Его ледяное высочество

Пора было трансгрессировать. Гермиона нахмурилась. Отвела взгляд. Да, она трансгрессирует. Закроется где-нибудь в туалете, где ее никто не увидит, и поплачет там.

— Ты не ответила, Грейнджер.

Неужели ты еще не понял?

— Ты хреновый легилимент, Малфой, — голос не слушался ее.

— Ты тоже так ничего и не поняла.

— О, я догадывалась, что ты всегда был влюблен в меня, — съязвила она, растягивая губы в фальшивой улыбке. Ведь когда улыбаешься, не так сильно хочется плакать.

— Нет, — ответил он, встречаясь с ней глазами — и в его взгляде было то самое теплое выражение, которое она уже видела не раз, — не всегда.

Драко подошел и поправил упавшую на ее лицо прядь волос. И там, где ее коснулись его пальцы, кожа горела как от ожога.

Гермиона заметила, что больше не ощущает тяжесть перстня. Она посмотрела на свою руку. Ладонь, бледная и дрожащая, была ее собственной. Гермиона дотронулась до волос и ощутила шершавые волны.

— Ты вся ледяная, — сказал он.

По телу пронеслось жгучее трепещущее тепло, когда Драко притянул ее к себе. Только коснувшись его, Гермиона поняла, как сильно ее трясло. Но то был не внешний холод. Ее било изнутри. Она лихорадочно вцепилась в его плечи, как будто это могло что-то изменить.

Может быть, он давал ей выбор: выбор остаться или уйти, но выбора у нее не было.

— Я должна трансгрессировать, — ее губы дрогнули, а по лицу прошел тремор.

Она посмотрела на его лицо. Неужели эти губы она целовала всего час назад? С тех пор как будто прошла целая жизнь. Неужели она думала, что может так спокойно уйти? Она обнимала его и не могла отпустить.

Слезы застилали глаза. Теперь, когда она прикасалась к Драко, остановить их было невозможно.

Гермиона вспомнила утро в его комнате. Драко стоял у окна и смотрел куда-то вниз. Всё, что она хотела в тот момент, всё, что желала на самом деле, — подойти и коснуться губами родинки на его щеке. Память коротка и обманывает, но сейчас, пока Гермиона еще помнит, пусть эти воспоминания вспыхнут еще раз и сохранятся такими, какие они есть, не искривленные прошедшими годами. Пусть с ней останется навсегда, как он смотрел в окно, а она любовалась его лицом. Пусть останется от того дня, нет, не обида и разочарование, когда думала, что он уходит, а то, что было за всем этим. То чувство, что стояло за всем этим. То пронизывающее ощущение, когда его холодные губы коснулись ее горячей кожи. Вспомнила, как куталась в его мантию. И то, как держала его руку после дождя. Она так много обижалась на него, не думая, как мало времени им дано. Сама поторапливала это время. Она хотела, чтобы в воспоминаниях осталось то, в чем она не желала себе признаваться тогда, но признавалась сейчас. Сладость его поцелуя. Пьяное прикосновение к его груди. Его запах. Его лицо, когда они были близки. И этот их последний разговор. Всё-всё-всё.

— Я тебя люблю, — произнесла Гермиона чуть слышно, не находя в себе смелости посмотреть на него.

— Я тоже, Гермиона, — ответил он, оставляя на ее лбу короткий поцелуй, от которого все ее существо переломилось надвое. — Я тоже тебя люблю.

И это воспоминание опустилось к остальным.

Гермиона разжала ладони и опустила руки с его плеч. Драко отстранился. Он стоял перед ней, расслабленный и спокойный.

— Тебе надо стереть мои воспоминания об этом разговоре. Я должен помнить только то, как пришёл сюда и как ты трансгрессировала. Мою память посмотрят всю. И я буду вынужден показать им. И надеюсь, это будет тетя, а не Темный лорд. И надеюсь, мне простят, что я так глупо… Так глупо тебя упустил, — произнес Драко так невозмутимо, словно не он только что сказал «я тоже тебя люблю», словно не он забудет всё, о чем они говорили, словно не он очнется с мыслью, что она лгала ему и использовала его.

Но теперь Гермиона знала, что его спокойствию нельзя доверять.

Она некоторое время смотрела на него, стараясь запомнить всего его до последней детали. Как помнила его вкус, его тепло, его запах. Она не решалась думать о будущем, ведь никто не знал, чем закончится война.

— Грейнджер, ты пялишься, — сказал Драко. Гермиона набралась смелости и посмотрела ему в глаза, но он отвел взгляд. — Ну?

Какой контраст между тихим летним утром, золотистым отблеском зари, беспечной трелью птиц и тем, что творится в ее душе. Гермиона подняла палочку. На мгновение все ее чувства застыли. Драко наклонился и коснулся ее губ.

Этого было достаточно и невыносимо мало для расставания.

— Обливиэйт!

И хлопок трансгрессии.