Мир за мир

Лесная Сестра решительно встала:

— Хоть завтра, говоришь? Где у тебя карта, история болезни и прочее?

— Да шкаф открой, сразу папку увидишь.

— Тогда я завтра по клиникам — поищу, кто возьмётся. И не думай о деньгах! Как договорюсь — сразу ложись на операцию. Может быть, уже послезавтра.

— Я знала, ты поможешь, — на глазах сильной женщины выступили слёзы. — Отпущу с тобой Анку. Только… — она на мгновение стала действительно девочкой Ритой. — Очки дай и книгу с полки, «Сказки» которая. И это…

Маргарита Михайловна, взяв Нату за руку, слегка притянула её к себе:

— Дочка! Вкусненького принеси!

* * *

— Аня, бабушка у тебя — просто чудо! — восхищённо выдохнула Лесная Сестра, появляясь на своей кухне.

Теперь кроме Алины с Аней здесь был и Страж Вихрей, увлечённо объяснявший девочке какую-то математику. Одновременно вся троица азартно поглощала прямо со сковородки омлет с шампиньонами.

— Ммм? — вскинула глаза Аня.

— Завтра буду узнавать! — Ната победно потрясла папкой.

— Фигасе… За деньги, что ли? В кредит? — на лице девочки опять появилось выражение недоверия.

— Ну хоть ты про деньги не упоминай, а? Наколдуем сколько надо, — Лесная Сестра залихватски подмигнула. — Мы же феи, не забывай!

— С-спасибо, — Аня ошарашенно переводила взгляд с Наты на Алину и обратно. — А Артур — тоже фея?

— Он «фей», в мужском роде, — рассмеялась Ната. — Маг. Представляет у нас стихию Воздуха. Да, бабушка просила ещё сейчас принести ей вкусненького. Что любит, не знаешь?

— Только не макароны с кашей! — передёрнулась Аня. — Мама этой дряни как наварит — несколько дней едим через силу, а она ещё ругается, что готовит-старается, а никто не ест.

— Анечка, ты меня извини, но такое впечатление, что твою маму лучше вообще к плите не подпускать! «Невкусные руки» это называется. Бывают люди без музыкального слуха, а бывают — без малейших способностей повара. Что сама-то не готовишь? Или папа?

— Да мама с кухни гоняет — «не переводи продукты, иди лучше постирай, иди пол помой…»

— Блюдёт тётя иерархию! — съязвил Страж Вихрей. — Повар-то типа выше поломойки, вот и не положено, чтобы младшая женщина готовила, а старшая намывала!

— Ой, да… Я как-то не думала. Раньше бабушка готовила.

— Артур у нас такой, метко подмечает! — ухмыльнулась Алина. — Ань, предупреждаю — иногда слишком метко. Папа твой не очень обидчивый? — Ледяная Дева понимала, что с «тилихентом» Олегом Павловичем придётся разговаривать именно Стражу Вихрей.

— Да он вообще никакой стал. Мама пилит, а он как-то вяло отбивается и всё.

— Так, его тоже накормить надо, — Ната деловито распахнула дверцу холодильника. — И братьев. Ты говорила, близнецы, тринадцать лет? Ну вот, самый прожорливый возраст. Кстати, что у тебя с руками? Ты что, стираешь руками?

— У мамы тоже, — Аня смущённо спрятала руки за спину. — Стиральная машина сломалась, а у нас всё время постель бабушкина и Миколины брюки. Сегодня вот опять киснет целая гора в ванне.

— Микола — это…

— Миша и Коля, — улыбнулась девочка. — Сокращённо — Микола.

— Стиральная машина — это по моей части, — заметил Артур. — Посмотрим?

— Сначала я одна поговорю с мамой, — Лесная Сестра достала два пакета со зразами и большую банку острого салата.

* * *

— Кто это был? — Ирина, вновь настроившись поругаться со свекровью, вошла в комнату с тарелкой каши. — Соцработник?

— Да что ты, Ириша! — добродушно отозвалась Маргарита Михайловна — ей-то ругаться уже совершенно не хотелось. — Насчёт операции договариваться будет.

