Викинг. Во власти огня

Я даже пикнуть не знала что, так и сидела, глядя на мужчин огромными глазами, особенно когда Джо рассмеялся, качая головой:

— Отстань от девушки, кабан. Не все испытывают такую страсть к татушкам, как ты.

— На себя посмотри, упырь! — расхохотался тот в ответ, пихая Джо в плечо, и будь на его месте кто-то поменьше и похудее, то полет в другую часть каюты был бы обеспечен. — Уже живого места нет от них!

Но не это искренне удивляло меня, а то, насколько легко и дружески общались эти двое, находясь, по сути, по две разные стороны баррикад этой жизни.

— Давай-давай, художник! Мути свою машинку, прямо сейчас и начнем!

Громила-викинг стянул с себя джинсовую куртку, увешанную какими-то заклепками и шипами, а затем и футболку, совершенно не смущаясь меня и показывая свое огромное накачанное тело, сплошь разукрашенное татуировками, в числе которых были эти символы, что я видела на рисунках Джо.

— И тебя не смущает, что ночь на дворе? — только дернул бровью Джо, но всё-таки направился в ванную, откуда вернулся с упаковкой одноразовых перчаток и каким-то баллончиком.

— Меня смущает только моя голая теща, а все остальное но-о-орм! — пробасил викинг, и в этот раз даже я не смогла сдержать смех, покосившись на то, как спокойно и вольготно он чувствовал себя здесь и как спокойно к этому относился Джо. — Да и потом, ты всё равно не спишь ночами, упырь! Хочешь, пошли с нами в мастерскую? — вдруг обернулся ко мне викинг. — Она недалеко! Рядом с кабинетом Варга.

— Нет, спасибо, в другой раз. — Подумать только, я даже улыбнулась в ответ на это предложение, понимая, что решающим моментом в этом всём стала близость кабинета Варга. А иначе, думаю, я бы хотела заглянуть в эту самую мастерскую. — Значит, ты мастер тату?

Джо только пожал плечами, чуть улыбаясь:

— Не думал становиться им, пока эти ребята не увидели мои рисунки и не настояли на том, чтобы я попробовал. Они купили всё оборудование, теперь вот бегают с красками, которые периодически заканчиваются в магазине.

— Молимся Одину каждую пятницу, чтобы этого пацана не грохнули! У него золотые руки и мозги оказались в норме! — то, как тяжело и искренне выдохнул викинг, было удивительно, а я продолжала молчать и наблюдать за происходящим, понимая, что в этом ледяном мире могут быть не самые злобные и страшные мужчины.

Даже если выглядели они, прямо скажем, устрашающе.

— Ладно тебе ныть, — улыбка Джо вышла даже слегка смущенной, а я чуть не покраснела, когда викинг пробасил, подергав многозначительными бровями:

— А я вам тут не помешал, детки?

— Иди ты!

— Вообще-то я пришла попросить кое-что и вижу, что не ошиблась. Джо, можешь одолжить мне немного чистых листов и… карандаши? — проговорила я, понимая, что, наверное, моя просьба вызовет много вопросов, отвечать на которые я бы совсем не хотела.

Но мужчина только быстро закивал, принявшись рыться в столе, и в конце концов достал целую пачку карандашей и альбом.

— Эти кабаны часто покупают мне всякую ерунду. Никак не могу объяснить им, чем отличаются простые детские карандаши от профессиональных, — сокрушенно покачал головой Джо, на что викинг снова разразился смехом, пихая его в бок:

— Ты еще скажи спасибо, что мы раскраски тебе не таскаем.

— Спасибо! — пробурчал Джо, а я снова прыснула от смеха, чувствуя себя в этот момент более чем странно.

Я считала всех викингов монстрами.

Как их предводителя с ледяными глазами.

И сложно было воспринимать, что они могут быть вот такими… человечными.

Могут шутить.

Могут смеяться.

Могут к кому-то относиться хорошо.

Тем более это было странно видеть в отношении таких, как мы с Джо, — смертников.

