Его последний приказ

— Да.

— То есть огромный риск от того, что он попал в руки к врагу, был вашей ошибкой?

— Протестую! — закричал Ладд.

— Я не ошибся, — прорычал Гаунт. — Возможно, вина лежит на Комиссариате за то, что он его так плохо охранял.

— Но разве не правда, что вы взялись за миссию на Гереоне потому, что вы чувствовали персональную вину за то, что его забрали?

— Протестую!

— Разве не правда, — настаивала Балшин, — что Вон Войтц попросил вас взяться за миссию на Гереоне потому, что он хотел дать вам возможность разобраться с тем, что вы натворили?

— Протестую! Полковник, пожалуйста!

— Отзываю последнее замечание, — сказала Балшин и села.

Ладд стоял во время всего последнего разговора. — Сэр, — сказал он Гаунту. — Кто выиграл в битве в Улье Вервун?

— Войска Бога-Императора, — сказал Гаунт.

— И кто командовал ими?

— Я.

— Могли бы вы напомнить трибуналу, — сказал Ладд, — официальный статус, который Тактический Департамент дал миссии на Гереоне.

— Статус был — ЧО.

— Что означает?

— Я полагаю, что определение – «чрезвычайно опасная/самоубийственная».

— В вашей команде было двенадцать специалистов, включая вас, — сказал Ладд. — Скольких вы потеряли?

— Никого.

— А миссия была успешна?

— Да. Мы устранили Ночеса Стурма в Бастионе Летрики. Подтвержденное убийство. — Ладд повернулся к трибуналу. — Может быть, подсудимый может вернуться к своему отчету о миссии?

— Как мы и просили, — сказал Каессен, кивнув Гаунту.

— Мой верный адвокат слегка испортил финал, полковник, — улыбнулся Гаунт. Несколько старших комиссаров на кафедре тоже улыбнулись. Как и Велт.

— Тем не менее, это был не конец, так ведь? — спросил Фарагут. — Я имею в виду, со смертью Стурма.

— Нет, комиссар, — мягко сказал Гаунт. — Перед тем, как мы отправились, Лорд Генерал Вон Войтц дал мне ясно понять, что шанс на эвакуацию очень маленький. Было уже достаточно сложно доставить нас туда. Даже если бы мы выжили, это практически был билет в один конец.

— Значит, вы застряли там? — настаивал Фарагут.

— Да. Большинство из нас были травмированы...

— Каким образом?

— Обычным. Вражеский огонь. Несколько человек из моей команды были тяжело ранены. Мы так же израсходовали большую часть нашего снаряжения и припасов. У нас был небольшой выбор, кроме как объединиться с подпольем Гереона и служить Империуму, добавив наши навыки к усилиям сопротивления. Но мы сделали это, я полагаю, с удовольствием. Мы видели много лишений на планете. Подполье Гереона было гордой, непокорной, храброй силой. Мы были рады помочь.

— Разве не правда, что вы сделали больше, чем просто помощь? — спросил Ладд.

Гаунт пожал плечами.

— Сейчас не время для скромности, Гаунт, — выкрикнул Инквизитор Велт.

— Очень хорошо, сэр. Подполье Гереона – которое, я должен добавить, пожертвовало большой частью себя, чтобы помочь нам в выполнении миссии – было в основном плохо оснащенной силой из местных жителей, подкрепленной военными навыками нескольких выживших офицеров СПО. Моя команда и я сам сумели распространить наши знания и наши боевые навыки. Мы реструктурировали подполье в районе Летрики, а также в близлежащих провинциях. Мы обучали их скрытной войне. За это я бы хотел особенно похвались моих разведчиков Макколла, Бонина и Маквеннера. Рядовой Бростин заведовал изготовлением самодельных огнеметов. Сержанты Крийд и Варл, вместе со мной, учили их кадровый состав и тренировали огневые команды. Майор Роун и Рядовой Фейгор путешествовали между ячейками, делясь секретами производства взрывчатки и проведением подрывов. Вокс-офицер Белтайн, мой адъютант, в значительной степени переделал коммуникационную сеть подполья. Рядовой Ларкин лично тренировал отряд снайперов, используя захваченные лаз-локи, обучая их делать единственный выстрел наверняка из этого однозарядного оружия. Обучение Медика Керт стало чрезвычайно важным для нужд подполья. Я так же хотел, до этих слушаний, рекомендовать Жерома Ландерсона и Саббатину Кёрк, офицеров сопротивления, за их отвагу и решимость, которые они показывали все время.

