Каратели

- Знаешь, как Гектор тебя называл? А? – я отрицательно покачала головой. Не спящая красавица, вроде. – Ангелок с черными крылышками. Ангелок, знаешь, почему? Потому что в тебе нет зла! Вот напрочь! – засмеялся Игорь будто сказал несусветную ересь и рассек воздух ребром ладони. Подвел черту. – Серьезно. Ты не умеешь ненавидеть. Даже такого мудака, как Гектор, а он достоин лишь ненависти и презрения. А знаешь почему с черными крылышками? – я едва-едва отрицательно покачала головой, слишком боялась сделать резкое движение. – Потому что ты дерзкая, милая вредина – это его слова. Я охренел, когда услышал подобную характеристику-похвалу от Гектора. Мечтал побыстрее узнать, кто же это, и каково же было мое удивление, когда узнал в его ангелочке, ту наглую девчонку, что постоянно дерзила и не отвечала на мои недвусмысленные намеки…

Игорь долго рассматривал меня, а потом поднял руку вверх. Забинтованные пальцы. Каждый палец перебинтован отдельно белыми бинтами. Аккуратно путь штук.

- Видишь, сломанные пальцы? Ты меня обманула на острове, а это подарок от Гектора за твое бегство. Видишь, сколько в нем жестокости? Он тебя не заслужил.

Сердце невидимо сдавило от плохого предчувствия.

- Я отрежу его ангелочку крылышки. Утоплю тебя в ненависти, - Игорь, наклонившись ко мне, лежащей на полу, со смешком щелкнул по-детски по носу. А ремнем вновь стукнул по кисти своей больной руки. Не сильно, но хлестко. Таким шлепком убивают комара, надоедливое насекомое или дрессируют непослушную тварь. – А в твоем теле оставлю напоминания о себе. И каждый раз, когда Гектор будет тебя трахать, будет помнить, как я поимел его ангелочка. Он будет ненавидеть тебя. Ты, испорченная мной, будешь вызывать у него омерзение, брезгливость, он будет бороться с этим чувством, с разочарованием, но не победит. Он возненавидит ТЕБЯ, за то, что Я испортил тебя. И будет ненавидеть СЕБЯ, прекрасно понимая, что ты не виновата. В любом случае это убьет его. Такой мудак, как Гектор, не заслужил любви!

Игорь согнулся, желая поднять меня и уложить с пола на кровать для удобства. Уже схватил за краешек футболки, когда я, запуганная до предела, стала действовать более агрессивно. Мольбы не помогли, приходилось драться. Стопой кроссовка ударила вновь ему между ног. По бугру джинсов, четко очертивших эрегированный член. Чтоб эта мерзость опустилась. Чтобы отбила! Лишь бы сейчас не функционировал, перестал реагировать на мою близость. Сдавленно простонав, Каратель согнулся, держа руки на отбитом месте. Я успела руки по локти зажечь, но бетон под пальцами к сожалению, не сжигался.

Я не успела встать с пола, сжечь застиранное, старое покрывало на кровати, лишь успела пальцами прочесать бетон, когда с перекошенным от гнева лицом Игорь рванул вперед. Сделал выпад, наваливаясь сверху. А я вцепилась короткими, но прочными ногтями ему в щеку, в лоб. Постаралась дотянуться до его кофты, а он одним движением схватил мои две руки за запястья и скрепил их ремнем. Взял за кончик ремня и дернул мое тело по полу поближе к стальной ножке кровати, куда прочно привязал, чтобы не могла пошевелиться.

Я пиналась…

Отворачивала лицо…

Я кричала о помощи…но мои просьбы разбивались о стены изолятора. А Каратель был глух…разъярен и возбужден дракой и азартом сильного самца.

Я взвыла раненым зверем… но Игорь заткнул ладонью рот. Не давая моим мольбам протиснуться сквозь грубые пальцы. И все что оставалось -- беззвучно выть в ладонь.

Я заплакала и мысленно молилась о спасении.

Мерзкие губы грязно целовали мою кожу. От них хотелось умыться, побыстрее стереть влажные засосы. Я выгибалась, отбиваясь от похотливых рук, рвущих футболку на груди.

А Игорь смотрел на мои слезы и улыбался, свободной рукой расстегивал мои джинсы, медленно вел молнию, наслаждаясь страхом. Стянул штаны вместе с кроссовками, а белье просто отогнул в сторону. Треснула кружевная ткань между ног и полоснула по коже между бедер. Я смотрела на Игоря, начавшего расстегивать собственные джинсы, и молила глазами и кричала глухо в его ладонь о пощаде.

Позвала Илью в ладонь. Когда мне становилось совсем страшно, как например в нижних палатах темного Дома, я вспоминала Илью. И сейчас кричала «Илья».

Второй раз в жизни кого-то просила спасти меня.