— Верну всё в лучшем виде, но без пары листов, — кивнула я мужчине, поднимаясь со своего места и останавливаясь, когда Джо протянул мне увесистую энциклопедию о скандинавской мифологии, а еще вручил точилку для карандашей, чтобы улыбнуться ему в ответ.

— Если потребуется что-то еще, приходи и бери, даже если меня не будет в комнате. Дверь всегда открыта.

— Спасибо.

***********************

Не нужно было рассказывать ей о себе.

Не то чтобы это было тайной.

В свое время зверская расправа над семьей эмигрантов наделала много шума.

Но Лиза была еще слишком мала, чтобы слышать об этом, даже если на тот момент ее родители уже приехали в Канаду. Я не знал этого точно.

Просто, может, если бы это рассказал кто-то другой, то сделал бы не так грубо и жестоко, как сделал это я.

Правда жизни редко бывала приятной.

Особенно о таких вещах.

Но сколько бы Лизе ни пришлось пережить здесь, а ее сердце не стало жестче к чужой боли.

Она была сильная даже в этом.

Даже в этом упрямая и несгибаемая.

Даже в этом восхитительная.

Несмотря на целый воз собственных проблем и глобальную безвыходную ситуацию, она снова не думала о себе. Ни капли.

И я не знал, хотел ли покачать сокрушенно головой и выругаться. Или восхищенно выдохнуть ее несгибаемой слишком отзывчивой натуре.

— Жизнь никогда ее не научит, — только пробормотал я себе под нос, почти допив водку с прошлого раза, пока слушал, как девчонка рыдает, закрывшись в ванной.

Это был не просто плач.

Душераздирающий вой человека, который заставлял себя насильно смириться.

Который рвал свою душу на части, чтобы умереть и возродиться.

Я видел, что даже один из парней, которые приносят ужин и затем забирают подносы, замер в коридоре, прислушиваясь к рыданиям Лизы. И поморщился, видимо, оттого, что искренне переживал за нее.

А я пока не знал, как реагировать на то, что викинги прониклись к девушке и теперь, кажется, были готовы стоять за нее горой, словно за свою, несмотря даже на то, что она сбежала и покалечила одного из них.

Первым порывом было пойти за ней и успокоить.

Почему я не сделал этого, а продолжил сидеть в кабинете, плюнув на кровь и допивая водку?

Знал, что в такие моменты лучше быть одному. Не трогать.

Дать этой боли и осознанию беспомощности заполнить тебя всего и спалить дотла изнутри. Позволить себе захлебнуться в горечи и умереть.

Спалить все краски радости и счастья, чтобы мир стал черно-белым.

Жестоким, но настоящим.

Такой, каким он был, без прикрас.

Лиза была сильной, и я знал, что она выйдет из ванной уже другой.

Несломленной, но сильной.

Если она захочет, то научится разукрашивать свой мир заново.

Не сразу, постепенно.

Находя в каждом дне что-то яркое и трогающее ее сердце.

Как я не смог, оставшись навсегда в мире черного и белого.

Эту боль нужно было пережить, переждать, дать ей пройти через себя.

Да и потом, я совершенно не умел успокаивать и поддерживать.

Что я мог сделать, чтобы Лизе стало легче?

В моей жалости и поддержке мало кто нуждался, и своим появлением я чаще всего делал только хуже.

У меня были только Бьёрн и Ромка.

С ними было проще.

Бьёрну не нужны были никакие слова.

Достаточно было сесть рядом и сжать его плечо.

Мы могли просто сидеть и молчать часами, думая о боли и горе, которые становились общими, что бы с нами ни происходило по отдельности.

Ромке же и вовсе не нужно было людское присутствие рядом.

Весь его странный и не познанный нами мир был глубоко внутри, куда не мог забраться никто из врачей.

Как не мог сделать это и я.

Когда дверь кабинета распахнулась, я мог даже не поднимать глаз, чтобы понять, что это, конечно же, Бьёрн, потому что только он мог входить ко мне без стука, начиная говорить, как правило, прямо с порога.

