестко оборвал он, закусывая губу, и Гермиона увидела в сумраке, как на ней выступила капля крови. — Займись чем-нибудь, Грейнджер, я не собираюсь оставаться тут все утро.

Гермиона кивнула. Не стоило вообще заводить с ним этот разговор. Бесполезно его просить. Он совершенно невыносим и думает только о себе. Но она хотя бы попробовала.

Под ногами высокие травы в утренней росе. Колокольчики еще не распустились. Он прав, она будет смотреть, как они распускаются, — цветы правды. Если собрать их и дурман на рассвете, то зелье обязательно получится.

… а почему бы и нет?

— Я могу нарвать букет? — стараясь, чтобы голос звучал буднично, спросила она.

— Валяй, — ответил он, отворачиваясь.

Становилось светлее; Гермиона встала к Малфою спиной, чтобы он не видел, какие травы она собирает. Села на корточки. Ладони вымокли в росе, когда она рвала цветы. Между стеблями колокольчиков Гермиона сложила другие растения, что требовались по рецепту. Не хватало дурмана и… лапки лягушки. Где ее взять? Закончив, Гермиона обернулась и опустила букет так, чтобы Малфой не мог его рассмотреть. Но это было лишним: он о чем-то задумался и не глядел на нее.

В рассветном тусклом свете Драко казался утомленным и безразличным. Его глаза были прикрыты, пальцы барабанили по колену. Ей ужасно захотелось сесть с ним рядом, и чтобы он смотрел на нее. Ей вспомнился их поцелуй на этой поляне, его мимолетность, как будто ей дали попробовать что-то и тут же забрали. И от этих желаний становилось так стыдно.

В голове возникла картинка, как Малфой разжигает палочкой огонь в очаге, а она смотрит на него, изнывая от желания быть ближе. Видимо, после она и уснула.

Ей вспомнилось вдруг, как горела ее душа во сне, какие чувства она испытывала к Малфою тогда и еще некоторое время после того, как проснулась. А теперь наяву разум холодно и жестоко анализирует его и видит в нем одни недостатки.

Он все еще смотрел в сторону. Гермиона опустила взгляд. В траве дернулось что-то. Лягушка! Гермиона подалась вперед и накрыла лягушку рукой. Сердце стучало, как бешеное. Кожа лягушки была холодной, шершавой и скользила во влажной ладони. Гермиона не раз на зельеварении трогала лягушек, у Невилла была лягушка, но почему-то Гермиона все равно испытала отвращение. Она сунула ее в карман. Малфой, кажется, ничего не замечал. Лягушка притихла, но вдруг начала метаться. Гермионе пришлось прижать ее ладонью. Загнанное животное продолжало вырываться. Гермиона сжала ладонь сильнее. Лягушка билась. Сильнее. Лягушка не успокаивалась. Ещё сильнее.

Сейчас Малфой обернется и захочет узнать, что она делает!

Гермиона надавила так сильно, как могла.

Послышался хруст. В кармане перестало биться. В ее груди тоже.

Какая же ты глупая, живешь в своем выдуманном мире.

Она думала, что всегда убивает кто-то другой.

На улице война, Грейнджер.

— Грейнджер, — окликнул ее Малфой.

Гермиона зло уставилась на него. Ее захлестнуло такое сильное чувство вины, что ей надо было немедленно слить его на кого-то. И Малфой был именно тем человеком. Если бы она могла, то испепелила бы его ненавистью. Ненависть не Круциатус, который исходит из палочки, но ненависть — это что-то реальное, осязаемое и так же уничтожает.

Потому что это он во всем виноват! Все это из-за него! Из-за его отца! Из-за его жестоких чистокровных родственников!

— Почему ты их не оставишь? — выдавила Гермиона.

— Кого?

— Твоих родителей. Ведь это все из-за них.