Основное в ленинизме. Том 5. Аграрный вопрос

Эти цепкие «хозяйственные мужички», так жадно вкладывающие свои «сбережения» (и награбления) в покупку земли, неминуемо доконают и тех из малоимущих крестьян, которые ещё уцелели от теперешней голодовки.

Если для буржуазного общества средством против разорения и голодания неимущих крестьян служит покупка земли зажиточными крестьянами, то средством против кризиса, переполнения рынка продуктами промышленности, служат поиски новых рынков. Пресмыкающаяся печать восторгается успехами новой торговли с Персией, оживлённо обсуждаются коммерческие виды на Среднюю Азию и особенно на Маньчжурию. Железоделательные и прочие промышленные тузы радостно потирают руки, слыша об оживлении железнодорожного строительства. Решено строить большие линии: Петербург — Вятка, Бологое — Седлец, Оренбург — Ташкент, гарантированы правительством железнодорожные займы на 37 миллионов (обществ Московско–Казанской, Лодзинской и Юго–Восточных дорог), предположены линии: Москва — Кыштым, Камышин — Астрахань и Черноморская. Голодающие крестьяне и безработные рабочие могут утешаться: казённые денежки (если казна добудет ещё денег) не будут, разумеется, «непроизводительно» (ср. сипягинский циркуляр) расходоваться на пособия, нет, они польются в карманы инженеров и подрядчиков — вроде тех виртуозов казнокрадства, которые годы и годы крали и крали в Нижнем при постройке сормовской дамбы и которые только теперь осуждены (в виде исключения) сессией Московской судебной палаты в Нижнем Новгороде.

К сожалению, недостаток места не позволяет нам подробнее остановиться на этом процессе, который ещё и ещё раз показал, как хозяйничают и инженеры и подрядчики. Для нас, русских, это именно та старая история, которая вечно остаётся новой. Инженер Александров в компании с начальником нижегородского отделения Казанского округа министерства путей сообщения Шнакенбургом и с шестью, привлечёнными к делу, подрядчиками в течение трёх лет (1893–1895) «сооружал» для себя и других тысячные капиталы, представляя в казну счета, ведомости, акты освидетельствования и проч. на никогда не существовавшие работы и поставки. Фиктивны были не только работы, но и сами подрядчики: простой писец подписывался за подрядчика! Какую сумму хапнула вся братия, можно судить по следующему. Инженер Александров представил счетов (от попавших на скамью подсудимых «подрядчиков») на двести с лишком тысяч рублей, а в этих счетах, например, вместо 400 рублей действительного расхода ставили 4400 руб. Инженер Александров, по показанию одного свидетеля, прокучивал то с девицами, то со своим непосредственным начальством, путейскими инженерами, рублей по 50–80 в один обед.

Но интереснее всего то, как велось и чем кончилось это дело. Полицеймейстер, которому донёс агент сыскной полиции, «не захотел поднимать дело» (!). «Дело, — говорит, — не наше, а министерства путей сообщения», и агенту пришлось обратиться к прокурору. Далее, обнаружилось всё только потому, что воры перессорились: Александров «не поделился» с одним из писцов–подрядчиков. Велось дело шесть лет, так что многие свидетели успели умереть и почти все успели перезабыть самое важное. Даже такой свидетель, как бывший начальник Казанского округа путей сообщения Лохтин, не разыскан (sic!): не то он в Казани, не то в г. Енисейске на командировке! Пусть читатель не думает, что это — шутка, это списано с отчёта о судебном разбирательстве.

Что замешаны в этом деле далеко не одни обвиняемые, видно хотя бы из 2‑х следующих фактов: во–первых, тот самый добродетельный агент полиции, который поднял дело, теперь в полиции не служит, а приобрёл дом и живёт доходами с него. Во–вторых, инженер Макаров, начальник Казанского округа путей сообщения (в эпоху сормовской дамбы бывший помощником начальника), на суде из кожи лез, выгораживая Александрова; он заявил даже — буквально! — что если дамбу весной 1894 г. размыло, то «это так и полагалось». По его, макаровским, ревизиям, у Александрова всё было в порядке, и Александров отличался опытностью, усердием и аккуратностью!

Результат: Александрову — один год крепости; Шнакенбургу — строгий выговор (не приведённый в исполнение за силой манифеста 1896 г.!); остальные оправданы. Гражданский иск казны отклонён. Воображаю, как должны быть довольны и неразысканные Лохтины и состоящие на службе Макаровы.