— Вы рисуете героическую картинку, — сказал Велт.

— Что насчет партизан? — слегка подтолкнул Ладд.

— Нихтгейны, или Лунатики, региона Антилл... — начал Гаунт.

— Чего? — спросил Каессен.

— Антилл, полковник, — объяснил Гаунт. — Бесплодные или непроходимые регионы Гереона, по большей части глубокие болота. Лунатики – выжившие сообщества изначальных колонистов. Печально известные сепаратисты, они годами были бичом Имперской власти. Но Хаос был общим врагом. Племя Нихтгейнов помогло нам в наших начальных действиях на Гереоне, а позже, главным образом из-за усилий Разведчика Маквеннера, мы стали способны включить их в сопротивление, как элитные войска. Без Лунатиков мы бы, скорее всего, потерпели неудачу на Гереоне, как в попытке убрать Стурма, так и в последующей партизанской войне.

— Я видел вашего ручного Нихтгейнца, — сказал Фарагут. — Эзра, так ведь? Не образцовый Имперский гражданин.

— Я бы попросил, чтобы вы забрали свое оскорбление обратно, комиссар, — ответил Гаунт. — Эзра ап Нихт – самый верный солдат Трона, какого я когда-либо встречал.

— Почему вы так говорите, Гаунт? — спросил Каессен.

— Потому что он верен мне, сэр.

— Этот период работы с сопротивлением Гереона был трудным, так ведь? — спросил Фарагут.

— Да, — сказал Гаунт.

— Требовательным, я имею в виду, — продолжил Фарагут. — Судя по вашей внешности, по вашему возвращению... вы недоедали.

— Еда была в дефиците. Для всех.

— И вы были лишены многих вещей. Мыла, например.

— Я не стану отвечать на это.

— И еще ваша одежда, лохмотья...

— Насколько я знаю, ближайший действующий квартирмейстер Гвардии был в восьми световых годах.

— Полковник, — сказал Ладд. — Пожалуйста, подсудимый здесь под расследованием за то, что он появился растрепанным? Весьма неудивительно, что за все то время, что он находился в тылу врага, он не собирался на парадный смотр.

— Верное замечание, — сказал Каессен. — К чему вы ведете, Комиссар Фарагут?

— Вот к чему, сэр, — сказал Фарагут. Вопрос заражения. Мы все знаем, что в этом суть дела. Грязные, бородатые, оборванные... это все одно и то же. Гаунт и его команда жили, как дикари, с сопротивлением. Во многом, факт того, что они, кажется... как бы получше сказать? Факт того, что они, кажется, стали местными понятен.

— В сложившейся ситуации, — сказал Гаунт, — это было жизненнонеобходимым.

— Но есть еще и другие, более заслуживающие внимания вопросы. Серая краска на вашей коже и волосах...

— Мы все переняли практику Нихтгейнов использовать воуд. Это их слово для этого.

По существу, это паста для кожи, изготавливаемая из надкрыльев болотных мотылей. Она идеальна для камуфляжа. Не только визуально, но она так же маскирует запахи. Мы покрывали ей наши волосы, одежду и кожу. У нее так же есть и другие профилактические свойства.

Гаунт отметил, что Велт сделал несколько быстрых заметок.

— Но ее трудно вывести. Даже с карболовой кислотой. — Гаунт сделал паузу и посмотрел на Велта.

— Это объясняет возросший уровень токсинов, который мы нашли в вашей крови и в организмах ваших товарищей? — спросил инквизитор.

— Мотыли ядовиты, сэр, да, — сказал Гаунт. — Паста позволила нам выработать иммунитет к местным ядам.

— И чему-то еще? — спросил Велт.

