Петр Романов. Veni, vidi, vici

Глава 14

— Кто здесь? — Петр подскочил на постели и, моргая, посмотрел на меня. — А-а-а, это ты. А почему ты здесь, а не занимаешься милыми шалостями со своей подружкой? — он широко зевнул и снова упал на подушку, пытаясь натянуть одеяло.

— Потому что я сегодня сплю здесь, — стащив с него одеяло, я бросил на стоящий рядом с кроватью диван подушку, и сразу же завалился, прикрыв рукой глаза.

— Разлад в благородном семействе? — Петр, лишившись одеяла, похоже, не собирался оставлять меня в покое.

— Лучше заткнись, — процедил я, не отнимая руки от лица.

— Ну уж нет, — судя по тону, Петр был настроен весьма решительно не дать мне поспать хотя бы остаток ночи. — Ты врываешься в мою комнату, отбираешь мои постельные принадлежности и заваливаешься спать. Знаешь, я как минимум хочу, чтобы ты объяснился. Что случилось настолько серьезного, что ты вот так бросил Клыкову одну наматывать сопли на руку, или вешаться на люстре, потому что пока ее зависимость в твоем присутствии едва ли не больше моей.

— Переживет. Ее зависимость основана на эмоциях, а не на физическом, магическом и хрен его знает каком еще фоне, как это происходит у тебя. К тому же, я ее предупреждал, что не буду терпеть этих бабских выходок, вроде весьма демонстративной, а оттого совершенно неискренней, сцены ревности, которую Настя мне попыталась закатить.

— Ну, от тебя действительно прет духами Юленьки так, что лично меня с ног сшибает, но, подозреваю, что она тоже почувствовала это весьма запоминающееся амбре, — Петр говорил на редкость спокойно, без своих вечных подколок, не выспался, наверное. — Мне вот, например, тоже весьма интересно узнать, что же ты делал у своей родственницы, да еще так долго, что твоя одежда успела пропитаться запахом ее духов?

— Я спасался от весьма бурных разбирательств двух сестер, которые могли весьма плохо отразиться на моем здоровье, если бы мне не посчастливилось попасть им под горячую руку. К тому же, мне удалось выяснить несколько весьма занимательных вещей. Оказывается, эти сволочные состязания проводятся у всех школ одновременно. Задания разные, но суть одна и та же. И чего хотят добиться организаторы, лично для меня так и остается загадкой. При этом, заметь, в состязаниях не принимают участия школы, в которых или вообще не учатся дворяне, или они так в меньшинстве и в основном малоимущие, вроде той же Академии Ремесел. Это такой незамысловатый план избавиться от ненужных аристократов, если они покалечатся или помрут в процессе прохождения состязаний, как от бракованного товара, или те, кому не посчастливилось родиться при деньгах ничего не смыслят в магии? Или в них какой-то иной смысл кроется, может быть, ты мне объяснишь? — я убрал руку с глаз, приподнялся на локтях и посмотрел на Петра, который сидел на своей кровати, задумчиво разглядывая меня в тусклом свете ночника, горящего под потолком.

— Вот кто бы знал, — наконец, произнес он. — Ты что-то еще узнал про состязания?

— Да. Очередной этап наступит буквально вот-вот, прямо на этих незапланированных каникулах, чтобы просто так не дать пропасть такой прорве времени, которая на нас свалилась так внезапно.

— И с чем связана такая спешка? — Петр невольно нахмурился и принялся поглаживать подбородок.

— Ты у меня решил поинтересоваться? — я откинулся на подушку и принялся рассматривать потолок. Когда Клыкова в порыве чувств повысила на меня голос, я просто развернулся и вышел из комнаты. Если не хочет выслушать доводы рассудка — это ее дело, я же не собираюсь оправдываться, особенно в том, чего в действительности не совершал. А вообще, идя в комнату, выделенную Петру, я не думал, что встречу его самого. Обычно оборотень не ночевал в доме, предпочитая проводить время в более приятной компании.

