Бариа

Иннис смотрела на молодого человека в искренним участием, добротой и заботой, предлагала всё новые блюда, расспрашивала о том, каким он находит Даринширн, как перенёс перелет. Грегг же больше наблюдал, но, похоже, его устраивало то, что он видел. Энгус же предпочитал беседовать с Доминикой, видимо, они были очень дружны в прошлом, но к Тайлеру отнёсся спокойно и дружелюбно.

Ему нравилась эта семья, определенно нравилась. Карнуэлы свободно общались меж собой, обсуждали мировые новости, вести из Нуэла, учебу и будущее Энгуса. Тему нынешней жизни своих непутевых детей они избегали, не расспрашивали до поры до времени. Доминика легко беседовала со всеми, Рэй сперва был сдержан и молчалив, но после оттаял и тоже включился в разговор. Тайлер отвечал на вопросы, сам их задавал.

Иннис баловала его своим вниманием, словно взяв под опеку. Тайлер знал, что немолодые женщины всегда почему-то питают к нему слабость и, что греха таить, бывало, пользовался этим ради своей выгоды, но в этот раз он чувствовал именно материнскую заботу, от которой отвык за последние семь лет. Несмотря на высокий статус, Иннис была скорее добрая, нежная мать семейства, чем леди.

Тайлер достаточно в своей жизни насмотрелся на благородных дам, в том же театре, да и на сцене артистки по большей части таковых только и играли, поэтому ему и было странно наблюдать ту разницу в поведении присутствующих за столом женщин. Доминика являлась образчиком светской леди, не знай он о её бурной жизни, никогда не подумал бы, что эта утонченная натура выступает на сцене и увиливает от приличий. Иннис же была радушной хозяйкой, доброй женщиной, но не более. Дело было даже не в манерах, а в умении держать себя. Тайлер понимал, что спрашивать о подобном — верх неприличия, но как же хотелось узнать…

— Если в Ханше нет аристократии, как тут появился институт благородных девиц? — набравшись смелости, когда разговор хоть немного был схож с этой темой, Тайлер тихо спросил у Рэя.

— На самом деле он именуется просто пансионом миз Дирс. Рэй его так называет чисто из вредности, — фыркнула Доминика, неведомо как услышав вопрос. — А как появился… О, это презабавная история.

— Я расскажу, — усмехнулся Грегг. — Лет двадцать пять назад Ирвинг Кардиог решил утереть всем нос и сосватать свою единственную дочку за какого-то столичного графа, и чтоб его курносая рыжуха того впечатлила, раскошелился знатно на гувернантку из столицы. Весь город об том судачил. Гувернантка прилетела точно в срок и построила не только дочку, но и всю семью. Сам старый хрыч ходил на цыпочках. Миз Дирс её звали. Те, кто лично знал Ирвингову дочку, говорили, что она тупа как пробка, но миз Дирс научила её манерам как светскую столичную леди и, главное, научила не открывать рот. А если и спросят, то отвечать на вопрос, а не нести ахинею. В итоге рыжуха сделала хорошую партию, а все соседи наперебой стали приглашать гувернантку к себе. Она сперва устроилась к Кармилланам, к их восьми девчонкам, но потом те едва не подрались с Каролласам из-за её места. А в очереди уже семей двадцать стояло. В итоге думали-думали и порешили организовать классы, чтоб миз Дирс обучала всех разом. А чтоб девки не разбрелись, отстроили пансион. С тех пор, лет двадцать уже, те, кто хочет, посылают своих девчонок в пансион миз Дирс. Что по выходу имеем, вот, поглядите.

Грегг закончил рассказ, указав рукой на дочь. Доминика картинно наклонила голову, улыбнулась холодной «светской» улыбкой, а после вернула свою привычную.

Ужин закончился ближе к восьми часам пополудни, когда на улице уже стемнело. Но газовые лампы уютно освещали столовую и гостиную. Иннис решила проверить, всё ли готово в комнатах для гостей, Тайлер и Рэй последовали за ней, относя багаж. После в гостиной планировалось продолжение вечера, и всех ждали в голубой комнате.

Комната для гостей, выделенная Тайлеру, оказалась небольшой, но приятной глазу: коричневых тонов, с деревянной мебелью, которой было по-минимуму, лишь кровать, шкаф, стол с зеркалом и стул. Окно выходило на задний двор, темный сейчас, поэтому Тайлер без сожаления занавесил его портьерами. Разбирать саквояж он пока не стал, просто поставил рядом с кроватью. Они с Рэем не планировали надолго задерживаться в Даринширне, уже завтра, арендовав транспорт, собирались отбыть в Каширон. Зато сегодня весь вечер проведут в тепле, уюте и приятной компании. Кстати, о компании!

