Танго в пустоте

ГЛАВА 34

Прошло три дня после решения о том, что журналу быть и у нас все получится. Все было запланировано. Написаны все статьи. Словом, сделано все, что можно было сделать не выходя их поместья.

Наташа адаптировала свой текст под имперские реалии — ей, похоже, нравилось все, что с ней происходит. Мама и Джулиана взяли на себя газету — и за три дня споров — решили, какие развороты чему будут посвящены. Луиза готовила разворот по рукоделию. Мы все очень обрадовались — никто, кроме нее такими полезными навыками как вышивание крестиками или вязание крючком или чем там еще положено заниматься уважаемой даме — не владел. А подобное времяпрепровождение для женщин в Империи было, по большому счету, основным… Поэтому мы торжественно назначили Луизу заведовать этой рубрикой.

И теперь она страдала, что в империи нет Интернета. А она у нас недостаточно нахомячила схемок и идей.

Я выступала в роли Наполеона — и координировала. Одновременно пытаясь сообразить, как все наши задумки воплотить в жизнь.

Но сегодня я пообщалась с Ирвином. И у меня закралось нехорошее, но с каждым часом все крепнущее подозрение… Похоже, Фредерик наш женский коллектив просто-напросто отвлек от тех событий, что происходили за стенами поместья.

Запер.

— Вам лучше оставаться в комнате, — уже откровенно пряча от меня глаза, проговорил целитель.

— Но хоть на кухню мне можно спуститься?

— Разве прислуга не достаточно хорошо исполняет свои обязанности?

— Ладно, в библиотеку…

— Может, миледи стоит заняться вышиванием… В спальне.

— Допустим, — не стала я объясняться с подневольным человеком. — А что насчет журнала? Время-то идет. Да и его величество говорил, что надо выпускать газету…

— Может, позже…

При этом вид целитель имел очень несчастный.

— Дети уехали в Академию, — сжалилась я над ним и поменяла тему разговора.

— Да, — радостно ответил Ирвин. — Его величество принял решение, что его внуки пока побудут в военной академии. Там исполняющий обязанности ректора полковник Гилмор — друг принца Тигверда. Мы уверены, что юным господам ничего там грозить не будет. Жаль, конечно, что пока не удается забрать мастера Феликса Рэ в университет, ко мне на факультет — там не спокойно. Но — я уверен — это временно.

— А баронет Кромер?

— Тоже в академии. Мне кажется, миледи, что из него, маркиза Борнмута и внуков его величества выйдет совершенно замечательная боевая пятерка.

На этом Ирвин меня покинул — ему еще надо было осмотреть Наташу. И отправляться по своим многочисленным делам дальше. Я же села, задумалась — и поняла, что Тигверды разозлили меня. Очень-очень сильно. Заразы! Что отец-император, что его сыновья. Договорилась я с ними. Займусь я чем-то полезным…

В результате мне из комнаты выходить не рекомендуется…

— Миледи Вероника, — заглянула ко мне растерянная Джулиана. — Посмотрите… Это же разврат!

Лицо ее при этом было пунцовым.

Я посмотрела, что ж такого она высмотрела в журнале «Женщина и Мужчина», который ей подсунула моя мама. Хмыкнула. Статья называлась «Как свести его с ума». Ну да — разврат… О как… Вот это надо с Ричардом попробовать. А вот это…

Потом я посмотрела на девчонку. Она сидела, насупившись, как воробушек на морозе.

— Простите, — сказала я. — У нас настолько не принято уже делать из интима секрет… Что это уже никого не шокирует. В большинстве случаев. И подобные статьи — это, скорее, норма.

— И вы думаете, что это — хорошо?

— Все, как мы понимаем, имеет свои плюсы, и свои минусы.

— Какие же?

