Девочка по имени Аме

* * *

У молодого Хищника из рода Идзанами появилась новая традиция по утрам. Он приходил к пробоине в стене и садился напротив нее. Он ждал, что придет Ебрахий, но упрямец не хотел появляться. Это несколько раздражало.

Однажды утром вместо отпрыска появился родитель. Он посмотрел на Данте, сидящего на траве, и приветливо ему кивнул. Юноша, не ощутив даже колебания привычного раздражения или ярости, которая неизменно приходила, стоило ему только почувствовать чужого ками, слабо улыбнулся в знак приветствия. Наверное, ками принял это как приглашение и направился к Данте. Молодой Хищник наблюдал, как Цукиеми неспешно идет в своих черных, точно ночь, шелках — на нем была потрясающая накидка с вышивкой, распахнутая, а под ней находилась такого же цвета легкая атласная сорочка, перевязанная широким поясом-оби и декоративным шнуром с пушистыми кисточками на концах. В черном Бог Счета Лун выглядел величественно. Длинные черные, слегка вьющиеся волосы свободно рассыпались по плечам, а красные глаза на бледном лице смотрели спокойно и дружелюбно. Цукиеми легко переступил через стену — барьер безропотно пропустил его, лишь слегка задрожав и тонко зазвенев.

Данте встал на ноги и поклонился.

— Не стоит, — произнес Цукиеми, делая царственный жест рукой.

Бог- Хранитель, который никогда не перерождался, а, следовательно, сохранивший свое первоначальное тело. Ему не нужен был меч, чтобы не стать йокаем, ему не нужны были ограничители. И на него не хотелось наброситься, как на остальных. Данте почувствовал приступ легкой зависти.

— Прости мое любопытство, Данте из рода Идзанами, но, увидев тебя, мне захотелось поближе взглянуть на тебя. Не возражаешь?

Молодой ками был несколько сбит с толку таким обращением.

— Нет. Конечно, нет, — Данте не был бы Данте, если бы не умел быстро ориентироваться в ситуации.

— Хорошо.

Цукиеми пристально взглянул на него, и подошел ближе. Хотелось сделать шаг назад, но вряд ли это было хорошей идеей.

— Ты дал клятву защищать людей любой ценой. Скажи мне, что тебя побудило к этому?

Наверное, надо было отвечать.

— Я… убил человека, — от этого признания он едва не задохнулся от чувства вины. Почему-то казалось, что сейчас в глазах Цукиеми вспыхнет отвращение, и он просто развернется и уйдет, но этого не произошло. Наверное, в своей Преисподней Цукиеми научился ко многим вопросам относиться… философски.

— Понятно. Но знаешь ли ты, что означает твоя клятва?

— Я… — Данте не знал, зачем ему задали этот вопрос. Ведь из самой клятвы и так ясно, что она значит.

— Ты еще и поклялся никогда больше не убивать людей, Данте, — в его глазах светилась грусть. — А если ты не можешь это сделать, то род Идзанами на тебе прервется. Если, конечно, Эхисса не захочет сделать себе еще отпрысков.

Последнее слово было произнесено с какой-то странной интонацией… пренебрежения? Насмешки? Кто его знает.

— Если я не могу, есть еще Хорхе и Рихард. Почему обязательно род должен прерваться? — с неожиданным жаром воскликнул ками.

— Потому что ками становится родителем лишь однажды. Убийство человека — это великий стресс, второй такой убьет или сведет с ума самого ками, понимаешь?

— А я? — спросил Данте, вновь чувствуя себя виноватым. Ему казалось, что он всех подвел. И все из-за его глупости и невнимательности!

— А ты даже руку поднять на человека не сможешь, — и теперь в этих глазах застыла жалость. Красные, немного ужасающие, карминово-красные глаза, казалось, были единственными, кто подавал хоть какие-то признаки эмоций.

— Простите… — Данте опустил голову.

— Ничего, — губы дрогнули в подобии улыбки. — Есть и хорошая новость: возрождение брата Сусаноо или сестры Аматэрасу отложено на неопределенный срок. Было предсказано, что для Двенадцатого исхода они родятся в роде Идзанами, Данте, — объяснил он, предупреждая вопрос юного ками.

