Белой акации гроздья душистые

Белой акации гроздья душистые

Целую ночь соловей нам насвистывал.

Город молчал, и молчали дома.

Белой акации гроздья душистые

Ночь напролет нас сводили с ума.

Сад весь умыт был весенними ливнями,

В темных оврагах стояла вода.

Боже, какими мы были наивными!

Как же мы молоды были тогда!

Годы промчались, седыми нас делая.

Где чистота этих веток живых?

Только зима да метель эта белая

Напоминают сегодня о них.

В час, когда ветер бушует неистовый,

С новою силою чувствую я:

Белой акации гроздья душистые

Невозвратимы, как юность моя.

М. Матусовский, «Белой акации гроздья душистые»

15 сентября, четверг

Сижу в гостиной, забравшись с ногами в кресло, и делаю вид, что готовлю уроки. Даже учебник рядом положила. А на самом деле строчу дневник. Глупое занятие, но привычка — великое дело. У камина устроились Мародеры: что-то оживленно обсуждают, смеются, и я поглядываю в их сторону, стараясь, чтобы никто не заметил. Рядом с Джеймсом сидит сияющая Лили: по-моему, она до сих пор не может поверить, что встречается с ним. Где-то рядом еще Петтигрю и Ремус, но меня в этой компании интересует только один человек. Который в этот момент что-то азартно рассказывает друзьям, время от времени отбрасывая со лба длинную прядь черных волос, так и норовящую упасть ему на глаза. Сколько я помню, он всегда так делал — немного раздраженно, но с небрежным изяществом. Девчонки млеют от этого жеста. Вот и сейчас рядом послышались томные вздохи. Бесят! Даже несмотря на то, что он не обращает на них внимания. Притворяюсь, что мне все равно, и усиленно смотрю в лежащий рядом учебник. Но не выдерживаю и двух минут.

Забавная у тебя была манера испепелять взглядом девиц, заигрывающих с Бродягой, а потом презрительно фыркать и отворачиваться с деланно равнодушным видом.

У него звездное имя, и сам он похож на звезду — яркую, сияющую, невыразимо прекрасную, но такую далекую... Во всяком случае — от меня.

Девчонки без конца подходят к нему под самыми глупыми предлогами, пытаются завязать разговор, кокетничают, а он только вежливо-равнодушно улыбается и тут же отворачивается. Еще ни одной не удалось приблизиться к нему — пара походов в Хогсмид, прогулки у озера, поцелуи при свете звезд. А через несколько недель — прости-прощай. Хотя нельзя сказать, чтобы они не старались. Наверное, в этом все дело: ему надоели девушки, которые сами вешаются ему на шею. Поэтому я только наблюдаю за ним издалека. Ладно, вру — на самом деле я просто позорно трушу.

Как он улыбается своим друзьям! Мечта всей моей жизни — чтобы он так улыбнулся мне, стать для него хотя бы другом...

Мои размышления прервала появившаяся в гостиной Мэри, так что дописываю уже ночью. Все спят, а я сижу по-турецки на своей кровати, задернув полог, при свете огонька, замершего прямо в воздухе. Этому заклинанию меня научил Ремус. Кажется, он все давно про меня понял, но молчит, только иногда сочувственно улыбается.

Конечно, понял — было бы что понимать!

Но я отвлеклась. Ехидное замечание Мэри: «Все на Блэка любуешься?» — заставило меня подпрыгнуть, и я выронила перо.

Подруга засмеялась — была довольна, что застала меня врасплох. Я только пронзила ее сердитым взглядом, не соизволив ответить. Да, я, как последняя дура, по уши влюблена в первого красавца Хогвартса, но зачем об этом постоянно напоминать? Однако Мэри нисколько не смутил холодный прием — уселась на подлокотник моего кресла и невинно так спросила:

— Почему ты не подойдешь к нему?

Спасибо еще, что тихо: не хватало, чтобы весь факультет оказался в курсе моих переживаний.

Вот умеет она делать такое наивное лицо, будто в самом деле ничего не понимает! Хотя прекрасно знает, что я просто не хочу быть одной из многих, о которых он забывает на следующий же день. И вообще, я просто смотрела — чисто эстетическое удовольствие. Он такой красивый...