— Плюсы… Наши женщины — более раскованны. Для них гораздо меньше запретов. Они стремятся получать удовольствие, а не только покорятся мужчине. Минусы… Подобная просвещенность приводит к тому, что любовь — это больше не таинство. Принято разделять секс и любовь… А мне кажется, что…

— Что такое секс? — уши у девушки приобрели оттенок переспелой черешни.

— Это некие телодвижения в постели, приносящие обоюдное удовольствие.

— А любовь? — едва слышно прошептала Джулиана.

— Любовь — это когда ко всему вышеперечисленному, — я пренебрежительно кивнула на журналы, — прибавляются чувства. Беда наших мужчин и женщин в том, что они сейчас не стремятся к чувствам. Искреннее чувство может принести невыносимую боль душе… Гораздо проще просто не пускать его в свое сердце. То есть свести все к сексу. Или вообще — не рисковать и остаться в одиночестве.

— Вы говорите сейчас о себе?

— Во многом… Впрочем, мы отвлеклись. Революцию в отношениях между мужчиной и женщиной мы поднимать не намерены, поэтому… Так откровенно мы писать не будем. Кстати, надо сказать Наташе, чтобы аккуратнее изображала отношения между влюбленными в своем романе!

Успокоенная Джулиана ушла — я же продолжила себя накручивать.

— И вот что с этим безобразием делать?! — спросила я… у перстня. Артефакт был рядом, а щенок куда-то убежал. Так что больше не с кем было поделиться.

С самого момента покушения перстень был… в какой-то жуткой депрессии.

Конечно, отдавало сумасшествием то, что я так думала о неодушевленном предмете. Но, по-моему, так оно и было. Я чувствовала, как что-то живое в нем злилось… Похоже, что на себя. Потому что не уберегло. Не защитило. Я даже пыталась говорить и утешать — но огненные искорки если и проскакивали — то как-то раздраженно.

Вот как сейчас.

— Нас просто здесь заперли — и не собираются позволять заниматься прессой.

Перстень подумал — и мигнул один раз.

— Ага… — злобно сказала я. — И мне так показалось.

Подумала — и спросила:

— А ведь ты можешь перенести меня в приемную императора, чтобы я поговорила с Фредериком — он мне, в конце концов, обещал!

Яркий камень прикинулся простой синей стекляшкой.

— Отлично, — рассердилась я. — Тогда я буду устраивать побег самостоятельно!

Два раза мигнул, фэнт Отре.

— Что? Не надо? Тогда — помогай.

Перстень явно задумался.

— Мне всего-то надо попасть во дворец и переговорить с императором. Поможешь?

Сначала камень мигнул один раз — потом — два.

— И что бы это значило?

Сапфир погас. Я поняла — мне выдвинули какие-то условия.

— Пойти потом к Ричарду?

Два раза…

— Нет? Он и тебя достал? Правильно.

— Предупредить охрану?

Еще раз — нет…

— Может быть, сменить платье? — раздался голос Оливии. — два раза.

— Оливия! Я тебя обожаю, — помогай!

И вот когда я переоделась в приличное платье — мой выбор синего как всегда пришлось отстаивать — надела перчатки и завязала ленты на шляпке…

Немедленно загорелось приветливое марево портала.

— Ох, опять достанется мне, — раздался у меня за спиной довольный голос Оливии.

— Задайте им жару, миледи!

Карл, секретарь его величества вздрогнул, когда я с ним приветливо поздоровалась.

— Сочувствую вам, — проговорила я. — Работа у вас очень нервная. В следующий раз — как увижу Ирвина — попрошу у него успокаивающую настойку. Специально для вас.

— Спасибо, миледи, — иронично ответил мне молодой человек. — Я тронут вашей заботой. Что вам угодно?

— Я бы хотела записаться на аудиенцию к его величеству, — у меня получилось даже смиренно.

— Карл, — донеслось из кабинета. — Зайдите ко мне.

Секретарь одарил меня недовольным взглядом — и прошел к императору.

— Как миледи Вероника, — донеслось из-за не до конца прикрытой двери. — Просите.

