Петр Романов. Veni, vidi, vici

Глава 12

— Где ты был ночью? — Настя вышла из душа, завернутая в одно полотенце, и села на кровать рядом со мной. Я отложил в сторону книгу, которую в этот момент читал, и посмотрел на нее. Все-таки красотка, и, как ни странно, я еще не устал от нее.

— На свиданье ходил, встретил недавно одну девушку из ремесленной Академии, и решил быстренько устроить свидание на ближайшем кладбище. Ну а что, ночь, романтика, кладбище опять же, неупокоенные мертвые серенаду поют, создавая подобающую атмосферу. Ты спишь и не помешаешь...

— Прекрати, — она схватила свою подушку и запустила ею в меня, я сумел отклониться, и хохотнул. — Ты же знаешь, что я плохо реагирую на подобные вещи.

— К сожалению, знаю, — я вздохнул и снова поднял книгу. — Соня в кои-то веки решила погулять, пришлось вставать и идти ночью на мороз.

— А откуда ты узнал, что твоя пантера хочет на улицу? — Соня, услышав мою версию нашего ночного приключения, подняла голову и вопросительно посмотрела на меня.

— Когда тебя будит большая кошка, которая принесла при этом в пасти поводок, трудно не догадаться, — ответил я, прикидывая, когда можно будет признаться Клыковой в том, что Соня не обычная пантера. Пока, во всяком случае, я не был к этому готов. Хоть мы были и близки, даже больше, но помолвка — это еще не принятие человека в семью, так что знать больше, нежели и так видно невооружённым взглядом, ей точно не следовало. Какие финты может преподнести действие зелья мы не знали, да и как потом может сложиться наше с ней будущее тоже, поэтому секретная информация останется до поры до времени секретной. Поэтому никакого огромного лотка в виде песочницы рядом со мной точно не будет, как бы не пытался убедить меня Петр и соглашающаяся с ним Соня, потому что это объяснить будет еще сложнее.

— Романов, ну обрати уже на меня внимание, — Настя, потрясла меня за плечо. — Я перед тобой почти голая сижу, а ты в книжку свою дурацкую уперся.

— Я уже видел тебя совершенно голой буквально пару часов назад, и не только видел, — я посмотрел на нее в упор, и Настя немного сдала назад. Она уже поняла, что на меня сильно давить нельзя. Я многое ей прощал, входя в положение, и понимал, что некоторые вещи Клыкова не может не совершать под влиянием зелья, но человеколюбию меня не научили в детстве, поэтому я вполне мог и пожертвовать ею, если вдруг совсем прижмет, и Настя однажды это осознала и не пыталась больше контролировать каждый мой шаг.

— Интересно пишут? — она кивнула на книгу, которую я держал в руках.

— Да, вполне, — я протянул ей том, добытый в библиотеке. Прочитал я к этому времени не так уж и много, больше пробежался по страницам, чтобы убедиться, что это именно то, что мне нужно, после чего углубился в более вдумчивое изучение написанного, за которым я провел остаток ночи, прерываясь только на Настю, и то, чтобы расслабиться после злоключений и дать отдых глазам. Клыкова повертела ее в руках, хмыкнула и аккуратно положила книгу рядом со мной.

— Романов, ты издеваешься надо мной? — я удивленно посмотрел на нее. — На каком языке она написана?

— На греческом, — пожав плечами, я слегка ее подвинул и поднялся с кровати, потягиваясь. Надо бы в душ сходить, да и вставать уже пора. Скоро завтрак, а Прасковья Федоровна очень огорчалась, когда кто-то из домашних опаздывал или вовсе не приходил на приемы пищи. Никогда не понимал этого трепетного отношения к традиционным приемам пищи в кругу всех членом семьи, большинство которых хотело в эти моменты хотели воткнуть вилку в глаз особо любимого родственничку, а меньшей части эти самые родственники были глубоко безразличны. Как правило, покушения, умерщвления, смена власти во главе стола происходила как раз в периоды таких вот застолий, поэтому никакого пиетета и любви во мне они точно не вызывали. Но, так или иначе, ходить на них все равно приходилось. Уважение высказать, да новости узнать, которые могли быть оглашены только за приемом пищи. От слуг конечно всегда больше толку в плане новостей, но лично присутствовать все равно нужно. Нет, Прасковья мне слова плохого не скажет, но вполне может отыграться на тех же слугах. Зачем ее провоцировать, если можно просто вовремя спуститься в столовую?

