По холодным следам

Троглодиты

В давней древности назвали окружающий нас мир космосом. А духовный мир человека — микрокосмом. Маленьким миром внутри великого мира.

Крохотный мир человека бесконечно велик. Мыслью своей охватываем мы всю Вселенную, достигаем отдаленнейших звезд. И вся Вселенная, лучи всех звезд входят в человека. Человек впитывает Вселенную своим телом и разумом. А она несет его в себе, как океан несет пылинку.

В конце XVIII века Радищев писал: «Человек — единоутробный сородственник, брат всему на земле живущему, не только зверю, птице, рыбе, насекомому, черепокожему, полипу, но растению, грибу, мху, плесени, металлу, стеклу, камню, земле».

Коли меняется окружающий мир, то должно меняться и его микроскопическое искаженное отражение — человек. Эта нехитрая мысль долго не приходила в голову мудрецам. Да и сам окружающий мир прежде признавался неизменным, созданным единым разом и навечно.

Даже великие биологи XVIII века, составившие описания тысяч животных, теряли уверенность, когда речь заходила о человеке. Правда, Линней объединил человека и обезьян в одну группу человекоподобных (антропоморфных) и назвал их господствующими (приматами). Находились мыслители (Ламарк), предполагавшие, что длительные изменения животных привели сначала к появлению обезьян, а затем человека.

Впрочем, близкое родство человека с обезьяной прекрасно понимали жители Индонезии, назвавшие одну из обезьян орангутангом, то есть «лесным человеком». А в Африке существовала легенда о превращении обезьян в людей. Ее пересказал Редьярд Киплинг:

Дали им плуги и косы,
Велели им строить мосты,
Посадили в темницы из глины
И… отрезали им хвосты.

А настоящие обезьяны, напуганные столь ужасной судьбой, стали прятаться в лесах:

Мы к ним подойти не смеем,
Потому что, узнав нас, тотчас
Земледельцы придут в наши чащи
И заставят работать и нас.

Однако все эти догадки были плодом воображения. Во времена Кювье не было известно ни одной достоверной находки каких бы то ни было предков человека. «Ископаемых человеческих костей не существует», — утверждал Кювье в своей книге о переворотах. Но тотчас уточнял (суровые критики Кювье почему-то забывают это):

«Итак, все заставляет нас думать, что вид человека не существовал в тех областях, где находят ископаемые кости (животных), погребенные в эпоху переворотов… Отсюда, однако, я не хочу делать вывода, что человек совершенно не существовал до этой эпохи. Он мог жить в каких-нибудь небольших областях, откуда мог заселить землю после этих ужасных событий…»

Первым из ученых Кювье связывал судьбу человека с ледниковой эпохой (он считал, что последняя катастрофа связана с великими похолоданиями). Но этот его вывод был надолго забыт.

Лишь в середине прошлого века появились факты, доказывающие древность человека.

Больших успехов достигла сравнительная анатомия, область биологии, занимающаяся сравнением строения тела различных животных. Были тщательно изучены многочисленные подобия и несущественные отличия в строении человека и обезьян. Даже мозг у них оказался очень сходен. А умственная деятельность человека, благодаря трудам физиологов (Сеченова, например), стала терять покрывала таинственности.

В некоторых пещерах Франции и Испании обнаружились странные человеческие черепа и кости, отличные от современных. Каменных орудий, изготовленных явно человеком, находить стали так много, что для подобных сообщений был создан в 1864 году специальный археологический журнал. В том же году была найдена пластинка из мамонтовой кости с выцарапанным изображением мамонта.

В 1860 году Французская академия запретила палеонтологу Ларте (кстати, это он отыскал пластинку с рисунком мамонта) сделать доклад о древности рода человеческого. А три года спустя в Англии вышла книга Лайеля «Древность человека». Знаменитый геолог отметил, что каменные орудия нередко находятся среди костей давно исчезнувших животных.

И все-таки в те годы проблему происхождения человека (а то и всех вообще живых существ) некоторые ученые считали недоступной для науки. Палеонтолог и исследователь ледников Луи Агассис заявил: «Каждый отдельный вид в мире животных и растений это — облеченная в телесную форму творческая мысль бога». А там, где ссылаются на бога, свободной научной мысли делать нечего.

Требовалось не просто добыть новые факты или придумать точные и убедительные законы природы. Достаточно было из имеющихся фактов создать стройное «тело» научной теории и пронизать, оживить его имеющимися идеями. Эта задача оказалась под силу Дарвину.

Труды Дарвина о естественном отборе и происхождении человека пробили огромную брешь в обветшавшем здании прежней биологии. Сюда устремился могучий, все возрастающий поток научной мысли.

