До звезды и направо

Лимонный пирог

Шаг в темноту, ещё один. Трость отсчитывает удар за ударом. Так и жизнь большинства людей — движение вслепую, по дороге, которую кто-то проложил для них.

Трость стукнула об пол три раза. Драко остановился. Он знал, что перед ним должна быть дверь кабинета, который мама выделила Грейнджер. Паника почти прошла. Новая дорога — это всегда страшно. И знал бы кто, что ему пришлось собрать всю свою волю в кулак, чтобы пойти искать Грейнджер.

Драко постучал — и вошел в кабинет. Окно открыто, оттуда дует и падает солнечный свет. Пахнет книгами.

— Доброе утро! — прозвучал голос Грейнджер. — Что случилось?

— Ты забыла.

— Я не забыла, я правда…

— Ты забыла!

Она правда не знала о его дне рождения.

— Ты забыла про процедуру.

— Я как раз собиралась идти к тебе. Твоя мама сказала, что у тебя сегодня день рождения…

Он ничего не ответил, а Гермиона отложила розы, которые ее попросила принести миссис Малфой, и пошла мыть руки.

Пока Грейнджер что-то делала, Драко коснулся ее стола. Раскрытая книга. Шершавые страницы... Он переместил руку и почувствовал твердый корешок другой книги. Провел по нему пальцами, коснулся второго корешка. Книги всюду. Везде на столе. Как же хочется прочесть, что там написано. Видеть, смотреть, а не только слушать свой голос. Драко с нежностью провел пальцами по пергаменту.

Гермиона вернулась и некоторое время наблюдала, как Драко водит пальцами по книге. Сосредоточенно. Его лоб нахмурен. Пальцы мягко скользят по странице.

— Готово, — сказала она.

Драко медленно убрал с книги ладонь, нащупал стул и сел.

Гермиона провела пальцами по его векам, втирая мазь. Как это странно — стоять к нему так близко после стольких лет вражды… и быть единственным приглашенным на его день рождения.

— Конванессе! — Гермиона взмахнула палочкой.

Малфой не двинулся с места.

— Ну как? — спросила она.

— Как всегда.

* * *

Когда Гермиона вернулась в свою комнату, чтобы переодеться к вечернему чаю в беседке, на кровати ее ждала большая коробка с золотым тиснением с инициалами мадам Малкин.

Накануне Гермиона сказала миссис Малфой, что у нее нет праздничного платья. Неужели это?..

Гермиона открыла коробку и обнаружила под тонкой шуршащей бумагой платье. Желтое, длинное, из шелкового шифона, слишком нарядное… впрочем…

Гермиона сняла футболку и шорты и надела платье. Сразу же захотелось распустить волосы и расправить плечи. Гермиона покрутилась перед зеркалом. Она могла бы изменить цвет одним движением палочки, но этот жёлтый внезапно показался ей очень красивым — словно солнце коснулось ее кожи.

В последний раз она надевала длинное платье на Святочный бал. Перед глазами возникла картинка, как она спускается с Виктором Крамом по лестнице и все смотрят на нее. А среди однокурсников Малфой. Непонятно почему именно за него ухватился ее взгляд, ведь там был и Рон, и Гарри, и куча других парней. Но именно от взгляда Малфоя внутри поднялась странное волнение. И никогда она не чувствовала себя такой красивой, как в тот момент, когда Драко Малфой, который ее ненавидел, смотрел на нее так. И она не могла не отметить с некоторым недовольством, что он тоже был очень хорош в своем черном костюме. Слишком хорош…

Гермиона снова посмотрела на свое отражение. Ей ужасно нравилось, как она выглядит. Как принцесса. Лаванда умерла бы от зависти. Гермиона сняла заколку, и волосы рассыпались по плечам. Осанка расправилась, на губах вспыхнула лёгкая улыбка, и Гермиона ещё раз покрутилась перед зеркалом, наслаждаясь тем, как шелковая ткань переливается и сияет в солнечных лучах.

Она расчесала волосы, что часто забывала делать в школе (расчесывать кудри сложно — они так и норовят спутаться). Но сегодня кудри легли как надо — именно сегодня, когда ее не увидит никто!

