Я познала хаос

ГЛАВА 10. ПОГАСШАЯ ДУША

Искусственное сегодня

Понятия не имею, что это больше напоминает. Вой? Скулеж? Знаю только, что воспроизводимые мной звуки ужасно выматывают.

В глазах темнеет мгновенно ‒ сразу, как я узнаю страшную правду.

Моей любви больше нет. Исчезла. Испарилась, как задутый огонек свечи.

Как это может быть правдой? Если Сэмюэль мертв, то почему тогда жива я? Вселенная несправедлива.

И жестока.

От воплей саднит горло. Голову тянет вниз.

Сколько времени проходит в бесконечном крике? Возможно, снаружи уже ночь, но я не вижу окна. Не в состоянии оценить обстановку. В глазах слезы, и образы передо мной расплываются. Я даже утеряла связь с пространством. Может, прямо сейчас мое тело прилипло к потолку… Тело на потолке… Смешно…

Больше не слышу собственных воплей. Но рот по-прежнему исторгает хрипы. Хнычу, захлебываясь слезами.

Кто-то тянет меня ввысь. Грубовато держит поперек живота. Чувствую, как мое тело свешивается вдоль чьей-то спины. Меня транспортируют как какой-то мешок. Хотя взявшего на себя роль носильщика можно понять: я все еще скулю, пытаюсь блевануть и одновременно дергаю коленями в попытке нанести урон.

Лечу. Вспоминаю, что нужно приготовиться к удару. Но тут замечаю, что воспоминание об этом приходит, когда тело уже утопает в чем-то мягком.

Хнычу громче. Боль в горле нарастает.

Видимо, отключаюсь на некоторое время.

Глаза открываются с трудом. Веки слиплись, будто сцепленные цементом. Слабость во всем теле. А лицо ужасно стянуто, щеки словно покрыты пленкой.

Вокруг благодатный полумрак. Только где-то под потолком круглые лампы распространяют голубоватый свет. Мне тепло. Я укрыта одеялом по самые плечи. Голова сползла с подушки, и висок касается чего-то твердого. Рядом со мной на кровати нечто массивное, глаза уже в состоянии различить контуры крепкой фигуры.

Виви сидит на краю кровати, опершись на спинку. В его руках планшет. Неподвижное лицо озарено светом от экрана. Он совсем рядом. И к его бедру как раз и прижимается мой голова.

‒ Закончила?

Снова сухие тональности.

И как он заметил, что я очухалась? Не помню, чтобы особо шевелилась.

‒ Где я? ‒ Меня хватает только на хриплый шепот.

‒ По-прежнему внутри комплекса. Это отдельные апартаменты для отдыха.

Вяло осматриваюсь.

‒ Больно роскошно… И кровать здоровенная… Отодвинься от меня.

Однако Виви не двигается. Продолжает смотреть на меня этими раздражающе светящимися глазами.

Злюсь, но абсолютно ничего не могу с этим поделать. Чтобы хоть как-то компенсировать обиду за собственную беспомощность, отодвигаю голову в сторону, а потом снова медленно приближаю к его бедру, изображая слабейших из всех ударов.

Надо мной плывет прозрачный стакан.

‒ Пей.

‒ Сам пей, ‒ злобно хриплю. ‒ Я даже пальцем пошевелить не могу.

‒ Помнится, ты только что весьма активно копошилась.

Врезать бы ему основательно.

Он тянет ко мне свободную руку.

С моих губ срывается шипение.

‒ Руками не трогай меня!

Останавливается. Надо же. А на морде по-прежнему ни единой эмоции.

Внезапно он отпивает из стакана. Смотрит на меня. Вижу, что вода все еще у него во рту. Он же не собирается?..

Наклоняется ко мне. От ужаса мои глаза превращаются в две гигантские монетки. Разум помимо воли вновь отмечает, каким же роскошным гаденышем вырос Виви.

Звук глотания. Демонстративно громкий.

Он насмешливо фыркает, жаркий воздух опаляет мои щеки.

‒ Видела бы ты, как тебя перекосило, Чахотка.

‒ Ты… гха!..

Отплевываюсь от воды, которую Виви беззастенчиво плеснул на меня из стакана. Прямо в лицо!

‒ Лучше?

‒ Пошел ты!

