Аниото. Проклятие луны

— Все мужи нашего поселения на западе были настолько очарованы моем пением, что многие из них приходили к моей матери, умоляя дать согласие на свадьбу… Со времени все стало хуже, — девушка запустила тонкие пальцы в цветущие волосы и потрясла головой, пытаясь заглушить нахлынувшие воспоминания.

Деревья слегка покачивались под весенним ветром, казалось, они тоже ей сочувствуют или же осуждают.

— За мое согласие устраивались игрища, которые даже доходили до драк… И однажды двое убили… друг друга… — девушка прикусила губу, стараясь сдержать подступившие слезы, — и тогда мать сказала, что я должна уйти из деревни и сохранить обет молчания.

Девушка замолчала, Енос изумленно смотрел на нее, все еще слегка одурманенный колдовским голосом. Но хотя он и ощущал магическую силу, исходившую от него, ее голос не действовал на него так, как на мужчин из ее родного селения: он не горел бредовым желанием целовать землю, по которой она ходит. И им не завладели горячные мысли лишить ее свободы, сделать только своей и спрятать ото всех. Да и не готов он был драться на смерть ради одной ее улыбки. Но эта необычная девушка зажгла в ней любопытство.

Дева посмотрела на юношу, ожидая осуждения, но он задал только один вопрос:

— Как тебя зовут?

— Аин, — ответила она, улыбнувшись.

С каждым днем дни неизбежно становились теплее, постепенно отогревая душу и тело молодого Еноса. Девушка, занимавшая его мысли, было подобна входящей в мир Весне: теплая улыбка, карие глаза и цветы в волосах… Со временем он привык к легкому дурману, который вызывал звук ее голоса, и понемногу стал осознавать, что его влечение к ней, нечто больше, тем те, чувства, которые вызывает магия ее пения. Теперь он с трудом мог вспомнить те дни, когда его окутывал холод Первой сестры.

Но Великая Дочь не была такой забывчивой. Ревность жгла ее холодной сердце. Она не могла понять, что же особенного может быть в простой человеческой девочке? Ее сестры убеждали ее, говоря, что люди не такие как мы, и что они редко выполняют свои обещания… Но Зима, однажды пообещав своему возлюбленному, что ничто их не разлучит, решила исполнить свой обет…

Аин шла по лесной тропинке, припорошенной снегом, размышляя о причудах изменчивой природы. Ведь только вчера солнце так ярко светило… а сейчас как будто зима у порога…

Вдруг вдалеке она заметила девушку, сидевшую на том самом сваленном дереве. Снег белым покрывалом накрыл ее плечи, ветер начал усиливаться, и Аин забеспокоилась, вдруг с этой девушкой что-нибудь случиться?

Она подошла к ней и спросила:

— С тобой все хорошо? Ты не заплутала?

Девушка резко подняла голову, и снежинки закружились вокруг нее в белом танце. Аин никогда прежде не видела такой красавицы: белоснежные длинные волосы спадали с плеч, подобно лежащему вокруг снегу, а глаза напоминали два кристалла голубого льда. Девушка ничего не ответила, только подняла свою бледную руку и дотронулась до запястья Аин…

Енос шел по лесу, мокрый снег под его ногами превращался в воду, а с деревьев капала вода, как будто природа печалилась о чем-то. Задумавшись, он нечаянно наступил на плетеную корзинку, валявшуюся на тропинке. Он оглянулся, ища глазами ее обладателя, и увидел девушку, лежавшую на снегу без сознания. Он подбежал к ней, и, перевернув лицом вверх, содрогнулся от ужаса, увидев полевые цветы в волосах…

Девушка слабела с каждым мгновением, и ворожеи ничем не могли ей помочь. «Это древняя магия», — все, что они могли сказать. Но Ратея, ворожея жившая на краю леса, сказала юному Еносу:

— Если ты хочешь спасти ее, ты должен найти Лунный цвет, растущий в самом сердце леса, который распускается раз в 1200 лун. Сегодня как раз такая ночь. Но ты можешь не успеть.