Я так размечталась, что не заметила, как сказала последнюю фразу вслух. Хвала небесам, что Гриффиндор — не Слизерин, подслушивать некому...

— Конечно! — иронично согласилась Мэри.

У меня душа в пятки ушла, а Мэри все не успокаивалась:

— Зачем ты строишь из себя серую мышку? Ты же совсем не такая. Вон как вчера Мартину съязвила — я готова была аплодировать! А рядом с Сириусом словно тенью становишься!

— Потому что мне плевать, что подумает обо мне Мартин!

Я начала злиться. Я очень люблю свою подругу, но кто ее просит лезть в мою жизнь? Мэри хмыкнула, проигнорировав мое недовольство. Иногда она бывает просто невыносимой!

— Очнись, Лина, будь самой собой!

Выдала. Будто не знает, как я ненавижу это сокращение. Конечно, я буквально взвилась в воздух, опрокинув по пути чернильницу.

— Не называй меня Линой! Сколько можно просить! — рявкнула я так, что Мэри вздрогнула. — Эванеско!

Все-таки я слишком сильно разозлилась: вместе с разлитыми чернилами исчезла значительная часть ковра. Резко развернувшись, я уже хотела направиться к лестнице, как столкнулась с веселым и любопытным взглядом Сириуса. Ме-е-рлин, какие у него глаза! Кажется, я на несколько минут выпала из реальности и просто смотрела ему в глаза. Интересно, у меня галлюцинации, или я правда увидела в них искорку заинтересованности?

Рядом хихикнула Мэри, и волшебство пропало. Что еще делать было, кроме как удрать из гостиной, решительно топая по лестнице?

Шуму ты произвела много... Бродяга тогда со смешком прокомментировал:

— Прямо как Тонкс...

— Марлин, ну не злись! — в оклике подруги слышалось раскаяние, но не оборачиваться же было, а уж тем более — не возвращаться же!

Я демонстративно дулась весь оставшийся вечер, хотя на самом деле вовсе не злюсь на Мэри — она переживает за меня и хочет как лучше. Но я терпеть не могу, когда лезут мне в душу. А теперь вот пишу свой дневник — надо же куда-то излить эмоции, — слушаю сонное дыхание соседок и пытаюсь понять, что мне делать со своим глупым сердцем. Мне ведь совершенно не на что рассчитывать. Нет, я, конечно, не уродка, даже вполне симпатичная. Особенно мне нравятся мои пышные каштановые волосы и большие серые глаза. Но ничего особенного во мне нет — обычная девчонка, каких тысячи. И как мне обратить на себя его внимание?

Какая самокритичность! Неужели ты всерьез не понимала, как выгодно отличаешься от тех дурочек, что постоянно крутились вокруг Сириуса?

Все. Хватит на сегодня терзаний. Второй час ночи, завтра зачет по трансфигурации. Надо спать. Нокс.

28 сентября, среда

Вчера долго не могла заснуть — полнолуние, что ли, так на меня действует? — повертелась в постели, нарвалась на недовольное ворчание Кэти («Хватит шуршать!»), в итоге, накинув свой любимый пушистый халат, пошла в гостиную. Думала дочитать «Маленьких женщин», раз уж все равно бессонница. Эту книгу я привезла из дома — соседка-магла посоветовала — по-настоящему увлеклась, но в школе все как-то не было времени на чтение. Однако планам моим не суждено было осуществиться.

Начав спускаться, я обнаружила, что гостиная вовсе не пуста, как можно было ожидать: на диване кто-то лежал. Я хотела вернуться в спальню, но вдруг узнала Сириуса. Сердце, как всегда, бешено заколотилось. Что делать: уйти, остаться?

Блики огня от камина скользнули по его лицу, и я поняла, что он спит. Это все решило. Осторожно приблизившись, я опустилась рядом с диваном на колени. Странно, что он спал там, а не в своей спальне. Ждал кого-то? Девушку? Но я прогнала все ревнивые мысли. Сидеть так близко к нему, что можно рассмотреть каждую ресничку — это было невероятным счастьем. Я легонько провела пальцами по его волосам — он только слегка улыбнулся во сне. И тогда я сошла с ума — больше никак не могу себе объяснить свой поступок — я поцеловала его, едва касаясь мягких губ.