Закончив, Гермиона вышла из комнаты. Изменилась не только ее осанка, но даже ее походка. Идти по этому роскошному коридору в роскошном платье было удивительно приятно. И на миг Гермиона ощутила себя здесь не чужим человеком, а частью этого дома.

Она ловила свое отражение в окнах и очень нравилась себе. Увидев себя в огромном зеркале в холле на первом этаже, Гермиона улыбнулась. А ведь именно благодаря заклинанию, которое Малфой кинул в Гарри, а оно случайно попало в нее, у нее теперь такие красивые зубы.

Ей вдруг ужасно захотелось, чтобы Драко увидел ее в этом платье. Ей вдруг ужасно захотелось, чтобы он снова посмотрел на нее так, как смотрел на нее на Святочном балу.

Когда она пришла в беседку, за столом уже сидела миссис Малфой, Драко напротив. В центре стола — розы, которые она срезала утром. Кроме сконов и сэндвичей с огурцом, сегодня тут была тарелка с домашним печеньем, пирожные и лимонный тарт на фарфоровой подставке для тортов.

Гермиона вспомнила, как впервые попробовала этот пирог с родителями во Франции. Лимонный аромат доносился до нее, смешиваясь с запахом роз.

— С днем рождения, Драко, — улыбнулась она, садясь на свободный стул с ним рядом.

Малфой повернул лицо в ее сторону.

— Прекрасно выглядишь.

— Откуда ты знаешь? — щеки помимо воли вспыхнули, а затем Гермиона вгляделась в его глаза.

Он ухмыльнулся.

— Не могу поверить, что мама разрешила тебе спуститься на вечерний чай в честь моего дня рождения в джинсах.

Его пальцы коснулись плеча. Скользнули по коже, едва касаясь, и остановились на ткани платья. Несколько долгих секунд он касался ее, а затем отвёл руку.

— На тебе шелковое платье.

Гермиона выдохнула. Слишком шумно — он наверняка услышал. А там, где прошлись его пальцы, кожа покрылась мурашками.

Драко всё ещё чувствовал прикосновение к ее коже. В памяти возник Святочный бал. Гермиона стояла на лестнице в розовом платье, с лёгкой улыбкой на лице. Девушки кругом шушукались, что ее пригласил сам Виктор Крам, но Крама Драко едва заметил. Он смотрел только на нее. И он смотрел на нее весь вечер, как человек невольно ловит глазами что-то очень красивое. И не будь она маглорожденной… и если бы она его не ненавидела, он бы пригласил ее танцевать.

Драко постарался представить ее, какой она была в тот день, но вместо розового платья в воображении возникло жёлтое. И кудри…

Гермиона попробовала печенье. Очень вкусное.

Нарцисса сказала, что это печенье она всегда посылала Драко в школу. Гермиона улыбнулась, вспомнив, что Драко вечно раздавал его друзьям. Вот и сейчас он даже не притронулся к нему. Впрочем, он почти не ел. И, кажется, единственный человек, которому было хорошо сегодня на этом «самом странном в ее жизни» дне рождения, была она сама. Вкусная выпечка, аромат роз, такая красивая фарфоровая посуда и, кажется, старинная — на ее чашке нарисован олень, готовый сорваться и побежать. Лимонный пирог, который они заказывали во Франции с родителями… Шелковое платье…

Драко услышал, что Типпи предлагает ему чай. Он кивнул. Хотя никакого настроения праздновать у него не было. Он взял было печенье, но, не попробовав, положил на тарелку.

— Чай, мисс Грейнджер? — к Гермионе подошёл Типпи.

— Пожалуйста.

Едва Типпи налил чай в чашку, как нарисованный олень сорвался и побежал.

— Он бежит! — воскликнула Гермиона. — Он бежит! — Увидев кислое выражение лица Драко, который, конечно же, не мог этого видеть, она объяснила: — Олень на чашке начал бежать…

Драко забарабанил пальцами по столу и отвернулся.

Типпи предложил ей тарт, и Гермиона с благодарностью согласилась.

Она положила в рот кусочек — кисло-сладкий, кремовый, очень лимонный — и зажмурилась от удовольствия. Мама, поездка во Францию — волшебные воспоминания.

