До звезды и направо

Мед из одуванчиков

Астория… сладкий туман. А потом на ее месте лицо Гермионы. Встать и сделать к ней шаг. Она берет его за руку. Вихрь. Реальность сжимается и разжимается, чтобы выбросить его у ворот мэнора. Гермиона не выпускает его руку даже после аппарации. Забирает его палочку. Он очень зол. Хочет вернуться в тот клуб. А потом его пронзает Ступефай. И он вспоминает про амортенцию.

Интересно, почему Министерство до сих пор не запретило использование амортенции? Ведь заставить кого-то себя любить сродни Империусу. Человек становится рабом того, кто подлил ему любовное зелье. А судя по тому, как хреново ему сейчас, в амортенцию, вероятно, был подмешан какой-то наркотик.

Он снова может двигаться. Ступефай не держит больше. Кажется, уже утро. Перед глазами светло. Слышит голос Гермионы и уже давно. А второй голос — это голос мамы.

— Я буду присылать ему свежее зелье с совой, — говорила Гермиона, — и, если понадобится, к нему придет колдомедик от нашего центра.

Она все не так поняла. Впрочем, что она должна была подумать? Он ушел с Асторией, он целовался с ней в ночном клубе, он, кажется, даже порывался вернуться вчера в тот клуб, пока Гермиона не забрала его палочку. Но это все был не он! Это была амортенция! Он ни в чем не виноват. Единственная его вина, что он не прислушался к себе и выпил ту воду!

Драко сел на кровати. На нем вчерашняя одежда. В голове гудит. Мир расплывается перед глазами, вспыхивает, а затем проваливается в темноту.

— До свидания, миссис Малфой.

А затем слова мамы, которые Драко не разобрал, и удаляющиеся шаги. Неужели она даже не поговорит с ним?

— Гермиона! — голос прозвучал сдавленно и тихо. Драко откашлялся. — Гермиона!

Она не ответила, и Драко встал. На ощупь надел ботинки, проклиная свою беспомощность. Потянулся за палочкой, но не нашел ее на столе. Трость не стояла рядом с кроватью. На миг мир смутно высветился перед глазами — и Драко увидел, что трости нет в комнате. Вероятно, она осталась в том клубе.

Драко по памяти пошел к двери. В своей комнате он ориентировался хорошо, но уже в коридоре мир, который он не мог видеть, становился враждебным.

Слева по коридору лестница. Драко пошел в ту сторону.

Чтобы аппарировать из мэнора, нужно выйти в сад. Гермиона не могла уйти далеко. У него есть шанс догнать ее и поговорить.

Драко шел в темноте, делая неуверенные шаги. Слишком медленно. Слишком осторожно. Свернул влево, туда, где, по его ощущениям, должна начинаться лестница. Под ногой повисла пустота. Сердце екнуло. Драко инстинктивно выставил руки и ударился ладонью о стену. Он балансировал на краю лестницы, чудом удержавшись на ногах.

Ему показалось, что где-то внизу прозвучал голос Гермионы.

— Гермиона!

Она не ответила. Драко уперся в стену и шагнул вниз.

Стопы скользили по ступеням. Он спускался медленно. Очень медленно. Слишком медленно.

Разъяренная Гермиона Грейнджер была способна на любую глупость. Это он помнил по разбитому на третьем курсе носу. Ему надо поговорить с ней. Объяснить, что произошло на самом деле!

Ему надо увидеть!

Ему надо увидеть прямо сейчас! Без мази, без палочки! Ему просто это очень нужно!

Он не мог ее потерять.

Магия волной поднялась в теле и заискрилась у глаз.

На мгновение мир прояснился. Драко увидел знакомую с детства мраморную лестницу, покрытую шелковым ковром, который за время, пока в доме жил Волдеморт, из изумрудно-зеленого превратился в серый — так много по нему ходили грязными ногами. Мир снова погрузился в полумрак. Драко сделал еще шаг вниз. Снова мир стал четким перед глазами, и Драко смог перешагнуть через несколько ступенек. Мир снова исчез, и опять приходилось спускаться на ощупь.

Неужели он вот так ее потеряет?

Их чтения по вечерам.

Ее детскую восторженность миром.

Ее детское такое наивное удивление всему, что ее окружает.

Она так искренне радовалась всему — всем этим глупостям, которые он никогда не замечал. Зачарованный рисунок на фарфоре — олень, который начинал бежать, когда в чашку наливали воду. Как ее это восхитило! Драко даже захотелось увидеть тот сервиз самому. Розовые кусты, которые ей так нравились. Одуванчики, которые почему-то казались ей красивыми. Темные облака на закате, подкрашенные жёлтым и розовым по бокам — Драко только мог представлять их с ее слов. Неужели он все это никогда не увидит с ней вместе?

