Пробуждение дракона

19

Король Давэд

Кубок хорошего вина Ланты был нетронут на столе короля. Вино дрожало от шагов крупного мужчины по комнате. Король Давэд не мог сидеть, пока его третий сын был в Зантосе с батальоном. Вестей не было, а Стефан отсутствовал уже две недели. Он замер у стола, коснулся кубка и опустил руку. Нет, вино не поможет, и голова ему нужна ясной для вестей из Зантоса.

«Я должен знать, — думал он. — Должен знать, из них ли он», — если Лука менти, он сделает Стефана наследником. Он не мог перестать думать о Стефане. Может, зря он послал Стефана к мятежникам менти? Им владели эмоции. Он согласился слишком быстро. Стефан был плох в решениях, и он узнал, что брат Миккел поехал со Стефаном, хотя король просил порвать с гувернером связи. Он снова расхаживал. Орден тревожил, его власть росла. Три года назад, когда был мятеж менти, и карга сказала ему о пророчестве, он обратился к Ордену, растущей группе Просвещенных. Они ненавидели менти, как он, и у них были хорошие планы, как управлять ими.

Женщины беспокоили меньше. У них не было такого боевого инстинкта, как у мужчин. Они скрывали силы и старались жить неприметно. Но Давэд знал, что они все равно опасны, потому согласился работать с Орденом. Они посылали сестер по Эстале, ловили женщин-менти, заковывали в железо и заставляли работать. Пленницы работали на земле, товары развозили по рынкам. Королю была выгода, от этого богатели и Орден, и корона, а менти подавляли. При мысли, что они могут родить больше, Давэду было плохо. Он даже позволял Ордену казнить менти и приказал Стефану убирать все, что осталось от менти после мятежа.

Король Давэд расхаживал и ждал вести. Когда слышался шум, он подходил к двери, но это советники просили печать на неинтересных делах о бюджетах и налогах. В конце дня Давэд прогнал всех и покинул покои и нетронутую еду на столе. Он взял с собой стража и пошел по лестнице Всевидящей башни, жалуясь из-за боли в суставах от каждого движения. Порой он не мог поверить, что так стар, и мысль, что он оставит Эсталу в руках Стефана, пугала его больше, чем боль в суставах.

Страж карги открыл дверь, и он прошел в мрачную башню с лучиком света.

— Месяц еще не прошел.

Женщина стояла спиной к ним, что-то мешала в миске. Давэд зажал рукавом нос от вони.

— Отходы не убирали два дня, Ваше величество.

— Я скажу страже, — ответил король.

— Хорошо.

Она не повернулась к нему. Он шагнул, желая развернуть ее. Женщина должна повернуться и говорить с королем, выразить уважение. Но он не повернул ее. Он замер в паре шагов и вздохнул.

— Вы хотите знать, кто убьет вас, — сказала карга. Ее ложка задела дно каменной миски, пока она мешала. Часть ее смеси пролилась, и король увидел. Содержимое подозрительно напоминало кровь и кишки, король быстро отвел взгляд. Он снова закрылся рукавом. Давэд давно не ощущал запах крови, кишок и фекалий. Только на поле боя, и он не любил войну. Король мог держаться позади, отдав бремя генералам и сыновьям. Он так и делал, отдав приказы. Он не любил сражения.

— Это будет мой сын?

Карга замерла, опустила ложку в миску, и король ощутил холодок, бегущий по венам. Но она не повернулась и не ответила.

— Это будет мой сын? — повторил он.

— Вам нужно знать точно, — медленно ответила она. — Взгляд так не работает.

Давэд недовольно выдохнул. Почему Карга всегда говорила загадками?

— Ты пришла с пророчеством, что меня убьет менти и захватит мой трон. Я хочу знать, что за менти меня убьет.

— Вы уже спрашивали, и ответа не было, — в голосе карги было предупреждение, Давэд не слышал этого раньше, и ему не нравилось. Она стояла спиной к нему, и он не видел ее лица.

— Ты что-то знаешь, — он коснулся ее плеча, чтобы развернуть, но карга ускользнула, двигаясь быстрее, чем он ожидал от нее. — Приказываю рассказать мне.

Он прошел за Каргой по комнате. Он должен был схватить ее и заставить рассказать все, что она знает. В горле пересохло от волнения. Старуха ускользнула от его пальцев, а он думал о Луке, самом слабом и очаровательном сыне, менти и о том, кто убьет его. Хотел ли он знать? Да? Наверное, да, и ответ должен быть решительным да, которое отразится от гор — да, да, ДА — потому что он не прекращал гоняться за старухой по комнате. Ведро с помоями опрокинулось, и он закашлялся от запаха. Она сбивала стулья, бросила каменную миску на пол, упала на колени, когда он загнал ее в угол.

— Что ты знаешь? — он возвышался над ней, схватил ее за костлявые плечи своими большими ладонями. Запах был уже не таким плохим, или он уже привык, или ему было плевать. — Это Лука. Лука убьет меня.

Карга не ответила. В старых глазах стояли слезы. Она запела старую песню на языке, что Давэд не знал. Он знали лишь, что это магия. Он закрыл уши, а песня двигала его. Он отшатнулся от карги и закрыл глаза, ведь они обманывали его. В углу он увидел красивую девушку с медной кожей и карими глазами. Он потрясенно тряхнул головой. Карга словно как-то соблазняла его. Он открыл глаза, там сидел Лука в голубых одеяниях, с короткими волосами и осунувшимся лицом. Король отшатнулся и чуть не упал на колени. Теперь там был Стефан, красный язык его мелькнул меж губ.

Король не мог выдержать. Он не видел сыновей такими. Ведьма путала его. А если она — менти, что убьет его? Он оглянулся на дверь. Где страж? Он был заперт? Пот заливал глаза. Он сжал руками шею Стефана. Он давил пальцами, пока песня карги не прекратилась, пока ее глаза не выпучились, пока она не осела на пол, сдувшись. Она была мертва. Он убил каргу.

Давэд осмотрел комнату, пролитое содержимое миски, ведра с помоями, лужу мочи. Он склонился, его стошнило. Закончив, он встал, стукнул в дверь дважды. Страж тут же открыл, наверное, запертая дверь ему показалась. Это все была уловка.

— Убери тут. Я хочу, чтобы завтра комната была пустой и чистой.

Глаза стража расширились, он увидел мертвую ведьму на полу. Но потрясение стража быстро сменилось облегчением. Король не был удивлен. Маги, как карга, пугали людей. Почему он так долго хранил ей жизнь? Из страха. Он держал ее живой из страха.

Чего он теперь боялся? Король ушел, вспомнив видение девушки и двух своих сыновей. Чего бояться? Он должен был радоваться, как страж, но груз из груди не пропал. Смерть Карги не уменьшила бремя ее пророчества.