— Это из ресторана передали. Сказали, что начались какие-то проблемы с одним из поставщиков. Совсем мужик берега перепутал!

Друг положил передо мной новую стопку бумаг, покосившись быстро на водку: ее осталось уже на дне.

Но вместо того, чтобы возмутиться распитием спиртных напитков на рабочем месте, неожиданно схватил бутылку и выпил залпом то, что там еще было.

И я уже было хотел вскинуть нахально брови и напомнить, что его смена только-только начинается и вся ночь впереди, как он выдохнул:

— Не нравится мне это всё, Варг.

Шутить перехотелось моментально.

Я только всматривался в напряженное серьезное лицо друга и ощущал то, как он взволнован.

— Что не так?

— Всё не так! — пробухтел Бьёрн и прошагал порывисто и резко до моего личного мини-бара, о котором знали только избранные, чтобы достать еще одну бутылку элитной дорогой водки.

— Хотя бы рюмку возьми.

— Обойдусь!

То, что дело полная дрянь, я понимал уже по поведению друга, который в принципе не слишком жаловал алкоголь и в последний раз напивался в прошлом году на годовщину смерти своих девочек.

Но не торопил его и ничего не говорил, терпеливо ожидая продолжения.

— Слухи про этого Психопата дошли и до нас. Знаешь, что заявил этот придурок поставщик сегодня утром, когда приволок овощи не самой первой свежести? Что больше он не боится викинга, потому что после того, как Псих тебя грохнет, ресторан станет его!

Я только дернул бровью, не выражая никаких эмоций по привычке, хотя внутри трепыхнулась злость.

Рано танцевать на моих костях и делить мое добро, пока я еще жив.

— Приведешь этого поставщика ко мне потолковать о жизни?

Я расслабленно откинулся назад в кресле, ощутив, как кровь снова потекла из раны.

— Приволоку за ноги, привязав к бамперу! — рявкнул Бьёрн, который, как всегда, на эмоции не скупился, сдобрив свою фразу еще двумя десятками шведских матов, на что я только сухо улыбнулся в ответ.

— Нехорошо это всё, брат. Псих к нам подбирается всё ближе. С этим нужно что-то делать!

— Не пыли. Придет наше время, тогда будем разбираться. Кто с мечом к нам придет…

— …Тот от меча и погибнет, это я знаю.

Бьёрн снова отпил водки, в этот раз закрыл бутылку и протяжно выдохнул.

Его бы воля — Бьёрн бы уже собрал своих верных и обученных парней, чтобы напасть на этого Психа первым и срубить на корню все его задумки в отношении нас.

Причем неважно, были ли они в принципе или нет.

— Он уже грохнул одного из банды Салиха.

— Я слышал, — кивнул я в ответ, заранее зная, что именно скажет Бьёрн сейчас.

— Между арабами и нами остались только русские и азиаты.

— Значит, пока мы живем.

Бьёрн замолчал, но в конце концов кивнул.

Потому что и меня знал хорошо, явно догадываясь, что кое-какие мысли в отношении этого ненормального у меня были.

Просто нужно было быть уверенным, что всё пройдет так, как нужно именно нам.

А на это мне нужно было еще немного времени.

Помолчав, друг заглянул в монитор ноутбука, чуть вскинув брови, потому что на изображении Лиза рисовала.

— У Лизки снова забастовка? Видел, как принесли ее поднос с нетронутой едой.

— Нет, не думаю, что дело в этом.

— Что она делает?

— Рисует рыб.

Лиза действительно рисовала их.

— Узнала про Ромку?

— Да.

— Ты рассказал?

— Да.

Бьёрн криво хмыкнул, но решил промолчать, потому что знал, что эта тема слишком болезненна для меня, сколько бы лет ни прошло.

И я понимал, почему она делает это, снова думая о том, что девушка просто неисправима: она не жалела себя и своего состояния, но вставала горой и отдавала все свои силы Алексе и вот теперь Ромке.