Гаунт пожал плечами. — Нихтгейны верят, что более концентрированный вариант пасты может, как ни странно, бороться с инфекциями Хаоса. Мне об этом неизвестно.

— Вы видели, как это действует?

Гаунт кивнул. — Да, с Рядовым Фейгором. Поразительный эффект.

— Но вы сказали, что «вам об этом неизвестно»? — спросил Фарагут.

— Я не медик, — сказал Гаунт. — Я знаю, что я видел. Я знаю, на что это было похоже. Может быть паста помогла Фейгору, возможно, всем нам. Но это, так же, может быть и плацебо. Я верю, что самый лучший способ бороться с заразой Хаоса, это быть здравым и решительным умом.

— Вы говорите, — сказал Фарагут, — что вы и ваша команда выбрались с Гереона незараженными, потому что ментально отвергали возможность стать такими?

Гаунт посмотрел на Ладда, который пожал плечами.

— Ответьте на вопрос, пожалуйста, — произнес Каессен.

— Да, — сказал Гаунт. — Это чрезмерное упрощение, но я полагаю, что, по существу, оно правильное. Хотя мы страдали, и нас жестоко испытывали, мы отвергли порчу Губительных Сил силой воли.

Фарагут бросил взгляд на Велта, который покачал головой. Вместо этого встала Балшин. — Если бы вы сидели здесь во главе суда, Гаунт, — спросила она, — поверили бы вы словам, которые только что озвучили?

— Зная, что это может быть правдой, леди комиссар-генерал, я бы предположил, что да.

— А если предположить, что нет?

— Я не знаю. Это желанная мысль. Основанная на понятии внутренне присущей неподверженности порче истинной Имперской души.

— В самом деле. И так вы видите себя и вашу команду?

— Да, — сказал Гаунт.

— Интересно, — сказал Велт, вставая, когда Балшин села на свое место. — Как вы и сказали, Гаунт, это желанная мысль. Но разве не правда то, что даже величайшие и чистейшие из людей, в нашей истории, были совращены варпом, несмотря на их разумность?

— История рассказывает о таком. Но я полагаю, что прав, говорят так, как написал это Урбиленк: «Хаос всего лишь открывает темные уголки разума, высвобождая то, что там всегда было. У истинных, чистых разумов нет ничего такого, что проклятие сможет использовать».

— Вы хорошо его процитировали.

— Один из моих любимцев, инквизитор. Я, так же, могу процитировать Рейвенора, который написал в Жаждущих Сферах: «Хаос забирает неосторожных или уязвимых. Истинный человек уклониться от его объятий, если он стоек и облек свою душу в доспехи презрения»

— Отличные слова, — сказал Велт.

— Я тоже так думаю, — ответил Гаунт.

— Хотя даже так, статистически...

— Моя команда и я незапятнаны.

— Потому что вы и ваша команда какие-то особенные? Неподконтрольные?

— Я полагаю, что Призраки Танита были благословлены взаимодействием со Святой, — сказал Гаунт.

— Вы имеете в виду, на Херодоре?

— Тогда, и раньше. Я полагаю, что возможно... мы особенно стойки к заражению. — Велт улыбнулся. — Вы брали с собой ингибиторы?

— Много. Они закончились.

— До того, как вы отправились на миссию, — сказал Велт, просмотрев планшет, — разве не правда, что вы консультировались с Тактиком Байотой насчет того, как долго вы сможете достаточно долго оставаться на захваченном Хаосом мире до того, как заражение станет неотвратимым?

— Да, инквизитор.

— И, чтобы на это ответить, Байота обращался в Ордо Маллеус, правильно?

— Думаю так.

— И какой был ответ?

— Около месяца, — сказал Гаунт.

— Около месяца. А как долго вы и ваша команда пробыли на Гереоне?

— Шестнадцать месяцев.

— Ясно, что ваш акцент изменился, Гаунт. У него тембр. Характерные черты.

— То же самое у всей моей команды. Житье среди Нихтгейнов неизбежно приводит к некоторым изменениям.

— Вы понимаете, что изменения в вашем акценте приводят в замешательство? — Гаунт пожал плечами.