— Это был риторический вопрос, — хмыкнул Петр и потянулся. — Ладно, схожу я, пожалуй, к прелестной Жанне. Признаюсь, мы вчера слегка поссорились, но, надеюсь, что сейчас она уже остыла и готова распахнуть мне свои объятья.

Я ничего не ответил, только глаза закрыл. Пускай идет, я хоть высплюсь, пока он охаживает свою вдовушку. Только жалко пользы от его похождений не было никакой, кроме собственного удовлетворения. Ну не выгонять же его как собаку на мороз, из-за его блудливой натуры. Моему деду он никто, поэтому всячески помогать Петру не входит в его планы. Зато это входит в мои планы, и если он не хочет, чтобы мы пошли по миру, и я не помер нигде раньше времени, то ему стоит все же более активно начинать заниматься делами клана, которые поручает мне дед, а, следовательно, ускорять процесс их выполнения, чтобы в глазах главы клана подняться. А там, глядишь, принесет пользу и не только договор на обучение от деда может ему перепасть.

На этой мысли глаза закрылись сами собой, и я задремал, балансируя на грани сна и яви. Сквозь эту полудрему я услышал, как ушел Петр, открылась и закрылась дверь, а потом я словно начал падать в глубокий колодец, в котором нет дна. Это ощущение падения было настолько явным, что я захотел уже открыть глаза, решив, что это прекратит падение, но, с ужасом осознал, что не могу этого сделать, продолжая лететь куда-то вниз. Падение прекратилось резко, и я почувствовал рывок куда-то в сторону, после чего распахнул глаза, осознавая, что нахожусь вовсе не в комнате Петра. Больше всего обстановка напоминала кухню.

Что-то странное происходило с моим зрением. Все предметы словно расплывались перед глазами, однако, имели очень четкие контуры. А еще все было окрашено в черно-белые цвета, словно все краски куда-то исчезли. В добавок ко всему в стройный ряд моих мыслей начали вклиниваться посторонние, какие-то обрывистые, странные.

— Холод... Тепло... Вкусное мягкое мясо, где тепло. Это мясо они называют «сосиски». Посторонний. Опасность. Предупредить.

Возле стола стояли двое: мужчина и женщина. Женщина цеплялась за куртку мужчины, так похожую на мою, сшитую по лекалам курток клириков.

— Толя, Толенька, когда мы сможем не встречаться тайком, а открыто заявить на весь мир о наших чувствах? — я бы не назвал кухню дома Ивана Романова каким-то тайным местом. Женщину я узнал — Екатерина, третья дочь Прасковьи и Ивана. Между прочим, она замужем, и муж, как мне известно, присутствует очень недалеко, буквально в соседней комнате. Да что не так с дочерями и внучками Ивана?

— Катенька, скоро. Я обещаю. Но мне надо попасть в пещеру и побыть с камнем наедине хотя бы час. Этот проклятый выродок, глава вашего клана, вечно мне карты путает, — похоже, что мужчина — это тот самый неуловимый Анатолий Долгорукий. И у меня возникает вопрос, его не могут найти, или все-таки не хотят?

— Зачем тебе так рисковать? Оно того не стоит...

— Не говори о том, в чем ничего не понимаешь, — довольно резко прервал ее Долгорукий. А все же интересно, что он делает именно здесь, в поместье Ивана? Что-то сомнительно, что его чувства к Катеньке настолько велики, чтобы на них попасться.

— Как я могу что-то понимать, если ты мне ничего не говоришь, — Екатерина отошла от него, приблизившись ко мне. — А ты что здесь делаешь? А ну пошла отсюда, мерзкая тварь, — прошипела женщина, на которую я смотрел почему-то снизу-вверх, но резких движений старалась, тем не менее, не делать. Я хотел ответить ей, но из моего рта раздалось приглушенное рычание, а хвост замел по полу с невероятной скоростью и силой. Что? Хвост? Что к чертовой матери происходит?