Енос это знал, человек не способен за такое короткое время достигнуть сердце Великого Леса. Но ведь он был не просто человеком. Он был наполовину зверем…

Черная кошка, сливаясь с темнотой, бежала по ночному лесу. Ее иссиня-черные глаза с яркими голубыми вкрапинами смотрели вперед с яростной решимостью и отчаянием. Луна уже взошла над горизонтом, и ее холодный свет серебрил верхушки сосен. Вдруг перед глазами юноши открылась небольшая поляна, освещенная лунным светом. Обернувшись назад в человека, он медленно приблизился к многовековому дубу, росшему в центре. Вдруг свет луны озарил сень дуба, под которым сидела девушка, подойдя поближе он увидел, что она была прикована к столу. Лунный свет, падая на деву, растворялся в ее длинных, словно волны окутавших ее тело, серебристых волосах.

Увидев его, девушка отшатнулась:

— Нет…, — прошептала она.

— Не бойся, я тебя не обижу… — сказал Енос, дотронувшись до оков на ее запястье, но как только он прикоснулся к ним, они растворились в холодном свете ночного ока.

Луна скрылась за облаками, и юноша изумленно посмотрел на серебристо-белый бутон цветка на своей ладони.

И вдруг он услышал чей-то зловещий голос, прогремевший словно раскат грома:

— Ты нарушил запрет…, — прошептали деревья, окружавшие поляну. — Твой дар, преподнесенный природой, превратится в проклятье. Лунный свет прикует твою животную сущность к себе…

Цветок выпал из рук Еноса. Юноша упал на землю и задрожал. Тело его преобразилось. Леопард, шатаясь, приподнялся на лапах. Луна вышла из-за облаков, осветив огромную черную кошку. Зверь зашипел, рыча от боли: от его шкуры поднимался дым, на ней появились выжженные узоры и символы…

С этих пор, юноша, имеющий необычный дар, стал его заложником. Каждый месяц, в полнолуние, он превращался в дикую кошку, шкура которой была испещрена странными узорами. С тех пор, леопарда, бродящего по лесу в лунную ночь, стали называть Аниото…

Правило 2. Если хочешь понравиться парню, не обливай его водой из курятника

История увлекла настолько, что я совсем забыла, что сижу спиной к жуткому наполненному пугающими звуками месту. Услышав шорох позади, вся сжалась в комок от страха, но любопытство пересилило, и я обернулась.

Ничего, кроме нервирующе шуршащих и потускневших в преддверии сумерек деревьев, я не увидела, но снова почувствовала его… Тот запах из сна.

И пошла.

Фобия внутри меня рвалась наружу, царапая ногтями грудную клетку. Но ноги не слушались, они шли. Упорно тянули меня навстречу манящему отдающему землей и холодным металлом запаху с нотками чего-то невообразимо сладкого. Деревья цепляли меня за рубашку своими цепкими руками-ветками, словно пытаясь остановить. Но я, как зачарованная, удалялась все дальше и дальше в лес. Моя мысленная граница — камень, с маленькой вмятиной в виде сердца, размером с подушечку большого пальца, — остался далеко позади.

Дурман, притупивший страх, и любопытство продолжали толкать меня вперед: я даже не остановилась и не сбавила шаг, когда кроны деревьев куполом сомкнулись надо мной — не могла противиться этому странному притяжению.

И тут я увидела их.

Глаза, желтые глаза хищника смотрели на меня, пригвождая к месту. Очертания были смутными, но глаза… Глаза сияли в темноте. Их опасный блеск сжимал в комок страха все мое существо. Хотелось уменьшиться, чтобы оно не заметило меня. Сердце начало отбивать чечетку, намереваясь выскочить из груди и в страхе поскакать по тропинке обратно. А ноги, наоборот, словно разбухли и приросли к земле — тело будто бы пыталось прикинуться ненавистным и жутким деревом. Воздуха стало не хватать, я судорожно глотала его ртом, но кто-то словно дырку в легких проделал: кислород, казалось, не доходил до мозга. У меня закружилась голова. Я начала слабеть. И когда уже рухнула в траву, меня окутал дурящий запах полыни, бурьяна и до рвоты сладко-травяной запах желтой хохлатки с обманчивыми нотками меда.

