Тень великого колдуна

Глава 1

Просыпалось солнце, щедро раскрашивая небо всеми цветами радуги на манер перламутровой раковины. Просыпались цветы, сонно потягивали задеревеневшие за ночь лепестки. Просыпались птицы, друг за дружкой подключаясь к радостному утреннему галдежу. Только Аджей, одна из ярчайших и красивейших жемчужин в ожерелье Белогорья, и не думал просыпаться. Этот город просто никогда не спал.

Свысока Аджей походил на палитру художника. Так уж было задумано основателем города, чтобы все кварталы строго различались по цветам. Даже солнцу, казалось, было каждый раз интересно разглядывать это чудо градостроения. Свет медленно, с предвкушением подбирался с восточной стороны, чтобы перелистать город, как любимую книгу. Квартал за кварталом, улицу за улицей, дом за домом.

Первым делом свет заливал Багровый квартал, где все постройки сооружались из красного кирпича. Здесь денно и нощно дымили трубы, стучали молотки, скрипели груженые сырьем и готовым товаром повозки, деловито переругивались-переговаривались мастера в красных фартуках, суетливо сновали подмастерья, время от времени потирая багровые оттопыренные уши или ноющий зад.

Пурпурная брусчатка перетиралась сотнею подошв в рыжую пыль, незаметно, сквозь плебейские Оранжевые кварталы, переходя в желтую мостовую Золотой Середины, делового центра города. Здесь в архитектуре использовались все оттенки от спелой пшеницы до яичного желтка, а отделка вирировалась от пошлой бронзы до настоящих драгоценных металлов, янтаря и самоцветных камней. Здесь в небо поднимались согнанные служками стаи голубей, струи фонтанов, макушки памятников и шпили высоких, похожих на замки домов. Здесь не было границ ни для спроса, ни для предложения, буднично гудели рынки, тихо орудовали мошенники, надрывно вопили их жертвы и одобрительно помалкивало правосудие.

Миновав вечную суматоху Золотой Середины, солнечные лучи с облегчением погружались в сверкающие росой аллеи Изумрудных кварталов, где располагались самые красивые парки и цветники, а также лучшие школы искусств и самые удобные постоялые дворы.

Далее свет отправлялся любоваться своим отражением в витражах соборов на Улицу Лазурных Свечей, также известной своими библиотеками, тавернами, игорными и публичными домами, тихо пробегал по черепичным крышам густонаселенных Лиловых кварталов, где проживало больше половины всего населения города, и, наконец, озарял зеленые лужайки Пестрых Холмов, единственного района в Аджее, который не подчинялся строгим цветовым законам. Своим особым положением Пестрые Холмы были обязаны своим состоятельным обитателям, обладающим достаточными средствами и связями, чтобы позволить себе любые чудачества. Конкуренция среди богачей достигала самых невероятных цветов, стилей и размеров, превосходя не только самые смелые мечты, но и самые страшные кошмары.

На фоне всего этого бесчинства дом светила художественных искусств, госпожи Лу Жабо смотрелся сдержано, благовоспитанно и даже чопорно. Уютный двухэтажный особнячок белого кирпича с черными ставнями в духе эпохи Покинутого Трона.

Гармоничная отделка, искусные витражи и изящные росписи на стенах демонстрировали прекрасный художественный вкус хозяйки, золотой флигель в виде расправленных крыльев говорил о богатстве и высоком происхождении, вывешенный над входом герб «красная трезубая корона» возвещал о том, что один из предков сего высокого рода когда-то удостоился неслыханной чести личного знакомства с императором — все это давало серьезные основания для гордости хозяйки и лютой зависти соседей.

Солнце осторожно заглянуло в окно на втором этаже и, неожиданно, лицом к лицу столкнулось с самой домовладелицей. Надо сказать, что оба светила не испытали при этом особого удовольствия. Жесткие стальные глаза превратились в злые щелочки. Бледное неприветливое лицо скривилось в недовольной ухмылке. Отчасти из-за нелюбви к солнечному свету, отчасти от ненависти к беспорядку.