Данте от этой новости воспрял.

— То есть войны не будет? — вопросил он, чувствуя облегчение. Все же Хорхе своим мрачным настроением хорошо его запугал.

— Будет, звезды Сусаноо и Аматэрасу взошли на небосклон. Мне интересно другое — что придумают йокаи, чтобы возродить своего Повелителя?

Значит, ничего не кончено. Они все равно возродятся, рано или поздно. Данте почувствовал, что расстроен. Он не хотел войны. Она казалась такой страшной, такой бесконечно ужасной. И снова будут умирать люди, и этому не помешать. Молодой ками коснулся браслетов на руке. На лице Цукиеми отразилось понимание.

— Йокаи называли меня Сокровищем Повелителя… — усмехнулся он.

— Ками из рода Идзанами, не имеющий отпрыска — потенциальный кандидат на возрождение Сусаноо.

— Так вот в чем дело… — понимающе закивал Данте.

— Да.

Хищник не мог не чувствовать разочарования. Ему казалось, что это нечто грандиозное; какой-то очень редкий секрет, а оказалось… едва ли не обыденно. Хотя, вокруг в последнее время столько чудес творится, что их уже просто перестаешь таковыми воспринимать. Кто бы мог подумать, что такое произойдет?…

Цукиеми посмотрел поверх плеча юного ками и сдержанно кивнул. Данте понял, что за спиной стоит Хорхе, и, похоже, разговор окончен. А жаль, Бог Счета Лун не скупился на объяснения, и с ним не нужно было вести ежедневные баталии, йокай знает за что.

— Мне пора, Амэ-но-удзумэ-но микото. У меня для твоего родителя интересные новости.

— Какие новости? — полюбопытствовал Данте.

— Назначение от Рихарда. Он будет рад такому "подарку", — губы Цукиеми раздвинулись в удовлетворенной и слегка злорадной улыбке. Похоже, у него с Хорхе были старые счеты. Хотя, покажите того ками, у кого с ним этих счетов не было.

— О, я надеюсь, — Данте ответил улыбкой и оглянулся.

Хорхе выжидающе стоял на веранде, сложив руки на груди. Видно было, что он только что вернулся, потому что был одет в выходную одежду — зеленую с золотом тунику, доходящую до середины бедра, и узкие брюки. Дома же он предпочитал юкату. Катана и более короткий меч вакадзаси висели на поясе, когда как обычно Хорхе носил их за спиной. Данте насмешливо помахал родителю, наблюдая, что его глаза подозрительно сощурены: не нравилось ему, что Цукиеми беседовал с его отпрыском.

— Еще увидимся, — Цукиеми кивнул на прощание и пошел к дому.

Данте наблюдал за его прямой спиной и неспешной величественной походкой и думал о том, что разговор двух ками не мешало бы подслушать. А вдруг что-то интересное будет?

— О чем вы говорили? — юный Хищник вздрогнул, когда за его спиной послышался не сильно вежливый вопрос.

— И тебе доброго утра, Ебрахий, — Данте обернулся, сладко улыбаясь. Отпрыск Цукиеми стоял у барьера и смотрел с любопытством и раздражением. Трудно сказать, какое из этих эмоций выделялось сильнее.

— Он сказал тебе мое имя? — удивился Хищник.

Данте продолжал улыбаться.

— Приходи сюда через час, и я все тебе расскажу. А сейчас мне нужно кое-что выяснить, если не возражаешь, — он сдержанно поклонился, а потом быстрым шагом направился к дому. Данте знал, что Ебрахий смотрит вслед. И еще он знал, что отпрыск Цукиеми обязательно придет.

Опасаясь быть обнаруженным и выдворенным куда подальше, юный ками отработанным движением взобрался по дереву на крышу и легкой поступью, чтобы не тревожить нервную черепицу отправился туда, куда выходили окна. Их с Хорхе дом, к счастью, не был огромным, как тот же Сарумэ — несколько комнат, гостиная, прихожая. Данте хорошо знал, где устроились Цукиеми и Хорхе.