Как же ему хотелось, чтобы зрение вернулось! Мир снова вспыхнул перед глазами. И этих секунд хватило, чтобы Драко смог слететь по ступенькам в холл. Там зрение снова погрузилось в темноту. Драко сделал по памяти несколько шагов в сторону двери. Наткнулся на колонну. Значит, он верно идет к основному входу. А если он ошибся и пошел в другую сторону и сейчас находится где-то у библиотеки, где тоже стоят колонны? Тогда он точно ее упустит.

Мир снова высветился. Вот портрет на стене. На портрете его дед спит в своем роскошном кресле. А портрет этот находится в парадном холле.

Драко смутно увидел дверь впереди.

Там, за дверью, огромный мир, который ждёт его, и женщина, чувство к которой сейчас стало таким ярким. Это чувство поднялось в груди вместе со стремлением увидеть Гермиону и подхваченное потоками магии ударило по глазам.

Драко распахнул дверь.

Всполохи магии, крутившиеся в глазах, вдруг собрались в одно сияющее пятно. Драко почувствовал взрыв, движение, свободу — одновременно и разом.

Туман, в котором тонули предметы, стал рассеиваться, как будто кто-то наводит резкость объектива колдокамеры. Вот… тисы. Белый павлин, который каждый день возвещал своими криками о наступлении вечера. Розовые, белые и лиловые розы. Между ними, переливаясь на свету, журчит вода в фонтане. Мощеная дорожка. Ворота вдали. И никого. Гермионы нет. Она уже аппарировала. Он не успел.

Драко закрыл веки, чтобы отдышаться. Слишком много информации, которую он отвык получать через глаза.

И внезапное осознание — глаза ничего больше не закрывает. Заклятие уничтожено!

Когда он открыл веки снова, павлин продолжал прохаживаться по изгороди. Прохладный августовский ветер покачивал розы. Драко видел росинки на бутонах. Маленький зелёный жучок деловито копошился между лепестками. Пополз вверх, перебирая крохотными лапками, поскользнулся и упал в каплю росы, а затем выбрался снова, и в этот раз удержался. Невероятно! Он это видит! Жаль, Гермионы нет рядом. Драко повернулся к дому.

Желтое пятно платья, темные кудри… Гермиона стояла у двери и наблюдала за ним. Поймав его взгляд, она вспыхнула и кинулась к нему. Драко решил, что сейчас его ждёт пощечина, но Гермиона подлетела к нему и воскликнула:

— Ты видишь!

— Я думал, ты ушла.

— Я пошла за твоей палочкой. Оставила ее вчера в кабинете. Ты вчера был сам не свой… — говорила она быстро и возбуждено, всматриваясь в его глаза. — Я сидела у твоей постели всю ночь, чтобы ты не аппарировал куда-нибудь в таком состоянии. О Боже… — она рассмеялась. — Я даже переодеться не успела. Тебе подлили амортенцию, ты в курсе?

— Да.

— Удивительно, что ты смог уйти от Астории вчера. Обычно отравленные амортенцией не осознают, что влюблены не по своей воле.

— Подожди, — нахмурился Драко. — Я слышал ваш разговор с мамой. Ты говорила, что собираешься присылать мне зелье с совой.

— Мне пришло письмо от управляющего, которого я собираюсь нанять для центра. Он согласен работать с нами. Но мне надо вернуться в Лондон. Мне нужно переговорить с друзьями, чтобы найти деньги. Для его зарплаты.

— Забудь. — Драко обнял ее. Так сильно, как только мог.

— Я не могу…

— Забудь искать деньги.

— Драко…

— Я считаю, что твой центр заслуживает вырасти в полноценную колдоклинику. Я давно думал об этом. И я слышал твой разговор вчера. Я хочу вложиться в нее. Благотворительность, понимаешь? Мед… из одуванчиков.

Гермиона уткнулась ему в плечо, потому что слезы стали застилать глаза.

— Как ты это сделал? Без палочки… Как ты снял заклятие?.. — проговорила она наконец, поднимая лицо.

Драко сам не понимал, как он это сделал. Магия все еще приятно покалывала в глазах — там, где раньше находилось темное заклятие, но он не знал, как ему удалось создать ее.

— Я просто давно к этому стремился, — ответил он, подумав, что именно эти слова лучше всего описывают произошедшее.

Сейчас это было неважно. Гермиона обязательно разберет его случай. Потом… Она потянулась к Драко. Он наклонился. И затем он ее поцеловал.

Драко не закрывал глаза. Он наблюдал всплески солнечных лучей на ее трепетавших ресницах, чувствовал мягкость ее губ, ощущал прикосновение ее ладоней к спине, впитывал нежность ее поцелуя, вдыхал аромат ее кожи, слышал ее тихие вздохи. А когда поцелуй закончился, они продолжали стоять обнявшись, и Гермиона, посмотрев ему в глаза, счастливо улыбнулась.

Жизнь любит его. И это взаимно.