Сириус пошевелился, я испуганно отпрянула назад, едва не упав. Но он не проснулся... Не представляю, что я делала бы, открой он в тот момент глаза... Вот так вот: украла у него поцелуй. Будет о чем вспомнить в старости. Безумно хотелось повторить опыт, но я побоялась его разбудить.

Ого, какие подробности всплывают! Жаль, Бродяга не знал...

Мне стало интересно, что ему снится? Или кто? Я ведь многое о нем знаю: годы наблюдений не проходят даром. Знаю, что у него ужасная семья, о которой он очень не любит говорить, что в прошлом году он сбежал из дома. Знаю, что, чем ему тяжелее, тем беспечнее и надменнее он кажется. Знаю, что для него нет никого дороже друзей, особенно — Джеймса. Знаю, что весь этот его вид «а-ля наследный принц» — лишь маска, на которую, впрочем, многие покупаются. Знаю, что он любит поспать, и по утрам ребята будят его на уроки с боем: он всегда появляется на завтраке взъерошенный и недовольный. Знаю, что он любит кофе и терпеть не может тыквенный сок. И еще тысячи и тысячи мелочей, известных, наверное, только его друзьям. И мне.

Я довольно долго сидела, завороженно глядя на его лицо, такое умиротворенное во сне. В темной уютной тишине гостиной лишь едва потрескивали дрова в камине. Наверное, это меня и усыпило.

Проснувшись с первыми лучами солнца, я обнаружила, что лежу на диване, заботливо укрытая мягким красно-желтым пледом. Сначала я никак не могла понять, что происходит, а когда вспомнила... Это что — получается, Сириус, когда проснулся, увидел меня, спящую рядом с ним? Боже, какой позор! Как я теперь на него посмотрю? И что он обо мне подумал?

О да, Бродяга тогда сильно удивился, обнаружив рядом с собой спящую красавицу! А Сохатый долго после этого над ним прикалывался: мол, его сон уже прекрасные девы сторожат.

Весь день я старалась держаться от него подальше, что было довольно проблематично, учитывая, что мы учимся на одном курсе и на одном факультете. Стоило мне взглянуть в его сторону, как я начинала неудержимо краснеть. Мне постоянно казалось, что обычные перешептывания Мародеров на уроках на этот раз исключительно обо мне. Пару раз Сириус явно пытался подойти поговорить, но я позорно сбегала. Что я ему скажу? Что шла мимо и случайно заснула? Ха!

Правильно казалось: именно о тебе мы и говорили. Тогда-то Сириус и заинтересовался тобой. Хотя, если подумать, ты всегда ему нравилась, и этот случай просто послужил толчком.

Неожиданно вспомнилось, как на четвертом курсе я пыталась подбить Мэри пойти погулять во время уроков, чему она усиленно сопротивлялась. В пылу спора я крикнула: «Давай прогуляем зелья!» и только после этого заметила идущего нам навстречу профессора Слизнорта. Мое заявление он явно слышал, а я не придумала ничего лучше, как мило улыбнуться ему и рвануть прочь. На зелья я в тот день таки не пошла. И потом долго еще краснела, стоило мне глянуть на профессора. А он, по-моему, в глубине души забавлялся моим смущением. Вечно я в идиотские ситуации попадаю!

Помню, как долго мы ржали после этого... и какое ошеломленное выражение лица было у Слизнорта.

Мэри, конечно, заметила, что со мной творится что-то неладное, но ничего вразумительного добиться от меня не смогла. Кажется, она обиделась — мы ведь с первого курса доверяли друг другу все свои тайны. Но я просто не могла ей рассказать о ночном приключении. Сижу теперь в спальне одна, поскольку обиженная Мэри ушла в библиотеку, Лили гуляет с Джеймсом, Кэти вечера предпочитает проводить в гостиной, а я боюсь туда спускаться.