— Спасибо, миссис Малфой, пирог очень вкусный.

— Я каждый год готовлю его на день рождения Драко, — сказала Нарцисса. — Это его любимый пирог.

— Очень вкусно. — Гермиона потянулась за вторым куском.

Тарт был очень хорош. И печенье. Надо попросить у миссис Малфой рецепт.

— Драко, ты не хочешь попробовать пирог? — спросила миссис Малфой.

Он сковырнул кусочек вилкой. Бросил вилку на стол и сказал:

— Теперь я могу идти?

— Драко… — нахмурилась Нарцисса.

— Ты мог бы попробовать его, мама пекла его для тебя, — мягко сказала Гермиона.

— Я попробовал его, ты разве не видишь? — он стукнул пальцем по тарелке; тарелка звякнула о стол, а пирог подпрыгнул.

— Я распоряжусь, чтобы Типпи принес ещё лимонада. — Миссис Малфой встала из-за стола с побледневшим лицом и направилась к дому.

— Ты мог бы быть повежливее с мамой… — начала Гермиона.

— Прекрати, Грейнджер! Прекрати!

— Нет, Драко. Твоя мама испекла этот пирог для тебя. Твой любимый пирог.

— Прекрати! Прекрати делать вид, что все хорошо! — его ноздри раздувались, а на щеках вспыхнули красные пятна, как бывало, когда он кипел от гнева.

— Драко…

— Что, Драко? Что? Хочешь, я тебе объясню? Сегодня мне исполнилось двадцать два года. И я ничего не вижу! Я думал, что в свои двадцать два я буду играть в квиддич в сборной Англии. Я думал… я думал, что стану кем-то. А я слеп! Слышишь! Слеп! Я заперт в этом доме, с тобой…

Гермиона затаила дыхание.

— … и я даже не могу тебя увидеть. Ни тебя, ни маму, ни чертов кусок лимонного пирога.

— Твоя мама просто хотела сделать тебя сегодня счастливым.

— Счастливым? — губы Драко скривились. — Я буду счастлив, когда это все закончится. Когда твое бесполезное заклинание наконец сработает и я смогу видеть! Тогда я стану счастливым!

Он встал. Чуть не споткнулся о стоящую у стула трость. Поднял ее и пошел прочь.

Гермиона потянулась за третьим куском, но аппетит внезапно пропал. Она взяла тарелку с нетронутым пирогом и отправилась к себе.

Когда пришло время делать процедуру, Гермиона не обнаружила Драко в его комнате. Вечер клонился к закату: особенное время, когда становится влажно, розы пахнут очень ярко, а небо потихоньку темнеет и меняет цвет.

Гермиона взяла тарелку с пирогом и пошла искать Драко. Нарцисса говорила ей, что раньше он постоянно уходил в парк в одиночестве.

Гермиона обошла весь парк. Наконец, она увидела небольшую рощицу за парком. Завернув за деревья, она обнаружила поляну, залитую последними солнечными лучами. На поляне лежало поваленное дерево, а на дереве сидел Драко. Трость валялась у его ног.

— Твоя процедура, — сказала Гермиона, подходя. — Ты ее пропустил.

— Который час?

— Уже почти девять, — Гермиона села с ним рядом. — Ты знаешь, я впервые попробовала лимонный пирог, когда мы с родителями путешествовали по Франции.

— И с тех пор ты его не ела?

— Ела.

— Тогда в чем твоя проблема, Грейнджер?

— Мои родители меня не помнят. Во время войны мне пришлось стереть им память о себе.

— Отменить заклятие?

— Я пробовала… это не помогло.

— Жизнь несправедлива, не так ли?

Гермиона пожала плечами. Закатное солнце лилось между деревьями, и в траве сверкнул колокольчик — последний в этом году. Гермиона улыбнулась.

— Иногда мне так кажется. Особенно, когда я думаю обо всем, чего у меня нет, или о людях, которые успешнее, чем я. Но потом я вспоминаю о том, что у меня есть, и понимаю, как сильно мне повезло. И я всегда думаю, что кому-то именно в этот момент намного хуже.