Обреченный на смерть

Глава 11

— Великий государь Петр Алексеевич повелевает тебе, царевич, не мешкая вместе с нами вернуться в Петербург. Ежели ты откажешься, то почитать тебя за ворога лютого и христопродавца!

Гвардеец говорил глухо, но его глаза горели неутолимым огнем ненависти. Фрол его хорошо понимал — погоня за лже-царевичем растянулась на долгие недели, с кровавой жатвой собранной на этом пути. И понятно, что петровских гвардейцев порядком взбесило такое преследование. И они сгоряча сейчас сделали весьма опрометчивый поступок — ворвались на постоялый двор, где уйма немцев, и отнюдь не только не подданных царя, но и порой враждебно к нему относящихся.

И тому были причины — из памяти местных жителей не изгладилось впечатление, которое на них произвели своими поборами союзные датские, саксонские, русские, польские и прусские войска, что вторглись в шведскую Померанию, пройдя по территории Мекленбурга.

Так что лучше было бы подождать и схватить его на выезде из городка, или убить в укромном уголке, благо лесов хватает. Однако, офицер, взбешенный долгой погоней, решил рискнуть и свести счеты немедленно, опасаясь, что добыча опять сможет ускользнуть.

— Нет! Нет!

Фрол в подтверждение своим словам дважды отрицательно качнул головой. Он не хотел говорить громко, опасаясь, что голос его выдаст — среди гвардейцев наверняка были те, кто знал настоящего царевича. А так опознать его будет крайне затруднительно — в трактире стоит сумрак, разглядеть лицо трудно, тем более обезображенное шрамом.

— Ты сам выбрал свою судьбу, изменник!

Фрол рванул пистолет из-за пояса, взводя левой рукой ударник — полка с огнивом откинулась. Но стрелял не в офицера — тот бы легко уклонился от выстрела, используя те доли секунды, который нужны для высечения искры и воспламенения пороха на полке. А навел ствол на стоявшего справа гвардейца, что выхватил шпагу из ножен. И сам рванулся в сторону, видя, как и его противник поднял пистолет и направил ему прямо в грудь.

Грохот выстрелов и клубы порохового дыма взорвали сгустившуюся тишину, и тут же лязгнули шпаги, которые скрестили противники. Фрол швырнул в офицера пистолет и выхватил шпагу, тут же отбив удар клинка, направленный ему в грудь.

— Давай!

Под крик Силантий с адъютантом Мюнниха опрокинули на гвардейцев тяжелый стол, освобождая место для схватки. И тут же раздался выстрел — молодого немца отбросило к стене. Брошенного мельком взгляда хватило понять — тот сражен наповал. Еще один из немцев лежал на полу, безвольно раскинув руки и не успев выхватить шпагу — был застрелен в упор.

Скверная ситуация, что не говори!

Мюнних отчаянно сражался один сразу против двух гвардейцев, причем можно было не сомневаться, что в бою на шпагах он их одолеет. Тем в юности не давал уроки опытный фехтмейстер — мастер фехтования — а потому учились в бою, а там нужны совсем иные навыки.

Фрол с Силантием с трудом отражали натиск троих гвардейцев, причем все пятеро отчаянно матерились, и ухитрялись бросать друг в друга разные предметы. Однако лже-царевич прекрасно осознавал, что их участь решена — гвардейцы были не только сильнее, но и опытнее. И что самое плохое — атаковали согласованно.

— Даст тойфель! Грюн шайзе!

Мюнних пришел на выручку — генерал орудовал шпагой просто великолепно. Отбил атаку двух своих противников и выпадом клинка проткнул руку офицеру, что попытался воткнуть острие своей шпаги в грудь Фрола. Спас от неминуемой смерти, немчин, да еще заорал:

— Кронпринц! За спину мне! Стреляй!

Андреев сообразил, отпрыгнул и выхватил из-за пояса пистолет, заметив, что тот же маневр предприняли два гвардейца. И в эту секунду, в баталию вступили новые силы, о присутствии которых он не подозревал, но успевшие вовремя.

— Гот мит унс!

Дверь кабака настежь раскрылась, а затем хлопнула — ввалилось трое белобрысых молодцов, размахивая шпагами. И двое знакомые — теперь сомнений не оставалось в том, что они шведы. Именно с таким зычным криком они бросались в атаку.