‒ По всей видимости, и правда лучше, ‒ замечает он.

Понимаю, что уже не лежу, а сижу в кровати. Еще бы тут не подскочить!

‒ Пей. ‒ Виви сует мне в руки другой стакан с водой и как ни в чем не бывало утыкается в свой планшет.

Мысленно перебираю все грубые слова, которые успевает вспомнить утомленный разум. Горло саднит. Я изрядно поцарапала его своими хрипами.

Шумно вдыхаю носом воздух. В глазах картинка то четкая, то снова покрывающаяся мелкой рябью. Меня мутит.

‒ Буду блевать, ‒ практично предупреждаю. Однако чувствую, что силы на лишние телодвижения не найдутся. Да и дорогу мне преграждают ноги Виви.

‒ Валяй.

‒ Где ж твоя брезгливость? Ты же Иммора… ‒ Наплевав на все, валюсь пластом на колени Виви, чтобы добраться до края кровати. Перегибаюсь и устремляю взгляд к темному полу.

Снова ложная тревога. Спазмы скрючивают тело, а я только выдыхаю вместе с кашлем.

Дрожу. Меня знобит. Поворачиваю голову, укладываясь щекой на его ногу чуть выше коленной чашечки. Вжимаюсь грудью в его колени, скрючиваясь от новых судорог.

Виви успел сменить прикид. Сидит теперь, весь такой беленький, в белых брюках и белой рубашке, и сам белячок… Даже малость жалею, что меня не вытошнило на его колени.

Но, кажется, он бы и тут и бровью не повел. Виви явно чужда брезгливость. По крайней мере, во взгляде, направленном на мое тело, свернутое спазмами в болевой калачик, нет ни намека на отторжение.

Никак не могу разгадать эту спокойную непроницаемость.

Судороги прекращаются. Обмякаю на его ногах, будто утративший ветер воздушный змей.

С губ срывается стон. Плакать больше не могу.

‒ Это из-за меня? ‒ Кусаю губы. ‒ У меня не получилось? Я не спасла его, да? Никчемная…

‒ Спасла. ‒ Виви больше не смотрит на меня. Его словно более интересует сумрак за занавешенным окном в другом конце комнаты. ‒ Он прожил еще полтора года. Его убил вирус.

‒ Иммунитет Иммора?..

‒ Да. Этот вирус напрочь лишает нас природной защиты. И сейчас он поражает Иммора в три раза чаще.

Получается, я только лишь отодвинула неминуемое. И не была рядом с Сэмюэлем в его последние часы…

Начинаю поскуливать.

На мое лицо снова льется вода. Хрипло взвизгиваю.

И ведь его ни капли не волнует то, что он заливает водой и собственные брюки!

Подскакиваю и гневно вцепляюсь в воротник его рубашки. Меня качает. Клонюсь к нему, упираюсь носом в его ключицу, обессилено фыркаю. И прилагаю немыслимые усилия, чтобы вновь выпрямиться. Пальцы до боли запутываются в его рубашке.

‒ К-к-к-как-к-кой же т-т-ты г-г-г-ад.

‒ Собралась. Молодец.

‒ Ч-чего?

Вижу, как взгляд Виви скользит вниз. И тоже смотрю туда же. На мне что-то наподобие короткой сорочки оттенка мяты. Край задрался, обнажив худые бедра, покрытые следами от проникновения игл.

Пытаюсь сообразить, есть ли на мне нижнее белье. Впрочем, это сейчас неважно. Чувствительность моя почти на нуле. Хотя с точностью прям порядок. Уселась куда нужно, как говорится.

Меня душит смех. Горлу становится еще больнее.

Он поднимает взгляд. Та же непроницаемость, что и прежде. Виви, похоже, не особо волнует, что я на всякие его жизненно важные органы уселась. Но раз ему нет до этого дела, то зачем париться мне?

И зачем мне вообще задумываться о каких-то его органах? Это же Виви, в конце-то концов!

Просто сильно повзрослевший…

Резко впадаю в ярость. Бью его ладонью в грудь, оставляя яркий радужный след точно посерединке.

И за всем этим следует мгновенная карма. Виви резко приподнимает одну ногу вместе со мной и скидывает меня на постель. Тяжело бухаюсь на одеяло, как гигантская пухлая статуэтка.