— Ну так я и знала! — женщина со страхом осознала, что эта действительно может договориться, и тогда у неё уже не будет великомученического ордена Лежачей Свекрови. — Очередная аферистка! Вы знаете, сколько таких ходит по старикам — последние деньги выцыганивать? Небось всю зажиленную пенсию за полтора года отдали?

— На книжке[5] у меня пенсия, знаешь ведь! Тебе бы только гадость сказать про хорошего человека! Всё бесплатно сделают.

— «Бесплатно!» — с горьким смешком передразнила Ирина. — Всё в сказки верите? — она открыла шкаф. — Где ваша история болезни? Она забрала? Ну так я и знала! Свою мамашу на ваше место в очереди подвинуть захотела, а ещё богатая! Они потому и богатые, что всё за чужой счёт!..

— Наточка! — подалась вперёд Маргарита Михайловна, встречая появившуюся в комнате Лесную Сестру.

— Ах, уже «Наточка»? — Ирина ещё не доругалась и продолжала распаляться. — Ну так я и знала! Закрыла же дверь, а они всё равно лезут!

— Тихо! — свекровь хлопнула ладонью по стене. — Фея это! Делай, что скажет! Ирка, ну когда ж ты радоваться научишься, великозадроченица?

* * *

«Есть лица — подобия жалких лачуг, где варится печень и мокнет сычуг»[6] — вспомнила Ната слова поэта. Именно такое лицо было у Аниной мамы.

«Не старая ведь женщина, а глаза… Да Маргарита Михайловна моложе выглядит! Печаль бывает мудрой, но здесь-то никакой мудрости, одно наслаждение собственным страдальчеством. Вот уж действительно великозадроченица! Самое ужасное, что её мир — устойчивый, с крепким стержнем. Стержнем фурункула, дьявол тебя раздери! Она вообще была когда-нибудь настоящей, живой? Давно ведь зомби уже, а не живая, потому что живое не только заботится о других, но и радуется. Ну как вдохнуть радость в человека, который её так старательно от себя гонит?»

Нет, не с разговоров нужно начинать, а с того, что этой женщине привычно — с хозяйства. Лесная Сестра постаралась подпустить в голос побольше металла, но металл этот всё равно был серебром:

— Ира, есть две сковородки и подсолнечное масло?

— Нечего жарить! Денег нет! — привычно изрекла свой девиз Ирина.

— Есть, я принесла.

Они прошли на кухню, и женщина, достав из шкафчика сковородку с поцарапанным тефлоном, со злостью шваркнула её на плиту. Вторая, вся в пригоревшем жире, мокла в раковине в окружении нескольких тарелок.

— Помой посуду, а? — предложила Ната. — «Фейри» есть? В смысле не я, а средство для мытья посуды?[7]

— Денег нет! Содой моем, — что-то удержало Ирину, готовую было возмутиться, что какая-то незнакомая богачка командует у неё на кухне.

— Содой так содой, — Лесная Сестра невозмутимо выложила на стол содержимое принесённого с собой пакета и сняла с крючка фартук.

«Офигеть!» — думала Ирина в совершенном потрясении, раздражённо отскребая сковородку. — «Вот так, не чинясь, берёт не стираный полгода фартук — да поверх светлой шёлковой блузки! Руки ухоженные — уж тебе-то, богатенькая, небось не приходится стирать руками. И даже у плиты кольца не сняла! А ногти почему-то короткие, у меня и то длиннее… Кто ты вообще такая?» — ей неожиданно стало немного стыдно за свою засаленную кухню.

— Ага, спасибо, — Ната включила две конфорки электрической плиты. — Ириш, не торопись. Когда жаришь, масло нужно сначала раскалить. Я сама, хорошо?

— Зачем котлет столько? — буркнула мать семейства, смирившись со своим отстранением от плиты. — Михалне и двух за глаза!

— Это зразы. Затем, что трое мужчин в доме. И саму себя не забывай.

«Стоп! А Анку она почему не посчитала?» — лихорадочно соображала Ирина. — «Да потому, что именно с Анкой сначала и познакомилась, и уже накормила ужином! Как же я сразу не сообразила…»

— Аня где? В компании твоих подружек развлекается, я правильно поняла?