На подоконнике, рядом с ночной лампой валялась целая куча дохлых мотыльков. Их обгорелые жирные трупики бесстыже возлежали на белых салфетках и даже плавали в вазочке со свежими цветами. Если бы не эксцентричная прическа, вернее полное ее отсутствие, волосы на голове хозяйки встали бы дыбом. От вида этого крылатого безобразия высокородная дама так полыхнула праведным гневом, что солнцу сразу же захотелось стыдливо спрятаться за горизонт.

— Эй, девка! — Эхо низкого с хрипотцой голоса бесом заскакало по многочисленным комнатам, сплошь увешанным живописными шедеврами хозяйки. Служанка не заставила себя ждать, склонившись в вопросительном поклоне.

— Сколько же это будет продолжаться? Неужели нельзя хоть раз сделать все, как полагается? — Воскликнула госпожа, еле удержавшись, чтобы не навешать мерзавке подзатыльников. Отчасти из-за врожденного милосердия, отчасти из-за недавно введенного штрафа за избиение и убийство простолюдинов. Зато необложенные налогами оскорбления полились полноводной рекой.

Между тем девка принялась торопливо наводить порядок, умудряясь при этом виновато кивать головой и даже вставлять извинения в нужных местах.

— Ишь, деловая. — Раздраженно подумала Лу Жабо, наблюдая, как служанка с отрешенным видом сгребает злокозненных мотылей в фартук, меняет воду для цветов и задергивает плотные черные шторы. Одно хорошо — платить ей много не нужно. В последнее время дела на мыловарне шли не очень ладно. Того и гляди, скоро придется зарабатывать продажей собственных картин. И почему дурные мысли лезут именно под утро?

— Поздно, утро уже. — Госпожа грузно опустилась на спальный стул, положив на подставку перед собой полные холеные руки с длинными, выкрашенными красным лаком ногтями. Жесткие завитки тихо стукнули о маренное дерево. — Закончишь с домом и ужином, наруби дров. Принеси воды да к вечеру разогрей, изволю умыться. Платье приготовишь изумрудное, что с желтым кантом, сие обозначает благонравие и честные устремления. Только не перепутай с бирюзой, дура. Бирюза для увеселений и легкомыслия. Парик мой любимый, серебристый. Мне сегодня вечером к душеприказчику идти, а он, говорят, раньше был во дворцовую курьерскую службу вхож, так уж будь уверена, все премудрости понимает. Ногти отполируй и позолоти. Теперь модно. Видишь, вот тут с концов облупились? Видишь, я тебя спрашиваю?

— Вижу.

— Видит она…  о-о-ох. — Благообразное лицо художницы исказилось широким зевком. — Да что ты в своей жизни кроме грязи и клопов то видела, плебейка малохольная. Кабы не я, так и померла бы дурой, ничего путного за свой век не узнав.

— Спасибо, высокочтимая госпожа. — Кротко пробубнила служанка. — Как изволит высокочтимая госпожа.

Но высокочтимая уже не слышала ее униженного бормотания. Закрыв глаза и выпятив влажно поблескивающие губы, женщина мгновенно погрузилась в глубокий сон, застыв бесчувственным монолитом. Бурная светская жизнь бурлила в основном по ночам, поэтому первую половину дня Лу Жабо предавалась заслуженному отдыху. Теперь ее можно было разбудить разве что прямым попаданием тарана.

Служанка еще долгое время просто стояла, бездумно глядя на пол, потом провела по лицу огрубевшими, красными от холодной воды ладонями и направилась к угловому комоду. То был обычный комод фабрики «Желудь», какие сотнями выставляли в лавочках Золотой Середины. Единственное отличие от остальной продукции «Желудя» — укороченный на четыре пальца нижний ящик, в пустоту за которым прекрасно умещался набор красок, кисти и свернутый в трубочку холст.

Краски были разложены на комоде, а чистый, загодя загрунтованный холст закреплен на хозяйском мольберте. Госпожа Жабо спала, не подозревая о творящемся бесчинстве, ее мощный художественный храп эхом разносился по опочивальне, легко заглушая утренний щебет птиц за окном.

