Книжный мотылек. Предубеждение

О крестном отце было известно очень мало: ожидалось, что восприемником станет один из кузенов Николя, который служил на отдаленной планете. Именно из-за него с крещением малышки Бене так затянули: таинство, которое было принято устраивать на сороковой день жизни пришлось перенести на день, когда её двоюродному дядюшке смогут дать небольшой отпуск. Несса, бывшая сначала единственным ребенком, потом единственной внучкой, засыпала мой бук ссылками на всевозможные крестильные наряды. Белоснежные рубашечки, отделанные кружевом или шитьем, миниатюрные носочки, туфельки, чепчики и косыночки, пеленки и пледики, среди которых она пыталась выбрать, вызывали у нее умиленное восхищение. Я же, закаленная многочисленной родней, оценивала присланные наряды по степени функциональности, удобства одевания (и смены подгузника), чем изрядно удивляла подругу.

Попытки объяснить, что детская одежда — это просто одежда, хоть и достаточно маленькая, были безуспешными. На все мои возражения Несса лишь вздыхала и принималась в очередной раз объяснять, что крестильная рубашечка — это совсем не одежда, а семейная реликвия, так что совершенно не важно, насколько она функциональна. Вот её, Нессу, крестили в той же рубашечке, что и её бабулю, и их с Нэйном дети тоже будут креститься в ней. Ей даже немного странно, что в семье Николя нет такой традиции. С другой стороны, будь у четы Ванье подобная рубашечка, она не могла бы погрузиться в такой волнительный мир детских вещей. И вообще, как я могу быть такой рациональной — ведь все эти детские вещички такие милые и трогательные? Следом, обычно, я получала с десяток изображений серебряных погремушек, серебряных же ложек, деревянных лошадок и корзинок с пеной кружева внутри и сдавалась на милость победителя.

За неделю до предстоящего события Несса посетила Собор Непорочного Зачатия, чтобы познакомиться со священником, который будет проводить обряд. Кирпичный собор с острыми, рвущимися в небо башенками, ломаными линиями отделки и огромными окнами Нессу поразил едва ли не больше, чем разговор с Преподобным Элстом. Как призналась Несса, священник оказался миловидным брюнетом, ровесником Нэйнна, и поначалу это здорово отвлекало её от цели приезда. Но, в ходе знакомства и последовавшей за ним исповеди Преподобный Элст сумел вызвать у неё уважение и интерес совсем другого толка. Вернувшись из храма, Несса принялась перечитывать о грядущем таинстве все, что только могла найти в семейной библиотеке и галанете, и, буквально, репетировать грядущее событие. Я, глядя на её энтузиазм, только пожимала плечами — наша семья никогда не была особенно религиозна, впрочем, как почти все «девочки Лисси». Для меня было достаточно знать, что в назначенный день мне надлежит прибыть вместе с тетушкой к окончанию мессы, и быть одетой подобающим образом.

А вот с этим возникла проблема — глядя на разложенные на кровати платья, которые Пруденс посчитала соответствующими моменту, я понимала, что ни одно из них не соответствует моему внутреннему ощущению «приличного». Выбранное после долгих раздумий платье терракотового цвета с длинными узкими рукавами, было украшено по подолу вновь вошедшим в моду узором пейсли (который на Изначальной, без особого пиетета, называли «огурцами») и «этнической» тесьмой. Что такого было в тесьме, которую изготавливали на местной мейферской мануфактуре, чтобы называть её «этнической» — ни я, ни Прю не знали. Задрапировав фишю вырез я обреченно посмотрела в зеркало. Пожалуй, стало чуть приличней, но все равно, воспитанная на уважении к чужим религиозным взглядам я чувствовала себя раздетой.

Пруденс, заметив мои страдания, внезапно заторопилась в гардеробную, и вернулась оттуда с моей любимой шалью, которую накинула мне на плечи. Алые маки и золотистые бабочки проступили на мгновенье и снова спрятались в теплый шоколад керимской ткани, и я с нежностью погладила края шали.

— Мисс Мила, вы такая хорошенькая! — Пруденс осматривала меня с той же гордостью, с которой мать смотрит на малыша, впервые ни разу не запнувшегося при чтении стишка на утреннике.

Я благодарно улыбнулась ей в ответ. Все-таки когда кто-то верит в тебя, поддерживает тебя и считает тебя «хорошенькой» — это здорово помогает жить.

Уж не знаю почему, но грядущее религиозное таинство расцветило это хмурое декабрьское воскресение придало всему, что происходило в этот день, особенную торжественность. Даже полуторачасовой перелет на флайбусе казался мне преисполненным величественности. Я непроизвольно придвинулась к тетушке ближе, и мы так и просидели всю дорогу прижавшись друг к другу.

У храма я выбралась из флая первой и замерла, восхищенно рассматривая высокое, словно устремленное в серое осеннее небо, здание. Очнулась я, когда Сандерс, сопровождающий нас в поездке, осторожно потянул с меня пальто. Тетушка, уже в парадном платье цвета «лаванды под пеплом» и дымчато-серой шали протянула мне мои «маки и бабочки», и мы поспешили в тепло помещения. Холодное дыхание зимы чувствовалось все отчетливей.

Не могу сказать, что никогда раньше не бывала в храмах: помнится, классе в восьмом нас возили на долгую, подробную экскурсию по религиозным сооружениям в рамках курса «Основы светской этики и религиозной культуры», предмета, который еще с доколониальных времен с известной периодичностью то включался в программу школьного образования, то торжественно изгонялся из нее. Несколько раз я даже была в различных храмах с кем-нибудь из соблюдающих религиозные правила родственниц. Однако сегодня я чувствовала досаду за то, что в моем образовании есть подобный пробел.

