Старые дороги

– Потрясающе!

– Секрет так до сих пор и не раскрыт. Большие зеркала могут делать, но они тускнеют и темнеют… Говорят, мастер Эмилио продал свою душу дьяволу, и когда срок вышел… вы понимаете… за ним явились те, кого лучше не поминать к ночи.

Приказчик смешно таращил глаза.

Мия задумчиво кивнула.

– Может, и так… а зеркала святой водой проверяли?

– Более того, эданна. Если вы посмотрите… зеркало-то серебряное! И вот… крест на нем нацарапан… кто-то постарался.

Мия кивнула еще раз.

– Да, нечисть такого не выносит.

– На Линдано есть храм. Но, говорят, мастер туда почти не ходил… может, раз или два, на него из-за этого ругались. Но там не так строго…

Мия хмыкнула.

Строго, не строго… кто ж будет ругать курицу, несущую золотые яйца? Да пусть хоть на каком она насесте сидит, лишь бы нестись не переставала!

Хотя вот они по воскресеньям ходили на службу, к причастию, все как положено. И в церковь пару раз в неделю обязательно заглядывали, и в копилочку деньги бросали. Дядя очень настаивал.

– Мастер Эмилио Сальвадори. Линдано. Примерно лет сто назад?

– Да, эданна.

Мия положила себе узнать что можно. Только вот где?

– А кто вам продал это зеркало?

Ньор замялся, но блеснул еще один лорин, лег на стойку, потом самопроизвольно растворился в воздухе, и приказчик потянул откуда-то большую засаленную книгу.

– Посмотрим, эданна, посмотрим…

Мия терпеливо ждала.

Она уже убрала и зеркало, и кулон… дома она еще посмотрится. Дома она попробует разобраться. А здесь и сейчас надо узнать все возможное.

– Ага… вот, записано. Дан Джанмария Дуранте.

– А подробности?

Мия успела увидеть, что там и было-то всего три золотых, но ругаться не стала. Пусть уж… за такое – и больше не жалко. Да и деньги не каторжным трудом ей достались.

Приказчик еще полистал свой гроссбух.

– Я бы сказал, эданна, что это или украденное, или он наследство распродает… вот, тут почти двадцать вещей, которые он принес, все хорошие, дорогие… а самого дана я помню. Сейчас вспомнил. Не так чтобы он был шикарно одет или богатым казался…

– Можно мне посмотреть, что еще он приносил? – попросила Мия.

Ей-ей, приказчик бы не отказал ей, попроси она даже шкуру снять с благородного дана. За такие-то деньги?! Считай, ему сегодня в карман упала сумма, за которую он полгода работать должен.

Да что угодно, эданна!

Из лавки Мия уходила еще час спустя.

Кроме зеркала и кулона она купила еще несколько книг. И симпатичную шкатулку, проданную тем же человеком. Ньор позвал одного из уличных мальчишек, и тот тащил за Мией все это добро.

За пару улиц от дома она наградила мальчишку тремя сольди (что в кармане было), и тот, довольный, умчался прочь. Он-то больше чем на пяток рий не рассчитывал.

Но эданна хорошая, эданна благородная… Куда он ее отвел? А он уже забыл. У денег есть отвратительное свойство: они прекрасно отшибают память.

Дома Мия сгрузила все на кровать.

Достала зеркало, посмотрелась в него.

Сбросила личину, еще раз посмотрелась.

И с личиной, и без личины в зеркале отражалась именно она. Мия Феретти. Удлинить зубы? Не видно.

Сделать красные глаза?

Все равно в зеркале они карие.

Мия даже два зеркала рядом поставила, для контроля.

Но – нет.

Ее зеркало привычно показывало все изменения. Зеркало мастера Сальвадори их видеть отказывалось.

Что ж. Клеймо запомним, про мастера – учтем, а остальное…

Надо прочитать книги, надо осмотреть шкатулку и надо навести справки.

Дан Джанмария Дуранте.

Мия запомнила это имя. Адриенна

– Как вы съездили? – Дан Рокко выглядел просто отлично. По сравнению с той бледной тенью, которой он был до приезда, – вообще великолепно. И румянец на щеках заиграл, и улыбка не вымученная.