Раздались выстрелы — гвардейцы встретили заклятых врагов залпом, один из шведов рухнул, как подкошенный. Зазвенели шпаги — теперь силы полностью уравнялись — не трое против пятерых, а пятеро.

— Су…

Преображенский офицер не успел выхватить пистолет. Типичный бюргер, до того тихо сидевший, стремительно вскочил и ударил в спину петровского гвардейца непонятно откуда взявшимся кинжалом. Тут же выхватил из его руки шпагу и в мгновении ока сделал ею два стремительных выпада, пронзив обоих оставшихся на ногах. После чего отбросил клинок в сторону, спокойно уселся за стол и отхлебнул из кружки пива, как ни в чем не бывало — убил троих не моргнув глазом. Нет двоих — офицер заворочался на полу, пытаясь подняться, и Фрол подошел к нему, бросив мимолетный взгляд на шведов — те уже разделались с русскими и совершенно хладнокровно вытирали шпаги о платки.

— Ты кто таков?

Фрол расстегнул кафтан на умирающем гвардейце, и вытащил грамоту. Посмотрел на подпись и хмыкнул — первый раз увидел царский росчерк. Хлопнул ладонью по лицу и привел гвардейца в сознание — на него уставились вполне осмысленные глаза. И попытался пробормотать:

— Ты не ца…

Договорить не успел, Фрол машинально вонзил шпагу прямо в сердце, добив врага, с которым когда то вместе воевал плечо к плечу против шведов. Но тайна была не его, а настоящего царевича, а потому поступить иначе он никак не мог. И оглядевшись, убедился, что подслушать предсмертные слова гвардейца никто не смог.

— Ваше высочество, простите, что запоздали немного — во дворе были еще двое, пришлось их убить. Я барон Густав Левенштерн, мой король Карл получил ваше письмо и ждет вас. А нас послал на поиски вашего высочество. Нам нужно отплывать — шнява готова к отплытию.

— Хорошо, барон, — кивнул шведскому барону Фрол, и громко крикнул на немецком языке:

— Хозяин, похорони всех достойно и возьми добычу себе — там на все хватит. И выстави всем гостям от меня по две кружки пива — русский кронпринц выражает сожаление, что немного подпортили им этот чудесный вечер. Это тебе от меня — лови, и не бурчи, что тебя разорили!

Под хохот собравшихся Фрол кинул кошелек, набитый наполовину серебром — трактирщик его ловко поймал, и, взвесив на руке, тут же склонился в низком поклоне.

— Генерал, я счастлив, что вы сражались на моей стороне. Если взойду на трон, то буду всегда к вам благосклонен. Передайте эти кошельки семьям погибшим — все, что могу от себя лично, я беглец и скиталец. Там в каждом по двести луидоров. Силантий, принеси наши вещи!

Капрал живо поднялся по лестнице, а Фрол взял свою дорогую шпагу и протянул ее Мюнниху:

— Примите, от всей души подарок, генерал!

— Вам нельзя без шпаги, кронпринц — вот вам моя, и честь свыше!

Обменявшись оружием, жест был уже отнюдь не символический — генерал тем самым показал, что желает верно и преданно служить царевичу, если тот взойдет на трон.

— Ваше высочество, прошу вас на два слова.

Недавний бюргер, с необычайной легкостью убивший трех гвардейцев, склонился перед ним в поклоне. И очень тихо заговорил, стараясь, чтобы его шепот никто не расслышал:

— Вам низкий поклон от вице-канцлера графа Шенборна. Император желает встретиться с вами, как вы вернетесь из Швеции. Я и мои люди будут ожидать здесь, сколько понадобится, и сопроводим ваше высочество в Вену под надежной охраной, чтобы впредь не случилось подобных…казусов, как этот. Не удивляйтесь той ноше, что лежит в этой сумке — возьмите ее в дорогу. Счастливого плавания, кронпринц!

Бюргер ловко поклонился, передав небольшую, но довольно увесистую сумку, и как то незаметно исчез, словно его и не было. Слуга вынес вещи, а Силантий передал два туго набитых французским золотом мешочка Мюнниху. Фрол пожал генералу руку и вышел во двор, сунув Силантию сумку, прекрасно понимая, что та набита отнюдь не медной монетой, и даже не имперскими полновесными серебряными талерами…