— Хочешь сказать, что знаешь греческий? — Клыкова прищурилась.

— Ну да. Еще немецкий, французский, совсем немного английский. А вот с латынью у меня не очень. Нет, понимать — я ее понимаю, но читать что-то на этом языке точно не смогу без словаря или специального заклятья, — взлохматив волосы, я двинулся в сторону ванной, но тут в комнату ввалился как всегда без стука Петр.

— Ответь мне, отрада для моих глаз, вот это голое тело собирается в душ, или уже из него? — вопрос он задал Насте, напрочь игнорируя при этом меня.

— Собирается, — фыркнула Клыкова. — Романов, подожди, я схожу оденусь, а потом можешь занимать ванную.

— О, нет, только не это, — замахал руками Петр. — Не нужно ради меня идти на жертвы и облачаться в дерюгу, закрывая от нескромных глаз такую красоту. К тому же, Петьке нужно как можно быстрее припудрить носик, чтобы идти приветствовать родственницу, по-моему, Марию, хотя, я могу и ошибаться, — он потер нос.

В его мире эта ветвь Романовых вроде бы тоже существовала, но Петр как-то признался, что настолько редко общался с родственниками, что и не знал их всех, а девочек Ивана даже не видел ни разу. Что же касается меня, то я тоже никогда не видел Марию, она в моем мире умерла в раннем детстве. Сейчас же представлялся шанс познакомиться.

— Она одна приехала? — я спросил об этом как можно небрежнее, направляясь в ванную, полностью игнорируя просьбу Насти уступить ей место. В конце концов, у нее есть своя выделенная комната, куда она вполне может проскользнуть и одеться, не привлекая к себе нездоровое внимание Петра.

— С кабанообразным мужиком, которого периодически гладит по лысине и называет мужем, — Петр гадко усмехнулся. — А также с весьма очаровательной юной особой, которая приходится ей дочкой, по имени Юлия. Эта Юлия настолько хорошенькая, что можно с уверенностью сказать, что кабанчик ее папкой вряд ли является. Если бы не вот эта мушка, которая почти у всех Романовых имеется, я бы и Марию ее матерью не назвал, — он дотронулся до своего виска, где у него находилось когда-то небольшое родимое пятнышко, почти незаметное, но присутствующее на лице почти всех Романовых во всех мирах, в этом он был прав. — И, если я прав насчет отцовства Юлечки, то весьма интересная и пикантная картина вырисовывается. Но ты сам все увидишь.

Когда я вышел из душа, то Насти в комнате не было. Подойдя к шкафу, вытащил, не глядя, штаны, рубашку и чистое белье, после чего начал одеваться, абсолютно не смущаясь Петра.

— Вот это я понимаю, раскованность, — протянул Петр. — Давно хотел об этом сообщить тебе, но вот только сейчас решился.

— А что не нравлюсь? — я перестал застегивать рубашку и повернулся к оборотню.

— Как тебе сказать, — протянул он. — Я все-таки больше по женщинам, и оценить тебя полноценно не могу, тем более, что это практически тоже самое, что оценивать самого себя. До сих пор не могу привыкнуть к тому, что я вижу по утрам в зеркале. Мне в шкуре зверя и то уютнее находиться, так я хотя бы понимаю, что это не совсем я и не теряю связи с реальностью. Забавный опыт контроля над оборотнями, м-да. — Он о чем-то на несколько секунд задумался, но потом снова перевел на меня взгляд. — Но ты изменился, да. Стал более рельефным, более... Короче, девчонкам такие нравятся. Но я говорил не об этом.

