Девочка по имени Аме

Глава 8. Сто десять лет назад

Сто десять лет назад Хорхе из рода Идзанами учился в Академии Аши. Сто десять лет назад он познакомился с Цукиеми-но микото. Сто десять лет назад была Вторая Война и запрет Рихарда на ношение людьми оружия.

Сутра Перерождений — это очень длинный и раздражающе неудобный свиток. Хорхе еле справлялся с бесконечными кольцами бумаги, которые устилали пол. Сколько же здесь этих ками, и как много раз они успели переродиться?!

"Амацукумэ-но микото", — увидев эту надпись, Хорхе довольно ухмыльнулся. Ему давно надоело рыться в этом ворохе и выискивать свое имя. Хотелось поздравить себя с находкой, желательно вслух, но молодой Хищник вовремя вспомнил о том, что оценить плоды его трудов здесь некому, и это очень даже неплохо, ведь его нахождение в данном месте тайно. Родитель Рихард, небось, уже поднял на ноги всю Академию Аши, и Хорхе нравилась мысль, что его повсюду ищут. Но, конечно, не найдут, потому что мятежного отпрыска Хатимана не было на материке. Искать его нужно было на горе Сумеру, в Небесном Доме. Но вряд ли об этом кто-то догадывается, — ками самодовольно усмехнулся.

Хорхе расположил бесконечный свиток так, чтобы было удобнее читать, и устроился на полу, изящно скрестив ноги. Чтобы не пропустить ни одной строчки, он принялся водить по Сутре когтистым пальцем, на котором было надето кольцо-ограничитель из черного металла.

"Амацукумэ-но микото. Кольцо десять. Родитель — бог Амэ-но-коянэ-но микото — Накатоми Хирума. Участие в восьмом исходе. Убит Сусаноо-но микото", — прочитал Хорхе.

— И все?! — фыркнул он, с такой разочарованной интонацией, что древний свиток должен был устыдиться своей краткости и бессодержательности. Хорхе лелеял мечту, что эта бесстыдно длинная Сутра сможет рассказать ему о том, какими были его прошлые Кольца. Оказалось, что нет. Великая Богиня, неужели ками не записывают историю? Он даже не требовал подробностей, хотя бы самые общие события. То, что было написано в древнем свитке, совсем никуда не годилось.

— Стыдись, презренная! — обратился Хорхе к вороху бумаги на полу.

Услышав приближающиеся шаги за неплотно закрытой дверью, Хорхе понял, что наводить порядок и водворять талмуд на место, у него просто не хватит времени, потому бросил все и спрятался за широкой спиной каменного постамента, на котором покоилась Сутра Перерождений. Дверь неспешно отворилась, и шаги затихли на пороге. Зная о том, что у ками очень острый слух, Хорхе заткнул рот руками, чтобы не выдать своим дыханием, и затаился в укрытии. Но провести неожиданного визитера оказалось не так-то просто.

— Кто здесь? — мраморный зал огласил глубокий и приятный голос, Хорхе незнакомый. — Выходи!

Хорхе заподозрил, что его просто испытывают, поэтому решил остаться в укрытии.

— Я знаю, что ты за постаментом. Лучше выходи, или я сам приду, — жесткий, неуступчивый голос, привыкший повелевать. Да кто это такой? Принц? От нелепости мысли и ситуации Хорхе едва не издал смешок, а потом вспомнил, что его обещали вытащить за шкирку из укрытия, и решил не запускать ситуацию до такой степени нелицеприятности, посему поднялся и сделал шаг в сторону, чтобы не рисковать затоптать драгоценную Сутру.

Он стоял в дверях. Незнакомый ками, но с такой яркой, запоминающейся внешностью, что, увидев его хоть раз, мельком, его невозможно забыть. Этот ками носил черные и только черные одежды — хаори с вышивкой, атласная сорочка, широкий пояс-оби. Но бросалось в глаза не это. У него не было с собой меча, но назвать его Хищником, который носит ограничительное кольцо, не поворачивался язык. Это был настоящий ками: немного мрачный на вид — неулыбчивый, сжатый рот, бесстрастные красные глаза, обрамленные пушистыми ресницами, длинные — длиннее, чем у самого Хорхе — волнистые волосы, распущенные, спадающие блестящими черными прядями едва ли не до колен.

— Кто ты? — спросил ками жестко, возвращая Хорхе на землю. А он так увлекся рассматриванием этого бога, что позабыл обо всем.

— Хорхе из рода Идзанами, — представился Хищник, поклонившись, бросая выжидающий взгляд исподлобья. Он так не смог оторваться от этого ками.

— Понятно. Убери за собой, — приказал он и вышел.

Хорхе еще некоторое время пялился на дверь, не в силах понять, что происходит: будет ли наказание за его проступок, ведь он забрался в священное место и разворошил тут все, или его оставили в покое. А потом понял, что его размышления — занятие бесполезное, и принялся аккуратно скручивать Сутру.

"Цукиеми- но микото, — попалась ему запись, пока он наводил порядок. — Один из Богов-Хранителей Поднебесной, Владыка Страны Мертвых. Сын Идзанаги и Идзанами. Перерождений не имеет".