Мы прошли между рядами опустевших скамей со спинкой туда, где мелькала рыжая копна волос Нессы. Гостей оказалось больше, чем я ожидала — часть из них расселась на передних скамьях, негромко переговариваясь, часть столпилась у молодых родителей, выглядящих немного растерянными. Здороваясь и отвечая на приветствия, я пробралась к Нессе и мы крепко обнялись.

— Мы не опоздали? — Спросила я у нее, оглядываясь по сторонам.

— Совсем нет, — качнула она головой. — Восприемник задерживается. Он должен был быть здесь уже к началу мессы.

В это время Николя что-то шепнул Элен, ободряюще улыбнулся ей, и зажав бук в руке, быстрым шагом отправился к выходу.

— Пытается с ним связаться, — объяснила мне Несса.

Вернулся Николя практически сразу же, и по выражению его лица было ясно, что за новости он несет. К чести молодого отца, стоило лишь Элен, стоявшей к нему спиной, обернуться в его сторону, как на его губах заиграла улыбка. Звук людских голосов стал напоминать растревоженный улей.

— Я подойду к ним? — Несса бросила на меня извиняющийся взгляд.

— Конечно, — я даже слегка подтолкнула её в сторону родителей, а сама, найдя глазами тетушку, устроившуюся рядом с баронессой, поспешила занять место рядом с ними.

Краткое совещание Элен и Николя, к которым присоединились Несса с женихом, Пиковая дама и Рауль окончилось достаточно предсказуемо. Рядом с родителями маленькой Бенедикт осталась моя подруга и мистер Файн. Элен с улыбкой передала малышку, одетую в восхитительное белоснежное платьице, чепчик и трогательные крохотные туфельки на руки Нессе. Священник, в блестящей накидке поверх белоснежного одеяния, терпеливо ждавший чуть в стороне, кивнул, поправил очки и строго оглядел собравшихся гостей, отчего в помещении наступила звенящая тишина.

— Можем начинать! — Удовлетворенно констатировал он красивым голосом с едва заметным акцентом.

Я машинально приняла от баронессы переданную мне небольшую книжечку и даже раскрыла ее где-то на середине, но так и не смогла разглядеть в ней ни слова. В какой-то момент, глядя на спину Рауля я поняла, что горжусь тем, что в крестные отцы малышке Бенедикт выбрали именно его, причем горжусь так, как будто имею к этому хоть какое-то отношение. Я попыталась отвести взгляд, сосредоточиться на книге, что была у меня в руках, чтобы через пару минут понять, что я снова жадно смотрю на Рауля, словно пытаясь запомнить этот момент на всю жизнь. Я слушала и не слышала что говорит священник, о чем спрашивает, что ему отвечают — я пялилась на Рауля так, будто была влюбленной старшеклассницей, и ничего не могла с собой поделать. Пришлось призвать на помощь иронию, всегда выручавшую меня раньше: «А теперь, в лучших традициях книжечек в розовых обложках представь, что он взял на руки малышку Бене и ты растеклась лужицей».

Наверное, это бы помогло, если бы малышка Бенедикт не начала кряхтеть и хныкать на руках у Нессы. Та застыла в не слишком удобной позе, наглядно демонстрирующей отсутствие у нее опыта обращения с младенцами. Рауль тут же протянул руки и забрал у нее девочку движением, показывающим, что он не в первый раз возится с детьми. Я с любопытством разглядывала его профиль — чуть сдвинувшись, он повернулся вполоборота, и я поняла, что никогда не видела Рауля с этого ракурса. Во время прогулок он шел чуть позади, в соответствии с правилами этикета либо оказывался со мной лицом к лицу. В остальных же случаях, как, например, на рыбалке, разглядывать его было бы неприлично. Сейчас же, отделенная от мистера Файна несколькими рядами скамей, и имеющая железобетонное оправдание собственного любопытства, увлеченно сосущее свой кулачок, торчащий из пены кружев, я смотрела и понимала, что иногда в книжках с розовыми обложках пишут правду.

В нашем поместье на Изначальной всегда была малышня, так что я много раз видела, как мужчины держат на руках детей — маленьких и не очень, своих или чужих. Мне казалось, что я привыкла к подобному зрелищу, так же, как к маленькой детской одежде, больше не вызывающей у меня восторженного умиления. Однако весь иммунитет испарился куда-то, стоило мне увидеть Рауля, осторожно поправляющего головку Бенедикт на своем локте, или расправляющего подол задравшегося платьица.

Спасла от этого наваждения меня тетушка, осторожно тронувшая за локоть и уточнившая шепотом:

— Милочка, с тобой все хорошо?

Я перевела взгляд и отрицательно покачала головой. Тетушкина узкая прохладная ладонь тут же скользнула мне на лоб, и тетушка ахнула:

— Да у тебя жар! То-то я смотрю, у тебя нездоровый блеск в глазах и румянец на все щеки!

Я прикрыла глаза, не смея возражать. В моем случае диагноз «жар» звучал гораздо более обнадеживающе, чем то, о котором я запретила себе даже думать.

Мы улетели сразу, как окончилось таинство. Тетушка даже не позволила мне ни с кем попрощаться, напомнив, что маленьким девочкам не полезен контакт с больными взрослыми. Попросив баронессу передать счастливым родителям наши извинения, тетя Гасси велела Сандерсу подогнать флай к самому крыльцу.