Находки древних каменных орудий следовали одна за другой. На костях вымерших животных обнаруживались следы удара и дробления. Среди костей были остатки северных оленей, мамонтов, овцебыков. И это во Франции и Испании! Стало ясно: здесь обитали во время великих холодов пещерные люди — троглодиты. Каково им жилось в мрачных пещерах, среди гигантских животных и враждебных племен?!

Идея Дарвина о «борьбе за существование» во второй половине прошлого века овладела умами биологов. Ее стали распространять без оглядки на весь живой мир, и на человеческое общество в том числе.

Фридрих Энгельс предупреждал от такого чрезмерного энтузиазма. «Все Дарвиново учение о борьбе за существование, — писал он, — является просто-напросто перенесением из общества в область живой природы Гоббсова учения о войне всех против всех и буржуазного экономического учения о конкуренции, а также мальтусовской теории народонаселения …Очень легко потом опять перенести эти учения из истории природы обратно в историю общества; и весьма наивно было бы утверждать, будто тем самым эти утверждения доказаны в качестве вечных естественных законов общества».

Многие дарвинисты все дальше отходили от глубоких и осторожных идей Дарвина. Они красочно описывали жестокость извечной борьбы за жизнь.

«Животный мир находится на том же уровне, что и борьба гладиаторов. Животных хорошо кормят и выпускают их на борьбу: в результате — лишь наиболее сильные, наиболее ловкие и наиболее хитрые выживают для того только, чтобы на следующий день тоже вступить в борьбу», — писал известный биолог Гексли. И продолжал, изображая существование древних людей:

«Наиболее слабые и глупые обречены на гибель, в то время как выживают наиболее хитрые и те, которых труднее пронять, те, которые лучше сумели приспособиться к обстоятельствам… Жизнь была постоянной всеобщей борьбой… война каждого против всех была нормальным состоянием».

И как-то забылись негромкие слова Дарвина: «Те общества, которые содержат наибольшее количество сочувствующих друг другу членов, будут наиболее процветать и оставлять по себе наибольшее количество потомства».

И как-то недосуг было обдумать: почему человек разумный появился и оформился именно в скоротечное время великих ледников, великих испытаний для множества видов животных и растений? Был ли древнейший предок наш самым сильным, самым хитрым и самым ловким из всех тогдашних обитателей Земли?

Войны и разрушения сопровождали движение цивилизации. Но были какие-то иные, более могучие силы, которые сохраняли человечество в самые трудные времена. Иначе бы цивилизации разрушились, подобно песчаным дюнам под ураганными ветрами. Недаром же сохраняют люди чувства взаимопомощи, любви, самопожертвования. Доброта, честность, признательность — это не случайные качества. Они имели отношение к выживанию людей и распространению их на планете…

Путь к познанию человека шел через познание животных. В середине прошлого века оформилась наука о человеческом обществе — социология. С этой же поры ученые стали пристально приглядываться к сообществам высших животных и насекомых. Выяснилось, что общественные животные процветают, господствуют на Земле.

Объединение, взаимосвязь, взаимная помощь — это как бы закон «всемирного тяготения» в живой природе. Подчиняясь закону тяготения, слипаются в космосе частицы, образуя туманности и планеты. Подчиняясь закону взаимосвязи, объединяются живые существа в сообщества.

Об этом в начале нашего века написал прекрасную книгу Петр Кропоткин. Он назвал ее «Взаимная помощь, как фактор эволюции». Он проследил развитие социальных связей от сообществ животных к первобытным людям и, наконец, до современного общества.

Кропоткин утверждал, что закон взаимопомощи более важен, чем закон борьбы за пищу, за существование. Тяжелые условия жизни сплачивают сообщества. Выживают преимущественно те виды, где господствует взаимопомощь.

«Не любовь и даже не симпатия, — писал Кропоткин, — побуждают стадо животных или лошадей образовать круг с целью защиты от нападения волков; вовсе не любовь заставляет волков соединяться в своры для охоты… Здесь выступает инстинкт общительности, который медленно развивается среди животных и людей в течение чрезвычайно долгого периода эволюции, с самых ранних ее стадий и который научил в равной степени животных и людей сознавать ту силу, которую они приобретают, практикуя взаимную помощь и поддержку, сознавая удовольствия, которые можно найти в общественной жизни».

«Человеческое общество, — продолжал Кропоткин, — основано на чувстве солидарности, взаимной зависимости людей». Сознательно или бессознательно каждый человек ощущает свою полную зависимость от окружающих, связь своего личного счастья со счастьем всех. Он ощущает ту силу взаимной поддержки и взаимной заботы, которая объединяет не только людей ныне живущих между собой, но и тех, кто был до нас, и тех, кто будет позже нас, — каждого бывшего, будущего и живущего человека в одно великое целое — человечество.