Мягкая животная поступь отдавалась в перепонках набатом, говоря, что нужно перебороть слабость и бежать. Ноздревое дыхание, коснувшееся лба, полностью лишило сил…

***

Проснулась в поту и тупо уставилась в потолок своей комнаты под крышей. Дрожь прошла, оставив налитое свинцом тело. Встала. Я все еще была в той же рубашке и рваных джинсах, у кровати на полу лежала сумка, а пледом меня предусмотрительно кто-то накрыл.

Что же из случившегося было правдой? Неужели, я правда пошла в чащу одна… Меня передернуло, стоило вспомнить, как корявые ветви цеплялись за мою одежду. Или все это был сон…?

Нет. Я точно вчера ходила на ту злополучную опушку.

Напрягла лоб, силясь вспомнить детали вчерашнего вечера. И тут меня словно полоснуло по груди ножом — перед глазами пронеслись два янтарных огонька. Желтых и диких… принадлежащих самой тьме…

С силой мотнув головой, прогоняя видение, начала шарить глазами в поисках любимых красных кроссовок на толстой и плоской белой подошве. В них я чувствовала себя комфортнее. После дождя, когда большинство дорог в Бронзовске превращались кашу, мне приходилось одевать жуткие леопардовые резинки, которые бабушка купила в ТОЦе Верхнего поселка, рядом со зданием Администрации. Мне они, мягко говоря, не понравились, но бабуле отказать не смогла.

Вчера было сухо, и я одела их, я точно помню. И если они не слишком изгваздались, то…

Тут мое горло перехватило, а сердце застучало прерывисто в унисон с такими же вдохами. Белая подошва стала жутко коричневой, на нее налипла трава и мелкие желтые цветочки, напоминавшие остроконечные шляпки с рюшами — те самые, чей запах был последним, что я услышала.

Ринулась к шкафу, и судорожно роясь по карманам дорожной сумки, нашла черный пакет-майку и затолкала туда испорченную обувь. Села обратно. Источник страха одиноко исходил грязью в пакете. И теперь я могла успокоиться. Сделала свою привычную дыхательную гимнастику, размяла по очереди оттекшие конечности от шеи до кончиков пят. Встала. Сняла одежду до нижнего белья, скомкала и утрамбовала в тот же пакет.

Убедившись, что все не сон, не могла в ней больше находиться.

Натянув другую пару джинс и футболку желтого цвета, спустилась вниз, нехотя прихватив пакет. Телефон на нервах оставила в комнате. Да и забот без этого было много: не могла решить, что делать с содержимым пакета: сжечь или все же постирать.

Проходя мимо кухни, почувствовала манящий запах борща и кабачковых оладий. Только у бабушки получаются божественно такие не очень привлекательные блюда.

Но сделав шаг в сторону, застыла.

— Спасибо, Людмила Захаровна, — знакомый мужской голос прервал звяканье посуды в раковине старого умывальника.

Я судорожно пыталась вспомнить, как выглядит обладать этого голоса, и как, исходя из этого, мне стоит с ним себя вести.

— Никуля, заходи, что стоишь в проходе.

Не знаю, какая часть тела меня выдала, выглянув из убежища — стояла я слева от проема — но меня раскрыли.

— Здрасти, — сконфуженно выглянула и медленно подняла глаза. Не хотелось, чтобы гость решил, что я подслушивала.

— Привет, Ника, — Влад, а это точно бы он, только без привычных очков, что он носил в Универе, улыбнулся мне и пересел на другой стул, чтобы мне не пришлось беспокоить хлопочущую над плитой бабушку.

— Так вы знакомы! — бабуля на радостях предложила Владу еще одну порцию оладий.