Прочитав это, Хорхе недоверчиво фыркнул. Вряд ли тот ками, которого он имел честь видеть несколько минут назад, и есть Бог Счета Лун. Тот, кто владеет Преисподней — безобразен по определению, противен и совсем не впечатляющ. Во всяком случае, должен таким быть по представлению Хорхе.

Стоило только Хищнику водворить Сутру на место, дверь открылась вновь, и на пороге опять вырос загадочный ками.

— Я провожу тебя домой, — сообщил он, и, повернувшись, вышел. Его неспешные шаги раздались в коридоре. Хорхе бросил прощальный взгляд на Сутру, которая его бесконечно разочаровала, и последовал за богом.

Идя по длинным гулким коридорам Небесного Дома, Хорхе испытывал необычное ощущение, которое было трудно описать, не то что назвать. Пожалуй, самым близким к нему стояло благоговение. И дело крылось совсем не в великолепной архитектуре Небесного Дома, его мраморных колоннах, сводчатых потолках, статуях, фресках, которые описывали различные страницы истории. Вот Идзанаги и Идзанами творят мир, и их окружает неспокойная Сейкатсу. На фреске рядом изображена Аматэрасу такая, какой была в своей первой жизни, еще до перерождений — черноволосая хрупкая девушка в нежной руке сжимает меч с отчаянием и рвением, готовая любой ценой защитить Поднебесную.

— Это просто семейный альбом какой-то, — фыркнул Хорхе.

Ками, идущий впереди, чуть замедлил шаг. Хищник решил, что это добрый знак. А потом случилась еще одна фреска. И на ней был изображен черноволосый бог. Красные глаза, по цвету напоминающие свежую кровь, тонкие брови, прямой нос и упрямо сжатые губы. Он сидел в кресле, подперев подбородок рукой. Увидев его, Хорхе споткнулся на ровном месте. Хищник посмотрел на портрет, а потом, хмурясь, на своего спутника.

— Это вы!

— Давно пора убрать эту фреску, — ответил Цукиеми с легкой ноткой недовольства в голосе.

Дальше они шли молча. И хотя оба ступали легко, все равно их шаги гулко отдавались от стен. Хорхе это нравилось. Как нравилось пышное убранство Небесного Дома. Когда-нибудь он будет здесь жить, и выберет себе самые лучшие апартаменты.

Они вышли на террасу, и им открылся прекрасный вид на горные цепи, которыми была окружена гора Сумеру. Хорхе отметил, что спутники уже находились на позиции. Небеса открылись ярким зеленым лучом, и Хищник с удовольствием прикрыл глаза, разрешая телу слиться с Сейкатсу спутника. Ведущим (1) стал Цукиеми, поэтому не нужно было задавать координаты и искать дорогу к Ареццо, это все сделали за него — быстро, твердо, методично. Хорхе это привело в восторг: еще никогда он не ходил с таким уверенным ведущим. Вот уж с кем точно не потеряешься.

Позже Рихард виновато смотрел на Цукиеми, будто он сам, а не его отпрыск залез в недозволенное место. Наблюдая эту картину, Хорхе кривился и всем своим видом демонстрировал свое отношение к происходящему. Мягкость, которая была в Хатимане, его стремление всех понять, ко всем относиться по-доброму, являлись причиной львиной доли проблем Рихарда. Он хотел мира во всем мире, и чтобы все любили друг друга. Даже Хорхе это казалось непросительным лицемерием. Нет ничего хуже лжи, в которую ты сам искренне веришь.

— Прошу прощения, что он побеспокоил тебя, — Рихард продолжал виновато улыбаться. — Мне следовало смотреть за ним лучше.

— Это Хищник, Хатиман. За ним невозможно уследить, — возразил ками, бросив на Хорхе неопределенный взгляд, от которого захотелось быстро уменьшиться в размерах и спрятаться. Но нельзя отрицать, что Хорхе все же тянуло к Цукиеми, и он не мог этого объяснить. Не мог понять, отчего так происходит.

— Конечно, ты прав, — кивнул Рихард.

Ками тоже кивнул, тем самым подводя черту всему разговору, и вышел. Наверное, кивок был прощанием.

Когда он покинул кабинет, Рихард шумно вздохнул, и стек вниз, на свое ректорское кресло. Хорхе старался не показать своего отвращения и раздражения, поэтому старался не смотреть на родителя.

— Ты не представляешь, сколько трудов стоило заставить Цукиеми выйти из Еминокуни! — вновь вздохнул Рихард устало, и в его словах звучало обвинение.

— И в чем виновата моя скромная персона? — ласково вопросил Хорхе.

— Тебе не стоило идти в Небесный Дом.

— Правда? — Хищник расправил плечи и встал так, чтобы его поза отражала всю глубину его внутреннего возмущения. Глаза горели и метали молнии. — Если я скажу, что мы встретились случайно, это ничего не изменит?

Рихард посмотрел на него с выражением усталого равнодушия. Возмущения Хорхе его давно не трогали. Да что тут греха таить: они его никогда не трогали!

— Ты виноват.

Как клеймо.