Я познала хаос

‒ Да какого черта ты знаешь все ответы?! ‒ Тамара от возмущения дергается и нечаянно ныряет носом во взбитую горку своего коктейля.

‒ Подловить меня хотела?

Хотя я и считаю это буйство напрасной тратой времени, однако невольно начинаю уважать Тамару за усилия. Видимо, я была ей действительно дорога, раз она артачится и не желает просто так примеривать мой образ на первую встречную.

‒ Да, хотела. ‒ Женщина надувает и без того пухлые щечки и принимается что-то бурчать в стакан. От ее бормотания на поверхности напитка возникают пузыри.

Жду полминуты.

‒ Успокоилась?

‒ Нет! Тебя застрелили, ты вообще в курсе?

‒ Да, кажется, мелькнуло нечто такое в рассказах очевидцев.

‒ Прекращай ухмылки давить! Какого дьявола здесь вообще происходит, а?

‒ Ну… ‒ Рисую пальцами невидимые рисунки на гладкой поверхности стойки. ‒ Как уже говорила, все эти года я находилась в коме. Сознание отключено, жизнь тела поддерживали искусственно. ‒ Криво улыбаюсь, в то же время мрачно хмурясь. ‒ Ты же знаешь Виви? Хитрозадый мракобес. У такого водятся деньжата. Так что он вполне мог закупиться приборчиками, от которых мои телеса не протухли в отведенные сроки. Да ведь?

Тишина.

Точно, такое небрежное объяснение тоже не сможет внушить доверия…

‒ Резонно. ‒ Тамара, хмурясь, булькает коктейлем.

Чего? Чего?! Чего?!!

Получается, стоит упомянуть Виви, и она готова поверить во все?! Невероятно. В ее разуме до сих пор обитает мысль о том, что семья Люминэ, а теперь и Виви, как ее глава, ‒ всесильна.

‒ Ну да? ‒ Дергаю левой бровью.

Не то чтобы я не хочу, чтобы она скушала подобное пояснение, не подавившись.

Но эй, она слишком уж легко его сожрала!

‒ Понятно, то есть семья Люминэ поместила тебя в некую капсулу, и ты там восстанавливалась. ‒ Тамара шмыгает носом и, поджав губы, трет шею. ‒ Все было секретно, поэтому мне, ясное дело, ничего не сказали. Жестоко, но, я понимаю. Это ради твоего же блага.

О, нет, нет, только не возводи Виви в статус моего ангела-спасителя.

Но я не могу начать ругать его прямо сейчас. У нас тут прогресс наметился.

‒ Это наверняка было тяжело. ‒ Тамара смотрит на меня. ‒ Но как же замечательно сработали с твоим телом. Не дали тебе умереть…

‒ Ага…

Судя по этим тональностям, сейчас кого-то бомбанет.

‒ Но какого тогда ты выглядишь так же, как и до комы?!! Столько лет, а ты как будто… словно… не изменилась! Будто все еще восемнадцатилетняя!

Конечно же, без этого вопроса мы бы не обошлись.

Однако извиняй, Тамара, ради того, чтобы тебя не пристукнули, как не клейменную, я, утаивая подробности, буду яростно тупить.

‒ Гены. ‒ Моему спокойствию должны завидовать неподвижные камни. ‒ Отвратная родина, но неплохая наследственность. Есть ведь те, кто выглядит не на свои годы?

‒ Ну да… есть. ‒ Тамара смущенно теребит подвеску. ‒ Возраст-то как будто тот же. Но видок у тебя, честно, так себе.

‒ Поваляйся в коме больше десяти лет и только попробуй потом попросить тональник.

‒ Э, не-е, как же без него-то? ‒ Тамара выдает смешок.

Я тоже осторожно смеюсь вместе с ней.

Чуть помолчав, подруга смахивает со стойки крошки, оставшиеся от печенья. Возится на стуле и жалобно глядит на меня.

‒ Лето, это и правда ты?