Данте подошел к нужному месту и застыл, присев на корточки. Ему повезло — седзи были распахнуты, и поэтому голоса можно было разобрать. Жаль, что сейчас день, и теней не различить. Хотя, не сильно бы это помогло: любой ками может ими так виртуозно управлять, что не поймешь, где правда, а где подделка.

Хорхе, похоже, был возмущен, поэтому говорил громко и с чувством. Голос Цукиеми различался плохо, он спокоен и тих.

— Нет! Вы шутите! Ни за что! Поищите себе другого безумца! — возражал Хорхе.

— Мы решили, что ты — лучшая кандидатура.

— Возьмите Эрнеста! У него опыта много в этом деле!

— Эрнест не может, — мягко возразил Цукиеми.

— Потому что у него нервное расстройство! Хищники кого угодно доведут, а меня тем более. У меня нервы слабые, между прочим. А что будет, если я заболею? Если не выдержу этой адской нагрузки?

— Не драматизируй.

— Не драматизировать? Вы обо мне подумали? Это, между прочим, двадцать пять неуравновешенных подростков из разных школ! А я один! Всего один.

— Единственный и неповторимый…

Услышав эти слова от Цукиеми, Данте издал смешок и прикрыл рот ладонью, чтобы его не услышали. Да, похоже "подарок" от Рихарда удался, Хорхе был в расстроенных чувствах.

— Вот именно, — отозвался Хорхе. — Есть еще ты. А что? Хорошая кандидатура. Сколько тебе лет? За тысячу, наверное, перевалило, а я в десять раз младше, опыта нет.

— Наберешься.

— Нет, это должен быть ты. Как раз и с отпрыском своим будешь!

— Он уже почти во мне не нуждается, — Данте показалось, или в голосе Цукиеми и, правда, прозвучали нотки гордости? — А ты на своего жаловался. Вот и присмотришь.

— Нет!

— Это приказ Рихарда, — Цукиеми был неумолим.

— Папочке захотелось, чтобы я был поближе? — язвительно усмехнулся Хорхе.

— Я поддерживаю его решение. Клан Идзанами должен быть постоянно на виду, когда зажглись звезды.

Хорхе молчал некоторое время, будто раздумывал. Эх, хотел бы сейчас Данте видеть его лицо!

— Уж не думаете ли вы, что я совершу нечто столь безумное? — в голосе Хорхе прозвучала вселенская обида.

— Клан Идзанами сейчас должен быть вместе, — продолжил настаивать Цукиеми.

Установилась тишина. Было слышно, как в траве стрекочут кузнечики, и ветер шелестит листвой в саду.

— Ты собираешься вернуться в Еминокуни? — спросил Хорхе.

— В этом пока нет необходимости. К тому же мне отдали в Академии Аши историю. Несколько раз в неделю придется там появляться, — в голосе Цукиеми прозвучала улыбка, и Данте впервые задумался, что связывало этих двоих. Хорхе говорил о Боге Счета Лун едва ли не чаще, чем о собственном родителе. Неужели, они были так близки?

— Похоже, у меня нет выбора, правда? — капитулировал Хорхе.

— Можешь, конечно, повыпендриваться. К тебе придет Эхисса с визитом.

— Сомнительное счастье! — фыркнул родитель Данте.

Молодой Хищник осторожно уселся на пятую точку, потому что ноги гудели от напряжения, и принялся напряженно рассуждать. Разговор велся об Академии Аши. Хорхе кем-то назначили, и он очень упирался. Вопрос: кем? И означает ли это, что его родитель останется рядом, никуда не уйдет? Может, это эгоистично, но Данте от этой мысли ощутил радость.

— Я слышал, что у тебя остался чай, что давала Эхисса, — намекнул Цукиеми.

— Нет-нет, посланцев с дурными вестями положено казнить, а не поить любимым чаем!

— Сделаешь исключение по старой дружбе?

Данте не стал слушать дальше, посчитав, что ничего интересного больше не будет. К тому же следить за старыми друзьями, слышать, как они общаются, казалось неправильным. И навевало тоску, будило одиночество. В такие моменты Данте ощущал себя одним во всей вселенной. Поэтому он осторожно поднялся и пошел прочь. Он решил этих двоих оставить вдвоем, и вернуться к Ебрахию. В конце концов, у него были подозрения, которые стоило разрешить.