Магический эликсир

Глава 13

Драко еще перед ссылкой, когда Астория бросила его, принял внутреннее решение, что ее в его жизни не будет. Еще тогда, когда она что-то значила для него и каждый день, каждую минуту ему ее не хватало, он помнил, что она его предала. Даже тогда — в те месяцы, что у них оставались до ссылки, — он ни разу не послал ей сову, ни разу не сделал попытки увидеться. Она уже с кем-то встречалась, с каким-то богатым маглом из королевской семьи.

Теперь, спустя почти четыре года, Астория поцеловала его в коридоре гостиницы. Его тело все еще реагировало на нее, и она не могла не почувствовать его возбуждение. Но он оттолкнул ее, а потом послышались шаги на лестнице, и он сумел выпроводить ее.

Гермиона так и не пришла. А ему надо было решить еще один вопрос. Вернуть еще один кусок своей жизни.

Его первая после потери памяти аппарация далась легко. Драко почувствовал подъем оттого, что смог переместиться. Но когда он оказался у ворот Малфой Мэнора, все его воодушевление сменилось страхом.

Он думал, что сможет войти сюда спокойно-равнодушно. Он так привык скрывать свои эмоции и боль, начиная с шестого курса, когда все, во что он верил, начало катиться к чертям.

Теперь он понимал, что даже не помня своего прошлого и магию, в Буэнос-Айресе он автоматически использовал окклюменцию.

Когда ворота поместья, где он вырос, отворились, Драко ступил на мощеную подъездную дорожку и почувствовал аромат древних вечнозеленых тисов. По телу прошла дрожь. У него не было в руках ничего, на что он мог бы перенести свое волнение, а палочка была под мантией. Поэтому он просто шел. Он просто шел, стараясь выглядеть спокойным.

У входа его встречали домовые эльфы и двое: его отец и мать. Мама постарела — отметил он с грустью, а отец… Он был таким же, каким Драко его помнил, постаревшим раньше матери и потерявшим весь свой лоск. На него он был зол столько лет.

Драко подошел к ним, и никто не говорил ни слова. Драко кинулся к матери и обнял ее, чувствуя, как внутри ломается стена.

— Драко, — прозвучал в тишине голос Люциуса.

Он вспомнил, как тот же голос звал его во время финальной битвы.

— Драко, — прохрипел тот снова.

Он продолжал обнимать мать. А отец…

Самым горьким было то, что как бы он ни был обижен на отца, как бы ни винил его во всех своих бедах, где-то в глубине души к нему была любовь, в которой Драко не желал признаваться самому себе. Отец стоял рядом, и, может быть, Драко устал ненавидеть. В конце концов, у него снова было его прошлое, его палочка и это зимнее утро.

Он отошел от матери.

Люциус был гладко выбрит. Драко помнил, что после войны отец стал забывать бриться; от него не пахло алкоголем, и он ждал.

— Папа, — проговорил Драко, — я вернулся.

Он обнял отца.

* * *

Волны набегали одна за другой. Было раннее утро, и пляж наполнял влажный туман, который обещал рассеяться к полудню. В Австралии в декабре жарко. На пляже в этот час никого. Поэтому Гермиона очень удивилась, когда в двух метрах от нее материализовалась фигура в черной мантии. В одной руке человек держал остроконечную шляпу, в другой саквояж.

— Гермиона Грейнджер?

— Это я.

— Посылка от министерства.

Человек вынул из саквояжа коробку с сургучной печатью министерства и вручил Гермионе.

— Распишитесь тут.

Он достал свиток, который раскрылся сам. Гермиона увидела в конце длинного списка свое имя. Человек протянул ей перо, и она расписалась. Едва она поставила подпись, и свиток, и перо, и сам курьер исчезли. Она стояла на пляже в Австралии, а в ее руке была таинственная посылка. Гермиона осмотрела ее и увидела сбоку монограмму ДМ.

Она не видела Малфоя почти год, но знала от друзей, что он работает зельеваром. Ее сердце заколотилось тревожно. В этой посылке должно находиться оно. И если это именно то, что она думает... Если она не выдумывает... Если…

Гермиона сломала печать, открыла коробку и увидела в ней пузырек с зельем.

Она побежала в дом, где жили ее родители. Они знали ее как свою соседку. Но теперь...