Тайлер вышел в коридор, но там уже никого не было. Дом был достаточно прост в планировке, поэтому Тайлер не думал, что способен в нём заблудиться и решил самостоятельно спуститься вниз. На площадке перед лестницей он увидел то, что как-то не заметил поднимаясь, в виду набитого живота и тяжести саквояжа, видимо. Портрет дочери хозяина дома. Большой и расположенный так, чтоб его всегда можно было увидеть. На портрете Доминика была изображена по бёдра, стоя боком, держа за спиной раскрытый зонтик из белого кружева. Фоном служили кучевые облака, затянувшие всё небо. Они были разных оттенков: белые, серые, голубоватые, сиреневые. Но белое платье и шляпка в тон не сливались с фоном. Особенно почему-то бросались в глаза жемчужные сережки.

— Я была красива тогда, — с печалью обронила женщина, бесшумно появившись у Тайлера за спиной.

— Вы и сейчас красивы, — к чести своей, не вздрогнув от неожиданности, поправил Тайлер, отмечая всё же, что на портрете изображена юная девушка, а стоит с ним рядом уже женщина.

— Это свадебный наряд, — внезапно произнесла Доминика. — Отец Рэя настоял, сказал, что это прекрасная традиция, рисовать портреты невест в день свадьбы. Сначала этот портрет висел в гостиной, напротив портрета Мифе. Я была чрезмерно горда этой честью. Кто такая Мифе и кто я… Смешно сказать, я думала, что смогу быть как она… Интересно, что бы она сказала, узнай всё… После отъезда, я думала, что картину в лучшем случае снесли в подвал, если не сожгли. А оказывается, отец просто перенес её сюда.

Голос Доминики не отличался весёлостью, скорее, наоборот, словно ей было больно смотреть на этот портрет и вспоминать себя почти десятилетней давности.

— Вы были очень красивой невестой, — честно заметил Тайлер.

— Красивой… Да, это было красивое время. Время всеобщего внимания, восхищения, надежд, новых впечатлений, удовольствий… Но оно закончилось. Я сама тому виной.

— Инициатором развода были Вы? — осмелился спросить Тайлер, не решаясь всё же посмотреть на собеседницу.

— А как иначе? Я лишь сделала то, что нужно, — горько усмехнулась Доминика.

— Но что Вас не устроило? Ведь…

— О, да, я знаю, о чем ты начнёшь говорить. Знаю и признаю. Что ещё нужно молодой девушке: обходительный красивый муж, богатый, из влиятельной семьи, любовь родни, свобода передвижения…? Мне было хорошо тогда. Мы путешествовали, ходили в театры, читали, беседовали, ездили по горам, не считаясь со скоростью. Но я хотела большего. Меня учили, что мир не кончается за нашими горами. Что есть земли сплошь покрытые песком, где царит жара, и лишь в тени оазисов и ночью приходит прохлада. А есть земли, где растут одни высокие деревья, а зимой всё покрыто толстым снежным ковром. Что есть необъятные моря и нескончаемые степи. Есть огромные города, другие народы, которые одеваются иначе, ведут себя иначе. Что есть диковинные животные… Стоит ли меня винить в том, что я хотела это увидеть?

— Но что Вам мешало отправиться в путешествие вместе?

— Долг, как выяснилось. Брачный договор составляла не я, мне его даже прочитать не дали. А после я невольно стала свидетелем разговора Рэя с отцом. До сих пор помню, как они ругались, — понизив голос почти до шепота, Доминика покачала головой. — Рэя тоже тяготили семейные обязанности. Отец требовал от нас наследника, а не путешествий, ему нужно было, чтоб мы сидели дома и плодили внуков, а мы оба хотели иного. Разве можно винить меня в том, что я не захотела ширеть и страшнеть год от года, а после умереть, родив очередного наследника, как моя тетка? Как моя бабка? Бог милостив к матери, она сохранила себя, но… Мне было восемнадцать лет, Тайлер! Я ни за что не соглашусь с тем, что была не права! Я не Мифе, но даже она… Даже она до конца не вышла из-под власти мужчин, не делала, то, что хотела сама… Рэя несложно было убедить. Мне это всегда легко удавалось. Особенно тогда. А дальше дело техники. Я легко составила соглашение о разводе. Оно было более чем грамотным, смею заметить. За год брака у нас не было детей и это вполне могло послужить дополнительной причиной. Не станем же мы говорить, почему дети не получились, церковь эти методы не поощряет.

Доминика снова усмехнулась, а потом развернулась, бросив:

— Не обращай внимания на мой словесный поток. Вересковый мед легко развязывает языки.

— Наоборот, я благодарен за откровенность.

— Вряд ли ты узнал что-то новое. А о чём не знал, всё едино догадывался. Всё в этом мире повторимо и известно. Идём, сейчас Энгус будет играть на пианино, а я танцевать. Ты, вроде бы, любишь танцы.

— Люблю, мать была балериной.

— О… Можешь не продолжать. Я тоже мечтала с детства о театре. Меня учили хореографии, ритмике, сценическому искусству. Ради тебя даже покручу фуэте.

— Благодарю. Но я бы хотел посмотреть что-то… Восточное. Снова увидеть Бариа.

— Ну что ж, — Доминика ловко обернулась, стрельнула глазами, манящим движением руки зовя за собой, — быть по сему…