В шаге от вечности

Часть 8. День мертвых

Трансатлантический лайнер держал курс на юго-запад. Внизу проплывали снежные поля, небольшие рощи, маленькие городки, описанные когда-то Стивеном Кингом, автострады. Зима в этом году в Новой Англии выдалась холодная.

Настоящих иллюминаторов в самолете не было, но через заменяющие их экраны Синохара мог наблюдать все, что находится внизу и вокруг. Это был обычный гражданский «Боинг», построенный еще в начале века и лишь слегка переоборудованный, а не новомодный суборбитальный джет. Времени было слишком мало, чтоб тащиться на дирижабле, но прижимистый Корпус мира не стал бы платить ему за дорогой билет на прыгающий через околоземное пространство челнок. Не говоря уже о том, чтоб отправить военный мини-шаттл. Это означало, что несколько часов ни на что не влияют. И он взял билет на самолет “BritishAirways”.

Падал снег.

Он знал, что даже в конечном пункте его назначения температура опустилась ниже нуля, что западного побережья Мексики на широте штата Веракрус далеко от нормы. Почему-то никак не сбывались прогнозы о глобальном потеплении.

Но прежде чем направить туда, ему предстоит немного помариноваться на базе. Неизбежное зло, от которого никуда не деться.

Гарольду вспомнился такой же день. Еще до пятидневной войны. Он был совсем сопляк, лет пяти, и гулял в парке. На Хоккайдо снегопады нередки и минусовая температура тоже. Но тот был за гранью. Хотя он был слишком мал, и ему было не с чем сравнивать.

Уже потом, после переезда, в Австралии, он настолько отвыкнет от снега, что тот будет казаться ему чудом. И уж точно в Кэрнсе не бывало таких низких температур.

Но тогда снег и морозы были ему привычны. В тот день в декабре во всей префектуре царила температурная аномалия, рекорд пятилетия, но это он узнал уже потом. А для него это было просто морозное воскресенье, когда ему втемяшилось в башку лизнуть железный столбик на детской площадке. Неужели где-то их еще делали из металла? Финал был предсказуем. Он прилип. Сначала стеснялся кричать, а потом понял, что не сможет, даже если захочет, и стоял с высунутым языком целый час, пока не нашли взрослые. Оторвать язык боялся. Боялся боли и крови. Хорошо, что никто из мальчишек не видел его… и особенно из девчонок.

И есть женщины, подумал он, совсем как этот столбик, который светился на солнце и изображал лучик, выкрашенный в ярко-желтый цвет. Выглядят теплыми и живыми, а на самом деле ледышки с температурой около абсолютного нуля. Любоваться холодной красотой и держаться подальше, чтоб не примерзнуть — вот все, что остается. А тепло, силы и энергию направлять на других, более земных и доступных.

Улетая, он выключил Аннабель и перевел в режим консервации. Ему было даже стыдно за то, что собирался стереть память гиноида или выбросить ее. Пусть она и не личность.

«Жди меня. Я ценю верность… даже от железяки. Но не забывай, что мы с тобой просто друзья».

На минуту он в последний раз подумал об Эшли. То, что сделал он там, в Ислингтоне — было странно. Люди обычно дружат месяцы… иногда годы — и только потом признаются. Может, не надо было так торопиться?

Нет, все верно. Чего тянуть? Говорят, женщина в первые шестьдесят секунд определяет дистанцию, на которую подпустит мужчину. Мужчина — тоже. Но для него дистанция, на которую он подпустит женщину, равна нулю метров, если отбросить социальные сдержки.

Говорят, изменить зону, в которую тебя она допустит, нельзя. Только выяснить опытным путем. «Добиваться» ее бесполезно. Ему все больше казалось, что женщина — это биоробот, нацеленный на сохранение вида. При срабатывании сигнала начинает действовать, как самонаводящаяся ракета или магнитная мина. Он такие примеры в жизни видел. Но если сигнала нет — то хоть убейся. А исключения — рациональные, разумные, все просчитывающие… это, как говорили сетевые «гуру», просто женщины с дефектом. Хотя их становилось все больше. Видимо, Эшли была из таких. А может, ее сигнал просто не срабатывал от него.

Конечно, она не согласилась бы даже «общаться» с ним, принимать от него подарки, вести чинные беседы, ей это показалось бы средним между ролью гейши и содержанки. И хорошо, что он ей это не предложил. Унизительно для обоих. Если уж сжигать веревочные мосты над бездонными пропастями — то дотла.