‒ Че-е-ерт. ‒ Щупаю бедра, проверяя, укрыты ли они прошитым краем мерзкой сорочки. ‒ Как ты обращаешься с больным человеком? Совесть поимей!

‒ Обязательно. ‒ Он смотрит на меня через плечо. С насмешкой. Это я разгадать вполне способна. ‒ Ты не из тех, кто долго размазывает себя грязью по стеклу.

‒ Изысканный комплимент. ‒ Сажусь поверх одеяла, вытираю ладони о сорочку. Заодно стираю обнаруженные радужные пятна и с бедер. ‒ Отвезешь меня к Сэмюэлю. И как только смогу сносно соображать, расскажешь, что ты знаешь о вирусе и тех, кто его создал.

‒ Тебе пока рано на долгие прогулки выходить.

‒ Тебя забыла спросить, ‒ огрызаюсь и неуклюже ползу к краю кровати.

Мне все равно, что Виви пристально наблюдает за каждым моим движением. Я-то знаю, что не являюсь объектом его интереса. Иммора составляют пару только с другим Иммора. Обычно в семьях заранее договариваются о будущих браках. У Виви тоже была своя златоглазая будущая женушка. Как же ее звали? Помню только, что имечко шлюховатое… Да, да, я злючка. И обожала посмеяться над Иммора. Как тут не воспользоваться моментом, когда сама находилась под ласковым крылышком и защитой влиятельнейшего из них.

И теперь его нет…

Застываю на самом краю. Губы начинают дрожать.

Нельзя раскисать. Я и так уже размазала свое самолюбие дальше некуда, да еще и перед Виви. Успею утонуть в слезах. Мне нужно дождаться, пока останусь наедине со своим горем.

Держаться. Держаться. Держаться.

‒ И… что? ‒ Спускаю ноги с кровати и тихонько касаюсь пятками холодного пола.

Виви вопросительно смотрит на меня от окна. Радужное пятно на его рубашке вызывает неконтролируемый смех.

‒ Так ты… женился? ‒ Сооружаю пальцами на голове нечто, напоминающее гребень. Не знаю, как еще изобразить подобие причесок, которые так обожала невеста Виви, имя которой отказывается всплывать в памяти.

Молчание затягивается. Наконец мужчина (кошмар, как его таким воспринимать?!) движется к креслу у окна и устраивается в нем.

‒ Нет. ‒ Подпирает кулаком подбородок и оглядывает меня своим прищуром с искрами золота.

Ну, дела. В высшем обществе, к которому и причисляют себя Иммора, штамповка детей вне брака не слишком приветствуется.

‒ Заделали мелкого, не поженившись? ‒ Хмыкаю и развожу руками. ‒ А ты бунтарь, Виви. Куда ушло все воспитание Сэмюэля? И, кстати, ‒ обвиняюще тыкаю пальцем в его сторону, ‒ безумно злит, что ты назвал пацаненка Эли. Это же одно из моих любимых имен. А ты знал об этом! Поиздеваться решил, да? Ну, признайся! Ты же вечно только и делал что фыркал на меня.

‒ Кого ты имеешь в виду?

‒ Кого? Да я про невесту твою! Как ее там?..

‒ Изалита.

‒ Во! Точно. ‒ Вспоминаю, почему это имя в мои подростковые годы сразу же показалось мне смешным. В Клоаке бордель один популярен был. Так его название созвучно с именем той прелестницы, что набивалась в невесты к моему так называемому брату.

‒ Она больше не моя невеста.

‒ Отстой, ‒ сразу же оцениваю я.

Тут, по ходу дела, все сложно и запущено. Заделали мелкого надоеду Эли и разбежались? Ни брака, ни феерии? Чудное пятно на репутации Люминэ. Сэмюэль такого бы никогда не допустил.

‒ Эли ‒ не ребенок Изалиты.

Ого, оказывается, все намного хуже. Виви только так гулял, пока я бревном на операционном столе валялась. Какой распущенный мальчик.

‒ Ну, он хотя бы твой? ‒ на всякий случай уточняю.

‒ Не совсем.

‒ Т-а-а-ак? А поподробнее?

‒ Эли ‒ не мой. Он наш. Наш с тобой ребенок.