— Что там у тебя? — Долгорукий сделал два шага, обойдя стол, из-под которого я, оказывается, и наблюдал за ними. — Кто это? — он задумчиво меня разглядывал, а Екатерина, быстро отступив за спину бывшего клирика зачастила. — Это пантера Петра, Алешкиного сыночка. Этого мямли и размазни. — Я не понял, кому была адресована столь лестная характеристика, мне или моему папаше? — Видимо, дед подарил. Совсем старик из ума выжил.

Как только она заикнулась о пантере, до меня дошло, что я смотрю на них глазами Сони, которая каким-то образом сумела втащить меня к себе в голову.

— Уходи оттуда, живо! — заорал я, не удивлюсь, если кричал вслух, потому что все еще не осознавал, где я нахожусь на самом деле. — Соня, ко мне!

Картинка перед глазами сменилась и вот я уже несусь с огромной скоростью по коридору. Но перед тем, как выскочить из кухни, я услышал задумчивый голос Долгорукого.

— Странная какая-то пантера, что-то в ней есть необычное.

Дверь, ее можно открыть, поддев лапой, что я и делаю. Заскакиваю в комнату и на диване вижу лежащее тело... Мое тело!

Резкий рывок, голова закружилась, и я скатился с дивана, глядя на севшую рядом со мной Соню.

— Господи, как это все произошло? — помотав головой, я попытался вернуть себе ориентацию в пространстве, потому что с трудом в это мгновение различал, где пол, а где потолок. Кроме того, в голове набатом звучало, что нужно, как можно скорее, рассказать про ренегата, и про то, что я нашел вот таким странным образом то предательство, о котором говорил дед.

Разбираться, как именно Соня умудрилась проделать подобное со мной, было некогда. Как и разбираться в том, был ли Иван осведомлен в увлечениях дочурки. А его осведомленность вполне могла быть правдой, учитывая место, где встречалась парочка. Не удивлюсь, если окажется, что кухня — это просто некое стечение обстоятельств. Тем более, тут они действительно рисковали, словно, хотели, чтобы их обнаружили. А может быть так оно и было, учитывая претензии Екатерины к своему ухажеру. Сомневаюсь, что сам Долгорукий был в курсе того, что это чуть ли не самое проходное место этого дома. Там постоянно кто-то носится, так и норовив вытащить что-нибудь из огромного холодильника. Как я понял одно простое правило, принятое здесь: добыча еды — удел голодных. Не успел на завтрак, обед или ужин, иди на кухню и перебивайся колбасой, никто ради тебя стол накрывать больше не станет, не потому что прислуге все равно, а потому что запрещено. И попасться на краже еды, тоже репутацию в доме не поднимает, но вот на это всем было глубоко плевать. Сами такие условия поставили. Но не суть.

Дед передал мне индивидуальный одноразовый портал, который мог меня мгновенно перенести в его родовое поместье в Костроме. Но вот именно сейчас его со мной не было. Он остался в кармане куртки в моей комнате, откуда я ушел после ссоры с Клыковой. Ладно, здесь все равно оставаться опасно, особенно, учитывая тот факт, что Долгорукий с минуту на минуту сможет понять, что же не то в Соне. Сразу же он не сообразил только потому, что магические пантеры считаются вымершими, и он вряд ли видел хоть одну из них вживую. А на картинках таких упитанных пантер, как Соня, не рисуют. Но мозги у него есть, собственно, как и знания, поэтому рисковать я больше не стану.

— Пошли, быстрее, Сонечка, уходим. Петьке только записку оставлю, — я быстро написал, что вынужден был уйти, и что он сможет найти меня в Костроме. После этого сунул записку в карман его штанов, небрежно брошенных на стул, так как побоялся оставлять в открытом доступе и бросился сломя голову в свою комнату, благо она располагалась неподалеку.

В комнате я натянул джинсы и надел куртку, все это заняло у меня полминуты. Прицепил к поясу кинжал и побежал к Насте, потому что уходить одному, точнее, только с Соней и подвергать девушку опасности я не собирался.