Призыв ведьмы

Но Хэла не такая! “Что б вам всем…” — она осеклась и влетела в библиотеку Зарны, где так сказать был кабинет ферана, даже забыв постучать, не то что позволить стражу у дверей разрешения спросить.

Сказать, что феран, митар и присутствующий здесь бронар, были озадачены этим вторжением, это ничего не сказать. Наверное, если бы она была не так взбешена и взвинчена, то сказала бы, что ничего более комичного ещё не видела в этом мире, ну кроме чешущих свои бородавчатые задницы магов. Но не сейчас:

— Дайте мне разрешение пойти к роженице, — отчеканила она и вид при этом у неё наверное был действительно ужасающим.

— Куда пойти? — взвился бронар. — Ты совсем ошалела, чёрная? По тебе давно плеть плачет.

Но Хэла не слушала его, она во все глаза смотрела на ферана, пытаясь понять, что сейчас происходит у него внутри.

“Ну, пожалуйста, пожалуйста!”

Хотя, на самом деле, она и не знала, может ли он что-то сделать, действительно ли может разрешить ей туда зайти, действительно ли у него есть власть и возможность бороться со всеми этими мерзкими традициями, ересью беспросветной и откровенной глупостью.

— Достопочтенный феран, это уже слишком, — прорычал, выплевывая яд Элгор. — Чёрную к роженице, она моего ребенка рожает, это немыслимо. Я требую наказания за такую наглость! Хватит с ней уже возиться — десять плетей и станет смирной и тихой!

— Молчать! — феран сказал это тихо, но так твердо, что его младший тан подавился словами.

— Его ребенок почти мертв, — проговорила Хэла, которую начало трясти, потому что она чувствовала загривком липкие пальцы смерти.

— Чтобы ты подпиталась его жизнью, накопила для будущего зла? — не унялся бронар.

Но Хэла не слушала его, она всё цеплялась за ферана и его взгляд.

— Они же умирают, я могу их спасти, может даже ребенка, но… — на глаза ей навернулись слезы.

— Иди, — сказал Рэтар Горан.

— Что? — взревел бронар.

Его ярость была такой жестокой, что Хэла ощутила её кожей. С одной стороны смерть, а с другой ярость.

Феран едва кивнул Роару и тот, было видно, что с сомнением, но взяв Хэлу под руку увел её прочь.

— Спасибо, — прошептала она одними губами, всё ещё глядя в глаза главы дома.

Внутри комнаты был затхлый воздух и пока Роар успокаивал возмущенного лекаря, который с пеной у рта требовал вывести ведьму из покоев роженицы, Хэла глянула на несчастную повитуху, которая была расстроена и опустошена, а потом на Эрону. Несчастная девица была уже совсем не в себе, она металась по кровати и увидев ведьму, начала шептать мольбы, чтобы та забрала её жизнь.

Схваток не было, внутри было сухо, голова ребенка с трудом проходила по родовым путям и Хэла видела это так, будто знала о родах всё. А еще она почему-то понимала, что вот в таком положении уже нельзя вырезать ребенка, только рожать.

И она взялась за дело. Сначала она открыла окна — затхлый дух комнаты не позволил бы не то что кого-то родить, тут здоровому человеку невозможно было дышать. Потом вода — Хэла сомневалась, что у неё получился спирт, чтобы обеззаразить руки, но уж в таких условиях было совсем не до того.

— Давай, милая, — ласково проговорила она обращаясь с несчастной роженице. — Сейчас я сделаю так, что снова вернется боль и тебе нужно будет толкать ребенка, толкать изо всех сил, иначе ничего не получится, понимаешь, милая?

Девушка начала мотать головой из стороны в сторону, повитуха с сомнением посмотрела на ведьму.

— Ты хочешь убить своего ребенка? — спросила строго Хэла. — Ещё немного и всё, что ты делала до этого, не будет иметь никакого значения. Вот сейчас самое важное. Слышишь меня? Тебе нельзя сдаваться, мамочка. Нельзя, понимаешь?

И может она нечаянно заговорила несчастную, или действительно дозвалась до её сознания, которое почти поглотила липкая тьма смерти.