– Замечательно, дан Рокко. Все купили, все привезли! – Адриенна светилась от счастья.

– Марко! Ты же обещал мне лошадку!

Эданна Сусанна неподалеку строила из себя обиженную-несчастненькую.

Дан Марк разводил руками:

– Дорогая, я купил было арайку…

– Но?!

– В последний момент мне… перебили цену.

– Неужели мы нищие? Ах, я так хотела лошадь…

Эданна закатила глаза, изобразила головную боль и удалилась к себе. Дан Марк последовал за ней, продолжая уговоры… перебьешься, папенька. Ничего тебе без оплаты не светит!

Адриенна понимала, что эданне Сусанне все равно обо всем расскажут. Тот же Леонардо и постарается.

Дан Марк?

Он это тоже понимал, но не хотел начинать приезд со скандала. Он соскучился, и вообще…

– Что за арайка? – правильно прочитал выражение лица Адриенны дан Рокко.

Девушка потупилась.

– Отец действительно купил арайку. Самая для наших мест бесполезная лошадь, но выглядела потрясающе. Потратил сто лоринов. Я договорилась с торговцем, и он потихоньку заменил мне ее на трех других коней. По цене сложилось так же, а вот по полезности – мои лучше!

Дан Рокко покачал головой, делая вид, что не одобряет такого поведения. И старших уважать нужно…

А глаза у него светились юношеским задором.

Интересно же!

– Дана, вы мне обязательно все расскажете!

– Обещаю. Завтра же, как отосплюсь, – пообещала Адриенна.

И попала в заботливые руки Рози.

Горячая ванна, сытный ужин – и спать. В идеале – без сновидений.

С последним не получилось, но Адриенна не была в претензии. Во сне она летала. Летала высоко, летала птицей… такие сны случались все чаще и чаще. И она видела облака у себя под крылом, видела черные перья, слышала свист ветров, которые рассекала крыльями…

И это было прекрасно! * * *

Эданна Сусанна не спала. Она ждала сына и не прогадала. Леонардо явился, поклонился. И ухмыльнулся, глядя на шикарную постель.

– Сегодня одна?

– Пф-ф-ф-ф-ф!

Проводив мужа в дорогу, эданна Сусанна позволила себе некоторые излишества. Так что… сегодня она могла и одна поспать. И завтра, пожалуй, тоже, а то болит все. И здесь, и там, и где-то еще…

Конюхи – мужики простые и грубые, но недостаток ухваток компенсируют размерами и неутомимостью. А кое-какие любовные игры им и подсказать можно.

Леонардо понимающе усмехнулся. И заговорил о том, что интересовало его матушку:

– За девчонкой я ухаживаю. Она постепенно поддается.

– Это хорошо. Время есть, не спеши, чтобы все не испортить…

– Да, матушка.

– Что там за история с моей лошадью?

– Я толком не понял. Дан Марк привел в конюшню белую арайку.

– О-о-о-о-о…

Эданна Сусанна представила себя на белой арайской кобылке. Как бы она шикарно выглядела!

У Чески была такая… золотистая. Гнедая, с черными гривой и хвостом. Потрясающе красивая. А у нее – нет.

У нее была бы белая…

– И что с ней?! Где МОЯ лошадь?!

– Как я понял, Адриенна была против. Она сказала, что эти деньги выделили на содержание СибЛеврана, а не лично дана Марка.

– Сучка!

– И перед самым отъездом в конюшне вместо арайки оказались эти три лошади. Две кобылки и жеребец. Да, по цене оно примерно сопоставимо. Адриенна объяснила отцу, что поменяла одну лошадь на трех.

Эданна выругалась погрязнее.

– Марк искал мою лошадь?

– Да. Я точно знаю, что он наводил справки на воротах, что искал, но результата не было. Никто даже не видел белую кобылу.

Эданна Сусанна гневно зашипела.

Вот ее бы воля – перетравила б она этих лошадей!

Тьфу, мерзкие твари!