— Его величество примет вас немедленно, — поклонился секретарь.

У Фредерика в кабинете было много народу — и сплошь знакомые. Приветливо улыбнувшийся мне папенька, разозленный Милфорд. Доброжелательно взглянувший на меня милорд Швангау. Император, устало потирающий глаза. И… ненаследный принц Тигверд. Вот он был разгневан. Все мужчины разом поднялись, когда я вошла. Отец — на мгновение замешкался, но потом встал. Как все.

— Миледи Вероника… — чуть склонил голову Фредерик. — Я рад вас видеть, но, честно говоря…

— Могу я поговорить с вами наедине, ваше величество?

— Прошу, — насмешливо откликнулся император, и мы прошли в соседнюю приемную.

— Вы заверили меня в том, что я буду издавать газету и журнал. Что это дело важное не только для меня, но и для всей страны. И даже — я себе льстила, я понимаю-для вас… Однако…

— Вероника, — мягко перебил меня Фредерик. — А вы не допускаете мысли, что я просто-напросто… забыл?

Вот тут мне стало стыдно. Кровь бросилась в лицо.

— Простите, — тихо сказала я. — Просто мы в поместье — как на осадном положении. И не ясно ничего…

— Как вам девчонка-журналистка?

— Она… Пишет хорошо, связана с журналистами. Толковая, дерзкая. Я довольна.

— Я предупредил ее, что если она вызовет мое неудовольствие — год рудников или огромный штраф с публичной поркой помогут ей лояльнее относиться к Империи и членам Императорской фамилии

— Зачем же было вызывать стойкое отвращение к тому предмету, который она будет изображать в статьях?

— Это будет ее наказание.

— Нет, — скривилась я. — Наказание — отдельно, работа на правительство — отдельно.

— Вам виднее. Но личную присягу мне она уже принесла. То есть навредить вам она не сможет.

— Это жестоко.

— Нет. Жестоко было бы отправить ее на рудники. Куда это милое дитя после допроса в Уголовной полиции должно было попасть, — отрезал Фредерик. — А это все… Не очень приятно. Но не больше.

— И как мне теперь с ней сотрудничать? — растерялась я.

— Пусть лучше она думает о том, чем может быть полезной вам, — пожал плечами император. Кстати, у нее прекрасные способности по чтению разума. И Милфорд хотел привлечь ее к сотрудничеству с контрразведкой.

— Пожалуйста, — посмотрела я в глаза императора. — Оставьте девочку в покое! Не надо втягивать ее в игры спецслужб. Я вас прошу.

— Договорись.

— Спасибо, Фредерик.

— Теперь, что касается важных вещей…

Я посмотрела на него с вопросом.

— Газета, — терпеливо пояснил император.

— Аааа! — глубокомысленно ответила я.

— Мне известен еще один человек, который страдает. И мучается оттого, что не при деле.

— И кто это?

— Принц Брэндон, разумеется. Я думаю, будет хорошо, если он возьмет на себя организационные процессы.

Я взяла себя в руки — и кивнула.

— Отлично. Тогда берите его — и возвращайтесь в поместье. С завтрашнего дня я разрешаю вам его покидать. По делам. Только в сопровождении охраны. И наследника.

— Хорошо. Только один вопрос: Вы же понимаете, что газета должна быть посвящена героически раскрытому заговору?

Император поморщился:

— Героически… Мы героически проворонили заговор магов. Понимаете? Героически не замечали недовольства аристократов — на самом деле они меня традиционно не любят. И за то, что я не мой отец, император Максимилиан. И за то, что я больше думаю о деньгах и бюджете, чем о войнах… Виданное ли дело — с Османским ханством торгуем! И не было ни одного похода против южных соседей с того момента, как я стал императором. Однако нескольких имперских аристократов я публично казнил за то, что они отправлялись на другой берег пограничной реки грабить и разбойничать.