‒ Я. ‒ Со вздохом расставляю руки в стороны. ‒ Я здесь и тут.

На меня накидываются с визгами и объятиями. Тамара шлепается грудью на стойку, едва не свалив стакан, и притягивает меня к себе.

‒ Я скучала, так скучала, ‒ бормочет она, размазывая сопли по моему плечу. ‒ Ты должна мне кучу денег за моих психо-о-о-ологов!

‒ Да, да. ‒ Морщась от ее завываний, ворчу и поглаживаю подругу по волосам. Сколько же лака она на себя льет? ‒ И обещаю больше не дохнуть.

Пять минут жмяканий, облапываний и причитаний, и я, наконец, на свободе. И даже получаю обычный чай в чашке.

‒ Ох… ‒ Тамара, только что стершая с себя подтеки туши, вновь начинает кукситься. ‒ Ведь господин Люминэ… он ведь… умер. ‒ Последнее произносит практически шепотом.

Замираю, так и не донеся чай до губ.

‒ Знаю. ‒ Растрясываю чашку так, чтобы ароматная жидкость в ней провернулась по кругу. ‒ Я уже поистерила, спасибо.

‒ Но… ‒ У Тамары дрожат плечи. Она виновато склоняет голову. ‒ Ты вернулась к жизни, а тут… все так изменилось. Мы… ну те, кто остался… мы будто не уберегли для тебя то время, которое… которое было дорого…тебе.

Ставлю чашку на стойку и бесстрастно наблюдаю за тем, как по щекам Тамары текут слезы. Она всегда была сентиментальной.

Кажется, я тоже… не доплакала свое. Только теперь что-то не тянет. Не смогла ведь перед Фрэнсисом разрыдаться, хотя ситуация и позволяла.

Главное, теперь не разнюниться перед Виви, как я уже это делала. А иначе это будет фиаско.

‒ Бутеры есть? ‒ Оглядываю полки с корзинками. ‒ Есть что-то захотелось.

‒ Не стоит, Лето. ‒ Фрэнсис, успевший как-то незаметно подкрасться, мягко дотрагивается до моего плеча. ‒ Такеши рекомендовал пока ограничиваться жидкой пищей. Может, еще чаю? Я оплачу. ‒ Он вопросительно смотрит на Тамару, по всей видимости, ожидая, что она озвучит цену.

А у той, как всегда, глаза ‒ две тарелки, и челюсть живет своей особой жизнью. Почему?

Так, в зоне видимости обалденный красавчик.

Сосредотачиваю взгляд на чае, оставшемся на дне чашки.

Плохо. Имею в виду, вся эта ситуация с оплатой и так далее. Если поразмыслить, у меня ведь нет ни гроша. Еда, напитки, шмотки, что сейчас на мне, ‒ все оплатил Виви.

‒ Тамара, тебе дополнительные работники не нужны в кафешке, а?

Тамара на вопрос не реагирует. Еще бы, у нее тут эстетическое наслаждение перед глазами.

А ожившая подруга улетает в игнор.

‒ Лето, слишком рано для такой активности, ‒ снова вмешивается Фрэнсис, озадачено посматривая на вытаращившуюся на него женщину. ‒ И Вацлав вряд ли это одобрит.

Теперь вырубить пончиком мне хочется уже его. Перестал бы уже нянькаться.

‒ Лето, ‒ Тамара нервно приглаживает свои встопорщенные локоны, ‒ не представишь нас?

Взгляд у меня сейчас, уверена, как у мертвой рыбины.

‒ Да легко. Моя лучшая подруга ‒ Тамара. С фамилией следует уточниться, вдруг она уже себе за эти годы чего намудрила.

‒ Ха-ха, ‒ кашлянув, кокетливо смеется она.

‒ А это, ‒ киваю на моего сопровождающего, ‒ Фрэнсис Леоте. Мой любовник.

Да, терпеть ненавижу сладкое, зато сама ‒ тот еще сахарочек.