Остановило простое соображение, даже два. И яда нет, и доходы упадут. А дану Марку содержание выплачивается с дохода, не с его отсутствия…

– Гадючка мелкая! Леонардо, милый, сделай мне подарок! Пусть эта тварь за тобой хвостом бегает!

– Обещаю, матушка. К весне и управимся, – порадовал почтительный сынок.

Эданна Сусанна потрепала его по руке.

Помощник растет. Защитник. Не то что ее супруг, вот уж тряпка тряпкой… Ах, как же она продешевила, когда решила выйти замуж за это ничтожество!

Ничего!

Адриенна ей еще за это ответит!

Хотя почему именно Адриенна была виновата в выборе эданны? Ладно бы еще в проделке с лошадью! Но Сусанна такими мелочами, как логика, себя не обременяла. Вот еще…

Виноват всегда кто-то другой! И точка!

И эданна принялась строить планы мести. Лоренцо

Поместье дана Каттанео было и больше, и красивее СибЛеврана. И намного богаче.

Дан Каттанео мог себе позволить и арайца, и даже трех арайцев. Хотя и купить их, и содержать достаточно дорого.

И просто так купцов в замок не впустили, разумеется. Остановили уже на подъезде.

– По какому вопросу, ньор? Купцам – в городок, в ту сторону. Дан Каттанео не принимает.

Паскуале даже не удивился.

Чем богаче дан, тем он заносчивее. Есть и исключения, но они очень редкие. К таким, как Каттанео, не то что ньорам – и данам победнее не прорваться небось.

– Как я могу связаться с даном?

– Напишите письмо и оставьте в мэрии. Там передадут.

Паскуале это не устраивало.

Это данам заняться нечем, а ему надо обратно до зимы.

Зима в Эрвлине – штука сложная, снег начинается не сразу. Сначала идет период грязи, распутицы… вот попадешь в такое – считай, месяц долой.

Паскуале и хотел вернуться ДО грязи. Чего время-то терять?

А сколько могут передавать его письмо? Он не дан, он просто ньор. Можно попросить Энцо написать письмо, но вряд ли это чему-то поможет.

Как тогда?

В руке Паскуале мелькнула монета. Стражник принял ее без видимого отвращения, разгладил усы.

– Скажите, ньор, а ваш дан – он в город не выезжает? Или там на конные прогулки? * * *

Конь под тобой – словно птица.

И поля стелются под копыта. И ветер в лицо, и ощущение счастья…

Было!

Все это было раньше!

До того, как пропал Черныш!

Вот с ним Тоньо сроднился, на нем любил кататься, с ним сложилось полное взаимопонимание. Рядом с Чернышом любой другой конь был…

Как каменная глыба рядом с мраморной скульптурой.

Антонио любил коней, разведением не занимался, но так получилось… случайно.

Остановился в городе торговец, и выкупил у него Антонио несчастного жеребенка. И то скорее из жалости – пусть бедолага помрет в хороших условиях, ладно уж! То ли они с друзьями шутили, то ли просто на спор – сейчас уж и не вспомнить. Но когда малыш понял, что его забирают и что он теперь уходит с чужим человеком… как же он смотрел! Тогда у Тоньо и дрогнуло впервые сердце.

Доверчиво, серьезно… ты же меня не обидишь?

Мне и так досталось, меня от мамы забрали, по чужой стране тащили, мне плохо и больно, меня вообще хотели убить, а ты? Ты – не обидишь?

И Тоньо не смог предать этого доверия.

Жеребенок не помер.

Взял да и вырос в чистокровного арайца, под вороной шкурой которого перекатывались мощные мышцы и билось нежное сердце.

Тоньо тогда сам его проведывал, сам лекарства давал, и конь не забыл, кому обязан жизнью. Черныш честью для себя считал прокатить хозяина. И уступать ее не собирался никому.

Когда его украли…

Для Антонио и свет померк.

Смешно?

Двадцать пять лет, дан, хозяин своих земель, тут уж жениться пора, а ты по какой-то лошади страдаешь?

А идите вы… с моих земель с такими заявлениями!