После стольких неудач она уже не ждала, что у нее что-то выйдет. Но зелье сработало, и у Гермионы был тяжелый и одновременно волнительный день. Ей столько надо было рассказать им. Столько надо было вернуть. В тот момент, когда мама посмотрела на нее, а затем без слов обняла, Гермиона разревелась. Она была так счастлива. Эмоции все еще переполняли ее, и тогда-то она и решила, что обязательно поговорит с Малфоем, когда вернется в Англию.

Была уже ночь. Родители спали. А Гермиона не могла уснуть. Она ворочалась в своей постели, думала о Драко. Ей надо было успокоиться. Она переоделась в платье и аппарировала на берег океана. Это было место, где Гермиона всегда чувствовала душевный подъем. Здесь как-то особо ложились краски, и даже ранним утром, когда небо было затянуто тучами, здесь всегда просвечивал клочок голубого неба.

Она даже забыла надеть резиновые шлепки и не захватила толстовку. Песок был холодным, и поднимался ветер. Но Гермиона не хотела уходить. Ей надо было успокоиться, перевести дух. Она еще в Аргентине привыкла к неспешному течению времени, мягкому спокойному движению жизни. Она стояла на берегу, слушая, как шумят волны, грохочут и распластываются у берега; ощущая пальцами ног пену, когда волна подходила слишком близко.

Забрезжил рассвет. Гермиона чувствовала, что может все. Чувствовала себя так, как когда они с Гарри и Роном бросались в приключения и у них все получалось. Чувствовала себя снова, как девочка. И эти волны, и выходящее солнце, и ее любовь к Драко, которая в эту ночь распространялась на весь мир. И казалось, что все обязательно будет хорошо.

Она еще чувствовала на руках прикосновение к бумаге с инициалами ДМ, которые выводил своей рукой он. Она еще помнила его пальцы, как бы ни пыталась забыть. Она хотела поблагодарить его за то, что он сделал для нее. И, может быть, снова хотела увидеть его глаза и смотреть, как идет первый снег.

Гермиона закрыла веки, растворяясь в шуршании волн и представляя их встречу, когда услышала хлопок аппарации. Может быть, это Невилл? Или это Гарри узнал, что ей пришло зелье? Она открыла глаза и обернулась.

В полутьме ей показалось, что она ошиблась. Это не мог быть он. Он не мог идти к ней в своей темной мантии, которую развевал внезапно усилившийся ветер.

Он приближался, идя по влажному песку в своих остроносых черных туфлях. А она стояла босиком в летнем платье и ежилась от утренней прохлады и ветра.

— Спасибо, — сказала она, когда Драко подошел.

— Оно сработало?

— Да, — Гермиона подавила в себе желание обнять его.

Она могла обнять Гарри, и это бы ничего не значило. Но обнять Драко Малфоя означало самой развалиться на части. Она была счастлива, видит Бог, весь этот год, живя тут, она была счастлива! Но когда Драко стоял так близко…

— Я рад, — Драко улыбнулся.

— Спасибо, — повторила она, сдерживая слезы.

Драко снял мантию в то время, как она обхватила себя руками, чтобы согреться. Он накинул на нее мантию и при этом стоял так близко, что это казалось сном.

— Я возвращаюсь в Англию, — сказала она.

В полутьме глаза Драко были такого же цвета, как океан за его спиной.

— Мои родители снова устраивают рождественский прием в Хогвартсе, — сказал он. — В этот раз никаких масок. Ты будешь?

Гермиона весь год убеждала себя, что все забыла и ничего к нему не чувствовала. Но не сейчас, когда небо понемногу светлело и Драко смотрел на нее так… так, как смотрел на нее тогда, в Буэнос-Айресе. Она не знала, что делать, не знала, что сказать ему. Она только смотрела на него, и ее переполняли чувства.

— Мне жаль, Драко, — сказала она наконец, — что я стерла тебе память, жаль, что ты оказался там, без магии, жаль, что я тебе лгала, — она вздохнула, бросаясь как в ледяную воду. — Но я не жалею о том, что тогда была с тобой.

— Не жалеешь?

— Я рада, что ты вернулся. Рада, что ты вернул свою семью, свою магию, свои знания, свои возможности. Рада, что ты все вернул.

— Не все.

Он отошел и исчез. Должно быть, воспользовался порт-ключом. И если бы не его мантия, то Гермиона бы решила, что задремала и ей все это приснилось. Она закуталась в ткань, все еще хранящую его тепло, прикосновение к его телу, его запах. Подняла плечо и провела по нему щекой, а затем коснулась ткани губами.