Я познала хаос

Поглощающе тихо.

Следую за Фрэнсисом, мельком оглядывая монолиты роскошных мемориалов. Слишком искусственно. Вряд ли здесь задерживается хоть одна душа.

Души Иммора тоже исчезают без остатка? Как и их тела?

Сэмюэля больше не существует.

Голова начинает трещать. От тишины и холодной серости искусственности вокруг.

‒ Сюда. ‒ Фрэнсис подает мне руку и помогает взобраться по ступеням.

‒ И где?..

Смолкаю, ошарашенная зрелищем.

Среди темнеющего скопища мертвых ровностей мемориального города раскинулась полянка сочной зеленой травы. В середине примостился угловатый камень, вершину которого венчает яркое сборище длинных подсолнухов. Сам камень увит вьюнком с множеством маленьких цветков, а поляна вокруг усыпана разнообразными цветами. Кажется, здесь рядом друг с другом растут даже те цветы, которые никогда не могли бы ужиться… Но тут они вместе.

Море, нет океан. Пучина яркости и свежести.

‒ Это… могила?

‒ Угу. ‒ Фрэнсис присаживается рядом со мной на корточки и, подперев подбородок рукой, рассматривает дичайший цветник.

‒ Кто все это сделал?

То, что я вижу, настолько дико, настолько круто, настолько провоцирующе, что мне не хватает дыхания на эмоции.

Прикосновение смерти… Ее здесь нет.

‒ Вацлав. ‒ Фрэнсис не отстраняется, когда я оседаю и обессилено приваливаюсь к его боку.

‒ Цветник зафигачил… ‒ Прижимаю пальцы к свербящему носу. ‒ И подсолнух еще сверху… По-моему, Сэмюэлю не очень нравились подсолнухи?

‒ Угу. ‒ Глаза Фрэнсиса стекленеют, дыхание становится прерывистым.

‒ Даже сейчас дразнит отца. ‒ Возвожу глаза к небу и усмехаюсь. ‒ Вот же… скотина…

‒ Хочешь спуститься?

‒ Да.

С помощью Фрэнсиса добираюсь до границы сочной зелени и медленно пробираюсь к камню. Цветы раскачиваются под напором ветра и словно ласкаясь, касаются моей кожи, неприкрытой тканью брюк.

Плюхаюсь в траву и кладу обе ладони на камень.

Молчу.

Что я хотела сказать? Все слова ограничены моими мыслями.

Здесь я жаждала освободиться. Воззвать плачем к небесам. И рыдать, рыдать, рыдать. Пока не устану. Пока не вытекут глаза.

Фрэнсис не осудил бы меня. Я знаю. При нем мне было бы не стыдно плакать.

Однако в глазах ни слезинки. Смотрю на подсолнухи, плавно раскачивающиеся над моей головой.

А вот при Виви я рыдала и выла как больное животное. Без всякого сомнения и ничуть не сдерживаясь.

Почему?..