— Не «развлекается», а домашку делает. Можешь не проверять, всё будет без ошибок. («Ещё бы! Артур с Алиной такие умники, и образование у них прекрасное»).

— Всё равно пусть немедленно домой идёт! Стирки полная ванна, а у меня… — Ирина, неожиданно для себя расплакавшись, показала трещину на пальце. — Тебе-то не надо руками стирать. А у нас — видишь? Мало мне простыней из-под Михалны, ещё и Микола каждый день в грязных штанах! А машина полгода как сломана, Олег не может починить! Что он вообще может без мамочки? — женщина разрыдалась, уронив голову на стол.

«Артур, твой выход!» — позвала Ната одновременно со звуком открываемого замка входной двери.

* * *

— Дамы, я прощаюсь! — неожиданно произнёс Страж Вихрей и исчез.

— Ань, всё хорошо! — Алина обняла девочку. — Ната законтачила с твоей мамой. Артур пошёл стиральную машину посмотреть.

— А починит? — недоверчиво вздохнула Аня.

— Пару стирок точно обеспечит, поверь. У тебя с уроками всё?

— На завтра всё, но послезавтра история, — девочка смешно наморщила нос.

— Послезавтра? Ну съездишь завтра к Даше, позанимаетесь. Она как раз историк… то есть пока студентка истфака, но историю знает очень хорошо.

— Ура! Ой, денег нет…

— Анка! Опять за своё? С тобой бесплатно занимался профессиональный репетитор, неужели ты думаешь, что Даша — за деньги? Да она будет страшно рада тебя видеть.

— Артур — репетитор?

— Да, и очень хороший, только никому не говори. Страж Вихрей и репетитор Артур Анатольевич — два разных человека, сечёшь?

— Ага, понятно, — Аня собрала всё в свой школьный ранец. — Теперь домой?

— Подожди ещё немного, пусть мужчины тоже поговорят. Сыграешь? — Алина протянула девочке гитару.

Аня задумалась. Что сыграть? Может быть, о своём мире, который вроде бы и не рухнул ещё, но завалился и течёт, и его разъедает ржавчина?

…Но вместо крови в жилах застыл яд, медленный яд…

Медленный яд, разрушенный мир,

разбитые лбы, разломанный надвое хлеб…

И вот кто-то плачет, а кто-то молчит,

а кто-то так рад, кто-то так рад!..

Мама, мы все тяжело больны,

мама, я знаю, мы все сошли с ума… [8]

«Да она же прирождённый бард!» — поняла Ледяная Дева. — «Какой богатый голос — высокий, с задушевной трагичностью и вместе с тем озорной, намекающий, что из трагедии может найтись неожиданный выход. У нас с ней получится прекрасный дуэт!»

Ты должен быть сильным,

ты должен уметь сказать:

«Руки прочь, прочь от меня!»

Ты должен быть сильным, иначе зачем тебе быть?

Что будут стоить тысячи слов,

когда важна будет крепость руки?

И вот ты стоишь на берегу

и думаешь — плыть или не плыть?..

— Да, — тихо сказала Алина. — Именно «медленный яд». Но это тот мир, который ты должна покинуть и воссоздать новый. Плыть! Знаешь, есть музыканты, которые исправляют целые миры в обычном смысле этого слова. Про них уже книгу пишут…[9] Мы тоже воссоздаём миры, только миры людей. Ведь каждый человек — это целый мир.

* * *

«Что-то не так», — подумал Олег Павлович, ступая в прихожую своей квартиры. — «Пахнет непривычно вкусно, и чьи-то голоса на кухне. У нас гости? Гости — в доме, которого уже два года как нет? На маме же всё держалось, а она давно не встаёт».

— Олежек, ты? — непривычно воодушевлённый голос матери. — Зайди ко мне сначала!..

— У нас действительно гости, — с ненаигранной торжественностью произнесла Маргарита Михайловна. — Кто это — поймёшь, не дурак же ты! Ничему не удивляйся — и никому потом не говори. Теперь иди! И в первую очередь успокой жену — ты её любишь или уже где?