Влажно поблескивающая кисть медленно погрузилась в баночку. Густая синяя краска довольно хлюпнула и потянулась следом длинными эластичными нитями, ловко срезанными об острые края горлышка. Светло серые, почти прозрачные глаза воодушевленно пробежались по настенным картинам, подмечая мельчайшие детали и особенности техники мастера. Впервые за все утро на отекшем, замученном лице появилась улыбка. Тонкий кончик мимолетно коснулся бесцветной поверхности воды, тут же нарядившейся в яркое голубое кружево, оставил сочный завиток на палитре, на мгновение застыл над белоснежной поверхностью холста, подрагивая от предвкушения и…

В дверь неожиданно постучали. Набухшая капля неконтролируемо сорвалась вниз, отпечатавшись уродливой вытянутой кляксой, весьма натуралистично изобразив надменный профиль почивавшей госпожи.

Девушка досадливо взлохматила и без того взъерошенные короткие волосы, вспомнив, что как раз сегодня должен был забежать мальчишка посыльный из лекарской лавки, чтобы занести травяной сбор от простуды. Отложив кисточку, она спустилась на первый этаж, открыла дверь и, сощурившись от яркого света, сверху вниз поглядела на утреннего гостя. По росту и сложению стоящая на пороге фигурка вполне походила на пресловутого мальчишку, правда со скидкой на то, что он внезапно подхватил опасное кожное заболевание и баснословно разбогател — с ног до головы неизвестного посетителя окутывал модный серый с перламутровым отливом плащ из кожи морского змея. Настолько редкого, злобного и категорически несогласного с модными тенденциями, что его шкура ценилась на тысячу мер золота и стоила, как весь хозяйский дом вместе с мебелью. Ничего удивительного, что служанка в жизни не видевшая, такую уйму деньжищ намотанную на одного человека, застыла в недоумении. Зато посетитель внезапно обрел невероятную прыть и с пронзительным визгом бросился вперед.

Служанка вынужденно попятилась, обводя округу беспомощным взглядом. Но в столь ранний час на улице не было ни души, поскольку одна половина жителей Пестрых Кварталов еще не проснулась, а другая уже спала. Странное существо вихрем ворвалось в дом и в диком прыжке настигло свою жертву, вцепившись в нее острыми когтями. Входная дверь с грохотом захлопнулась, заглушая истошный душераздирающий вопль. * * *

После ожесточенного сражения, мне все-таки удалось оторвать от себя верещащее чудище и поднять за ворот плаща. Спавший капюшон явил на свет всклокоченную детскую головку.

— Я тебя все-таки нашла! — Мило улыбнулась девочка, шалопайски болтнув в воздухе ногами. Вряд ли когда-либо встреча великой императрицы Белогорья со своими подданными проходила на столь высоком уровне. Удивление сменилось кипучей злостью. Я скорчила зверскую физиономию, собираясь разразиться бурной приветственной речью, но тут в дверь снова постучали. Упади небо! Да что же это такое, в самом деле!

— Дуй на второй этаж. Сидеть тихо. Ничего не трогать! — Сквозь зубы приказа я, и проследив, что насупившаяся гостья точно скрылась из виду, нервно провернула круглую ручку. К моему облегчению за дверью оказался не легион вооруженных до клыков серафим из личной охраны императрицы, а всего лишь конопатый отрок из лекарской лавки. Но, как оказалось, радовалась я зря. По зловредности для организма этот лопоухий прохвост стоил целого легиона. Он поведал все последние сплетни, расспросил о здоровье хозяйки так дотошно, словно был ее единственным наследником, грустно посетовал на содранный в драке ноготь, обсудил прогноз погоды на будущий год и сточил целую гору семечек, после чего вспомнил, что забыл сверток с травами в лавке, пообещав вернуться попозже. Одна нога здесь, другая там. Я еде удержалась, чтобы не помочь ему разрывным заклинанием, но потом решила приберечь боевую магию для других претендентов и направилась к лестнице.