Хэла впустила в тело Эроны силу. Тело содрогнулось и снова вернулись схватки.

Дальше всё было как в тумане, кровавом и таком ярком, что становилось не по себе. Несчастное тельце мальчишки — действительно большое.

“Килограмм на пять, а может и все шесть”, - подумала Хэла, когда он оказался у нее в руках.

Маленький, синюшный и не дышащий. Хэла начала прочищать ему рот и нос, так как она знала, как внезапно оказалось умела, но ничего не происходило.

— Не выживет, — тихо прошептала повитуха и ведьма внутри Хэлы взорвалась.

Вот наверное, что было той самой силой, о которой говорили в тихую за её спиной маги, вот почему не хотели отдавать её ферану Изарии.

Не была она чёрной, или не была обычной чёрной ведьмой, в их понимании. Хэла была другой. Старше, чем они обычно призывали, с другим видом силы, к которой они привыкли.

Дом содрогнулся. Каждый камень в нём пропел с ней вместе. И тьма съёжилась, завыла и ушла, а мальчишка в её руках отчаянно закричал.

Эрона выдавила из себя какой-то отчаянный звук и Хэла отдала ей малыша. Дальше ей не было нужды находится в этой комнате. Ей было необходимо выбраться на воздух, нет не просто на улицу, а куда-то намного дальше.

Ведьма на тяжелых ногах вышла из комнаты, руки и платье были в крови, бурые пятна расползлись по груди и по юбке. Дышать стало совсем невыносимо и Хэла пошла прочь.

Она не видела, как отшатнулись от неё мужчины, стоявшие в коридоре — митар, который безапелляционно сдерживал до сего момента лекаря, сам лекарь, который после того, как отпрыгнул от совершенно на вид невменяемой ведьмы, ринулся внутрь в покои роженицы, чтобы убедиться, что ведьма никого не убила и не покалечила, стражники из коридоров.

Хэла шла не разбирая дороги, словно слепая и прозрела только когда морозный воздух улицы схватил её и стал проникать внутрь, сквозь одежду, хватая её за босые ноги. А ещё на Хэлу навалилась тьма. Та самая которую она смогла выгнать из дома — здесь обняла её и потянула в никуда.

Очнулась Хэла в лесу. Среди что-то кричащих мужиков, они трясли в её сторону своим незамысловатым оружием и гневно что-то ей говорили, а под ногами у ведьмы лежал мертвый зверь — огромный, похожий на помесь медведя и волка, с длинной шерстью цвета мокрого асфальта, ушами стоящими и длинными, как на картинках у эльфов, зубастой пастью, серой изнутри и заливающей всё вокруг какой-то черной жижей.

“Кровь, — подумала Хэла, — чёрная кровь”.

Нос у твари был острым, а мёртвые глаза были яркого голубого цвета с горизонтальным зрачком.

Ведьма опустилась на колени и, уткнувшись в шерсть зверя, зарыдала.

“Жизнь за жизнь”, — говорят здесь.

И вот она, та самая жизнь, которой пришлось заплатить, чтобы у чёрной ведьмы получилось отнять новорожденного мальчика из лап смерти.

В лицо плачущей Хэлы стали тыкаться маленькие мокрые носы щенков, вылезшие из-под мертвого зверя. Один из мужиков замахнулся ногой, чтобы пнуть детеныша, но Хэла машинально махнула в воздухе рукой и мужика отбросило от них на несколько шагов. Она притянула к себе малыша и тот начал усердно слизывать с её щёк слёзы.

— Ах ты, мразь, — взвился мужик.

Что он там собирался сделать после этих слов, Хэла не узнала, потому что строгий, гулкий голос ферана заставил всё вокруг погрузиться в тишину. А потом на плечи ведьмы лёг тёплый плащ.

— Эта харага моя, — отозвался один из мужчин, вероятно отвечая на немой вопрос во взгляде ферана. — Она… она нам шабок грызла и даже телыгу задрала, мы в своём праве, достопочтенный феран. И тварей этих надо убить. Только не хватало приплод хараги защищать. Потом они нам всю скотину погрызут. С двумя-то не справимся!