Ему не удалось взять ее штурмом, но скоро предстоит штурмовать другие укрепрайоны, уже не метафорические.

Когда они начали снижаться, Гарольд Синохара уже настроился на нужную волну. Ему было не совсем привычно летать пассажиром. Ощущаешь полную беспомощность и зависимость не только от действий пилота и автоматики, но и от милости какого-нибудь бабуина, который может запустить ракету, подбить из «рельсы» или автоматической пушки. Или даже пронести бомбу на борт. Даже во время оранжевой террористической угрозы, введенной по всему Земному шару.

Но над Северной Америкой никаких происшествий с воздушным транспортом еще не происходило. Сели они благополучно. Всего через пятнадцать минут, воспользовавшись ожидавшим его автомобилем, он стоял перед КПП базы «Норд-Поинт», многофункционального регионального центра управления Корпуса мира ООН.

База напоминала разворошенный муравейник.

На вертолетных площадках один за другим садились вертолеты и конвертопланы, другие винтокрылые машины то и дело снимались и уносились прочь.

Аэродром для тяжелой авиации располагался в десяти километрах. Оттуда должны были взлетать дирижабли серии «Атлант» и большие транспортные самолеты вроде “Nebula” или “White Whale”. Для гражданских самолетов он был закрыт.

Пять тяжелых тягачей, управляемых людьми, проследовали к дальним ангарам с каким-то особо ценным грузом. У них был эскорт из четырех «Призраков» и одного «Носорога», которые заехали прямо на территорию базы.

А по выделенной полосе длинным потоком, прямо с эстакады, один за другим проезжали беспилотные контейнеры. Прямоугольные, нейтральной серой, а не камуфляжной расцветки. Но надпись: «Собственность ООН» не должна была вводить в заблуждение. Это был совсем не гуманитарный груз. Они прибывали на сортировку. А пустые — для заполнения. Потом они будут погружены на корабли, а некоторые, самые важные, доставит по небу Воздушная логистическая служба.

Вроде бы доминирующая на планете сила не нуждались в маскировке. Но все изменилось после дня, когда один шизик чуть не уничтожил Женеву. Когда подбили перехватчики, а они с Эшли чудом не стали частью космического мусора на орбите. Романтично, черт возьми.

Что там внутри в аэромобильных контейнерах, Синохара попытался подсмотреть, но не смог. Обычного допуска было недостаточно.

Впрочем, он и так догадывался. Стрелковое оружие и боеприпасы к нему. Боевая техника вроде тех же «Призраков» и их улучшенной версии с усиленным вооружением и бронированием — «Банши», а также самого тяжелого собрата — универсального боевого танка «Bullfrog» («Лягушка-бык»), которых вроде бы выпустили штук двести на весь мир, но больше и не требовалось). Была там и артиллерия — рельсотроны и плазменные пушки, ракетные установки. Имелись и экзоскелеты всех типов.

И почти все это выброс денег налогоплательщиков. От дальнобойных орудий еще есть прок. Но танки — куча бесполезного и дорогого железа, подумал Гарольд. Даже «скелеты», как их называли ветераны. Дорогие игрушки для узкой тактической ниши. Победу в войне обеспечит другое оружие.

Еще там наверняка были и похожие на детский конструктор MUCV — «MobileUniversalConstructionVehicles», гибриды гигантских гусеничных тракторов и швейцарского ножа, способные выдвинуть из своего корпуса хоть манипулятор, хоть бульдозерный отвал, хоть стрелу крана. Рабочие лошадки или тягловые быки, к ним в комплекте шли разнообразные дроны для разнообразных работ. Словно муравьиная колония и матка.

Но еще больше, чем этих там маток, там должно было быть «сырья» для их работы. Не только сырья в обычном смысле, вроде загустителя для производства бетонных блоков и панелей. Кроме этого там были готовые модульные элементы баз. Всего их было двадцать семь типов: блок-посты, медицинские пункты, казармы, мини-электростанции, столовые… из этих блоков, как из кирпичиков, могла быть собрана типовая стационарная база в регионах, далеких от побережий и магистралей. Хоть в пустыне, хоть в тундре. Все, что нужно для затяжных боевых действий вдали тыловых баз снабжения, для поддержки авиации и контроля территории.