А когда увидела член, который прикоснулся к ляжкам, в ужасе начала биться затылком о бетонные полы камеры. Лишь бы отключить сознание. Лишь бы раскроить череп и не видеть насилия над собой. А лучше умереть от потери крови.

Била черепом вновь и вновь. Кожу на затылке рассекло, защипала порванная рана. Всё закружилось, в комнате стало еще темнее. Я устала метаться и обессилела. А перед глазами черное пятно из разных цветов: черной футболки с нарисованным черепом и костями; белыми волосами и колючей бородой, которая царапала кожу на груди и шеи, его тело, прижатое ко мне… член.

Я хочу умереть. Хочу умереть.

До последнего вздоха в мыслях звала Илью, но он не пришел. Не спас. Не успел.

***

Меня трясли за плечи, трясли и трясли. Безвольную тряпку, мешок с костями и кровью, отныне без души.

- Очнись! Очнись! – кто-то опять лапал, трогал за плечи. Прикасался мерзкими руками. Через густую дымку перед глазами различила тени. Живые две тени существ, и они прикасались ко мне. Опять прикасались руками. Грязными! Отвратительными! И я теперь грязная. Я скупо попыталась вырваться, но откуда взять силы? Хватило только выгнуть спину и грудь и в беспамятстве вновь рухнуть в прежнее положение- полулежа у кого-то на руках.

- Очнись! – повторил голос. Огненная оплеуха привела в сознание, заставила открыть глаза, но лучше бы они не видели. Гектора на одном колене рядом, державшего за плечи.

– Диана! – как маньяк повторял мое имя, гладил лицо, пальцем отводил прядь волос за ухо и разглядывал. Лучше бы не смотрел на меня грязную, в одном белье и разорванной футболке на груди.

Прижал мое голое тело, прикрыл курткой от всех, но уже поздно.

- Убери! Убери! – закричала, ногтями царапая руки, лицо и шею. Оставляя кровавые полосы на теле. Гектор пытался задержать мои руки, чтобы не причиняла себе боль.

- Успокойся. Тихо-тихо! Это я.

- Убери! Мое тело! Убери его. Оно мне больше не нужно! - царапала ногтями, поломанными после борьбы с Игорем, себя и Гектора. Наши лица, руки, свою кожу. Извивалась, дергалась конвульсивно. – Я больше не хочу его. Не хочу это тело. Убери его!

Задыхалась, заговаривалась от слез, дрожала. Андрей схватил за колени, Гектор -- мои руки и туловище, чтобы не билась в истерике. А я не могла остановиться, до последнего сопротивлялась и тогда, и сейчас.

- Прекрати себя мучить, пожалуйста, - тихо попросил Гектор. Оплеуха вновь по лицу и под воздействием удара я успокоилась. Голову развернуло в бок от огненной пощечины, мужские пальцы перебирали мои волосы, заляпанные кровью.

- Это ты…- от криков голос охрип. Боль хрипела в нем, когда медленно произносила слова в тишине камеры. – Он мстил тебе, Каратель. Жаль, не убил меня.

***

POV Илья

Эти слова вывернули наизнанку. Диана не озвучила мысль до конца, но я понял. Физически телом ощутил на плечах груз вины, ее неподъемную тяжесть.

Это ты…. Она замолчала не сказала, но я понял мысль. Это ты виноват. Ты виноват.

Лучше бы я лежал в крови и бился в конвульсиях, в судорогах. Заикался и глотал слезы. Не хочу видеть ее влажных ресниц, блеклых пустых глаз, смотрящих в потолок камеры, крови и красных полос-царапин на ее теле. Ее судорожного дыхания, тела, дергающегося будто в приступе эпилепсии. Я держал ее, но чувствовал, как она уходила, покидала меня. Именно сейчас этими словами отделила НАС на до и после. Я бы хотел вынуть из нее боль, забрать себе и спрятать внутри. Я вытерплю, привык к боли, но её-то зачем. За что ее?

Такая маленькая, хрупкая, тельце худенькое, косточки выпирают, хочется ее откормить, чтобы была здоровой, полной сил взрослой женщиной, а не по-девичьи худой.

Тело тряслось в моих руках, пока держал ее под спину и согревал ей голый живот. Каких-то двадцать жалких уродских минут. Всего двадцать минут, и я терял ее, она мысленно ускользала. Вот бы забрать слезы себе, избавить от кошмара и от мучений.

Мне ничего не нужно, кроме нее. Сжимал Диану в объятиях, придавая сил и спокойствия. Лишь бы не называла Карателем, лишь бы не отдалялась.

Я не хочу быть один. Сжимал ее в руках все сильнее, а она холодная, лежала на полу камеры и смотрела пустыми глазами в потолок камеры. Уже не моя. И это пугало до трясучки. Она ставила между нами вновь барьер, через который я не мог пробиться. Стучался и стучался, а Диана не слышала, будто умерла.

Я задыхаюсь от мысли потерять Диану.