— Я знаю, о чем ты говорил, — отмахнувшись от Петра, я продолжил одеваться. — Но и ты меня пойми. Еще не так давно, я самостоятельно одевался только когда был в походе, или на длительной охоте. И то, у меня были дворовые холопы и денщики, которые меня облачали в подобающую одежду. Если честно, я даже не знал, какая именно одежда у меня имеется. Не в полном объеме. При таком скоплении народа в моей опочивальне, которое было в то время и в том... хм... мире, я просто физически не могу стесняться. Другое дело перед сторонними людьми свою наготу показывать. Но ты видел меня изнутри, так сказать, поэтому я не могу считать тебя сторонним человеком, тут уж, извини. — Я усмехнулся, глядя на задумчивое выражение лица Петра, который, видимо, пытался осмыслить то, что я сказал, ну или думал о чем-то своем, к чему я уже был привычен. — Так что, или привыкай, или уходи, если моя нагота тебя смущает.

— Да не особо, — махнул рукой Петр, разваливаясь в кресле. — Чего я там не видел-то? Напомни-ка мне, какую цель преследует твой дед, отправляя тебя сюда?

— Он подозревает, что от этой ветви можно ожидать заговора, — я пожал плечами.

— Ну, заговор не заговор, а кое-какие секреты можно выявить. Например, кто настоящий отец очаровательной Юлии, и почему Прасковья так сильно не любит Анну.

— Ты о матери Анны сейчас говоришь? — мне это еще в моем мире было интересно, и в этом, похоже, ничего не изменилось.

— Не-е-е, — протянул Петр. — Мать всех дочерей не переваривает одинаково. Кроме, разве что, Катерины. Так что, это ерунда. Я про сестренку говорю. Мне тут, по случаю, удалось интересный разговор услышать между двумя хорошенькими горничными, о том, как бы изловчиться и комнаты сестренок подальше друг от друга разнести, чтобы не было незапланированных мордобитий, и порчи уникального фарфора.

— Вот как, интересно, — я одернул пиджак, подумав, решил оставить его не застегнутым. — А ты что же, на горничных со вдовушек перекинулся?

— Перекидываюсь я в волка, — немного снисходительно поправил меня Петр. — А горничных я услышал, как раз в тот момент, когда уже под утро возвращался от вдовушки. Кстати, горничные действительно просто конфетки, и так в твою сторону глазками стреляют, прямо залпы дают. Да и на меня весьма милостиво поглядывают. Ну, оно и понятно. Здесь из мужчин только Иван, которого на всех точно не хватит, да периодически захаживающие в гости кабанчики. А в остальном, только знакомые вдоль и поперек слуги. И тут мы, такие из себя молодые и красивые. Девушек вполне можно понять и даже устроить пикантную групповушку. Не думаю, что они будут сильно возражать.

— И что, только милостиво поглядывают? А как же колечко? Не работает все-таки? — хмыкнул я, глядя на руку Петра, на которой красовался найденный им артефакт.

— Прошла всего одна ночь, как я мог его проверить? — всплеснул он руками. — Вот сегодня вечером и можно будет и оценить его действие. Только представь, я и две знойные красотки с кухни...

— Господи, Петр, у тебя есть хоть одна мысль не про девок? — я закатил глаза.

— Когда так скучно и уныло? Конечно, нет, — Петр даже удивился такому моему предположению. — Хотя, если учесть страсть твоей подружки, то весьма вероятно групповушка с твоим участие может закончиться резней. Как ты вообще можешь так жить? Никакой свободы в личной жизни и это в твои-то годы. — Он покачал головой.

— Книжку почитай, может, мысли в нужное русло потекут. Мы тут не для того, чтобы со служанками постоянно заигрывать, — я кинул ему книгу, задумываясь об его словах.

Как не печально было это осознавать, но он был прав, и что, самое поганое, я пока не знал, как это можно было исправить. Вдобавок ко всему, мне начало казаться, что в последнее время, Настя принимает те или иные решения не под властью зелья, а по собственной инициативе, по крайней мере, она становилась все более задумчивой. Хотя, возможно, я себя в этом плане накручиваю. Подумав, снял пиджак и аккуратно повесил его в шкаф. Так пойду. А то в доме жарко, просто караул. Прасковья Федоровна постоянно мерзла и велела топить сильнее. Соня, кстати, весьма разделяла мнение хозяйки о теплом доме, в настоящий момент валяясь на ковре.