Машинально скользнув взглядом, Гарольд вдруг увидел содержимое одной из этих огромных «гусениц», сложенных из контейнеров. Уровня доступа хватало — растяпы офицеры-логистики забыли закодировать.

Весь огромный контейнер был занят грузом «Универсальные контейнеры типа ER-23». Не каждый гражданский знал, что это такое. Но в сети эти сведения легко пробивались. Поэтому любой ушлый журналист мог устроить сенсацию.

Пустые пластиковые контейнеры для трупов. Гробы. Не для военных, для них используются специальные, более дорогие. Для гуманитарной миссии. То есть для гражданского населения.

Он снова вспомнил про муравьиный некрофорез. Нет тут никакой сенсации. Только трезвый расчет. Трупы будут. Куда же без них. И не все они даже попадут в контейнеры. Кто-то попадет в полевой крематорий, который тоже где-то ехал. Или в обычную траншею.

— Капитан Синохара, — пришло сообщение по служебной линии, а значит, его идентификация уже была произведена. — Приветствуем вас на территории базы «Норд-Поинт». Вы можете проезжать! Я встречу вас.

В этот момент поднялся шлагбаум, и машина сама поехала через КПП. Несколько десятков секунд заняли рутинные проверки и «просвечивание».

Прямо за воротами его уже ждали. Офицер в полевом камуфляже, а с ним несколько роботов. Синохара сразу вспомнил оставшегося на базе «Рамштайн» эфиопа военного полицейского по имени Хайле Бекеле. Но тот был куда светлее.

— Здравствуйте, капитан! — жизнерадостно произнес чернокожий в чине лейтенанта. — Проследуйте за мной, пожалуйста.

Афроамериканец? Но по его произношению Синохара сразу понял, что английский для него не родной язык, хоть он и старается. Да и черный цвет его был совсем не таким, как у американских негров. Более насыщенный, антрацитовый.

До штабного комплекса было недалеко — примерно триста метров, поэтому они пошли пешком. Заодно Гарольд собирался посмотреть базу.

Он давно такого ажиотажа не видел, поэтому задал несколько вопросов, хотя на брифинге должны были дать полные данные.

Задал и пожалел, потому что помимо ответов… на том уровне, на котором было разрешено, лейтенант начал рассказывать ему про свое детство в Африке.

— В Мексике просто ад. Я недавно оттуда. Меня списали. Наши передовые силы там сильно потрепали. Постоянные обстрелы, мины, снайперы на каждом чердаке. Гребанный Вьетнам. В Южной Америке еще хуже, дальше пятидесяти километров от границы и портов пока не продвинулись. В верхах решили приостановить наступление и пустить вперед киборгов, — он имел в виду роботов. — Знаете, сэр. Это не первая моя война. Я на войне с детства. Когда я впервые приехал сюда… вернее, не сюда, а во Францию… из Конго… я думал, что умер и попал в рай. У нас в стране шла гражданская война. Лет пятьдесят. Или сто. Она и до сих про идет. Воевали все со всеми, но особенно племена мбоши и лали. Я был из первого. Так вот, когда я приехал в Европу, было так непривычно, что вначале казалось, что я попал в страну духов. У нас надо было каждую секунду быть начеку, чтоб не убили, не ограбили и не изнасиловали. А там не стреляют, воды вдоволь, еды тоже — на любой вкус, улицы моют с шампунем. Жили мы в специальном лагере. Но даже он нам казался хоромами. Нам назначили пособие, дали «трансляторы», записали на курсы. Потом выпустили в город. Дали вид на жительство. Гражданство я получил только через пять лет. Какие-то злые люди с плакатами приходили к нам под окна и угрожали, призывали убираться к себе в Африку. Но после резни с лали, угрозы сытых белых, не нюхавших крови… просто смешно. В общем, я выбрался из этого дерьма. Не спутался с теми из наших, которые не хотели учиться, хотели воровать и бездельничать. Потом переехал в США, натурализовался. Вступил в Корпус. И теперь я хочу помогать бороться с врагами свободы. Надеюсь, что мы быстро наведем порядок. Чтоб меньше людей пострадало. Я ценю то общество, которое меня приютило. Я хорошо представляю себе, что такое геноцид и бардак. Надеюсь, поправлюсь и снова поеду туда…