Хэла сильнее закрыла руками двух щенков, которые жались к её шее скуля и пища.

— Это лютый и опасный зверь, — мягко проговорил феран. Рука мужчины легла на спину сжавшейся ведьмы, уставшей, замерзщей и совершенно не имеющей больше силы сражаться с кем бы то ни было. — Они вырастут и будет беда.

— Я справлюсь с ними, — прошептала она.

— Хэла, — в его голосе было столько сожаления, что слёзы снова потекли из её глаз.

— Жизнь за жизнь, — ответила она, срывающимся голосом, — мать за мать, ребенок за ребенка. А эти не при чём.

Возле тела хараги лежал маленький щенок, видимо тоже убитый мужиками.

— Хорошо, — тихо отозвался феран после недолгого молчания.

— Достопочтенный феран, — попытался возразить один из мужиков, но осёкся.

— Но ты дашь мне слово, Хэла, что если я увижу, что ты с ними не справляешься, если они будут хоть немного угрожать людям вокруг, по первому моему требованию ты их убьешь. Сама, Хэла. Убьешь, а не прогонишь, не отпустишь, где-то подальше, потому как они вернуться назад в селения, в дом, и беды будет не избежать, понимаешь?

Она кивнула.

— Дай мне слово, — чётко произнёс он, давая понять, что или так, или они умрут здесь и сейчас.

— Я даю тебе слово, я убью их сама, но только, если они будут опасны. И если я не справлюсь с их воспитанием.

— Хорошо, — отозвался он, — тогда они твои.

— Достопочтенный феран, — снова вмешался тот же мерзкий голос мужика, которого Хэла уже была готова испепелить даже если это будет последнее, что она сделает в своей жизни. — Это я могу решать, а не…

— Не я? — спросил феран, вставая и кажется заполняя собой всё окружающее пространство.

И вот она почувствовала эту стену гнева, словно зверя, который в нём беспокойно начал шевелиться, поднимая голову и готовясь напасть.

— Не… не… ведь-ма… — мужик, заикаясь, сжался и страх его стал осязаем.

— Ведьма дала слово, — отрезал феран.

— Ведьмино слово ничего не стоит, что мне с него?

— Тебе? — рыкнул Горан. — Ничего. Его принял я. И если тебе не нужна твоя добыча, то я вспомню, что земля, на которой ты стоишь, моя, лес, в котором ты находишься, тоже мой, и мертвая харага принадлежит мне.

— Простите нас, достопочтенный феран, простите, мы не перечим вашему праву, — залепетал уже другой мужик.

Кто-то из них крикнул, чтобы тащили простую носку, чтобы забрать тело убитой твари. А Хэлу, прижимающую к себе двух детенышей хараги, подняли сильные руки ферана и мягко приобняв, повели назад в дом.

После этого Хэла лежала без сознания три дня и три ночи.

Придя в себя, она обнаружила выстиранное серыми платье и вычищенный плащ ферана. Хэла была благодарна девушкам за помощь, но те ответили, что так сильно за неё переживали, что это было единственное, что они могли для неё сделать. А Оань присмотрела за детенышами хараги, утверждая, что уж чего-чего, а никаких тварей она не боится, и видели бы они тех, что жили в её мире — никакие хараги не сравняться ни по размерам, ни по свирепости. А тут так вообще мелкие, пузатые пушистики.

— Достопочтенный феран, — тихо позвала Хэла, постучав в дверь кабинета, поднявшись к нему после того, как наконец появились силы встать.

— Хэла, — ей показалось, что он рад её видеть.

— Я хочу вернуть ваш плащ, — она указала на сложенный чистый темно-синий плащ, с меховой подкладкой, что держала в руках.

— Это было не обязательно, — он сидел за столом, на котором аккуратными стопками были сложены бумаги, и что-то писал на листе пергамента.

— Я не могу оставить его себе, цвет не тот, — отозвалась Хэла и слабо улыбнулась.

Ведьма была благодарна. Поступок ферана изменил её первое впечатление о нём.