По холодным следам

Движение мысли и техника

Наука — искание истины. История науки — история идей и теорий, движения научной мысли. Казалось бы, при чем тут техника? Для быстроты движения людей техника необходима. Но что она дает для быстроты движения бесплотных идей?

Очень много. С помощью техники наука стала развиваться с космической, никогда прежде не виданной скоростью. Например, число научных работ в нашем веке увеличивается в геометрической прогрессии.

Могла ли существовать наука без техники? Без часов, микроскопов, телескопов, призм, химических реактивов, электрических приборов и великого множества других приспособлений, выдуманных и построенных человеком?

Одними лишь рассуждениями науку не создать. Наши биологические приборы — органы чувств — имеют очень ограниченные возможности. Глаз видит крохотную часть спектра электромагнитных волн и предметы лишь очень ограниченных размеров. Ухо ощущает незначительный диапазон звуковых волн, да и тот с годами убывает. Еще более ограниченны (даже в сравнении с животными) возможности обоняния, вкуса, осязания.

Наши органы чувств имеют еще один серьезный недостаток, с точки зрения науки. Они не у всех людей одинаковы. Даже цвета большинство людей воспринимают по-разному. А уж о звуках или вкусовых ощущениях и говорить нечего.

Галилей проводил физические опыты, используя вместо секундомера удары своего сердца. Однако известно, как сильно различаются между собой пульсы разных людей. У одного и того же человека сердце то колотится очень часто (при возбуждении), то успокаивается и бьется медленно (во время сна). Что бы вышло, если б каждый ученый полагался лишь на биение собственного сердца?

У техники этих недостатков нет. Она необычайно расширяет окружающий нас мир, открывая нам его мельчайшие малости (атомы, ядра атомов, элементарные частицы) и огромные огромности (световые годы астрономии, миллионы лет геологической истории). Физик О. Винер предлагал считать технику продолжением человеческих органов чувств и движений.

Техника бесстрастна, объективна. Большинство людей видят листья зелеными, а немногие — дальтоники — синими или серыми. Для техники цвета и вовсе нет. Есть просто излучение или поглощение световых волн определенной частоты. Вот и все. Так же как вместо «громко» или «тихо» прибор отмечает количество децибеллов — число, определяющее силу звука. Конечно, и приборы не все одинаково точны. Но уж одно то, что они дают цифровые показатели вместо неопределенных слов «много» или «мало», «сильно» или «слабо», делает их незаменимыми для науки.

Почти всеми своими успехами наука обязана технике. А современная техника была бы невозможна без науки.

Без поддержки техники некоторым идеям невозможно войти в науку. Так, атомы, выдуманные древнегреческим философом Демокритом, более двух тысяч лет ждали того времени (прошлый век), когда они стали доказанным научным фактом. Предположения о великой древности Земли, высказанные некогда мудрецами Древней Индии, лишь через три тысячи лет укрепились в науке (тоже прошлый век) после создания стройной системы геологии.

Нечто похожее происходит в истории каждой науки. Вдруг появляется новый прибор или новый метод анализа, после которого следует лавина новых фактов. Она сметает одни идеи и вливает силы в другие. Она пробуждает новые мысли и гипотезы.

Так случилось и с четвертичной геологией. Еще сравнительно недавно, пятьдесят лет назад, она, казалось, стала выдыхаться и многие споры геологов-четвертичников заходили в безнадежные тупики.

Сколько было оледенений? По количеству террас и отложениям ледников и теплых межледниковий судить невозможно. Для каждого района разное получается количество. Потому что число террас, высота их, число слоев морены или древних торфяников очень изменчиво. Сопоставить разные районы и разные континенты и вовсе затруднительно. Как узнаешь, одновременно или нет протекали оледенения в Европе и Америке? Надо отыскать такие «геологические часы», которые одинаково и одновременно действовали на обоих этих континентах.

Вышло так, что в каждом мало-мальски значительном районе в пределах великих ледников появилась своя собственная, местная схема оледенения.

Есть легенда о строительстве Вавилонской башни. Люди захотели возвысить ее до небес, чтобы достичь обители богов. Поднялась башня к облакам. Да помешало людям многоязычие. Они говорили на разных языках, не понимали друг друга, все чаще ссорились и, в конце концов, переругавшись окончательно, забросили великую стройку и разбрелись по всему миру.

Подобный конец стал угрожать строителям великой ледниковой теории. Почти в каждой европейской стране появилась своя особенная схема истории четвертичного периода. В некоторых странах подобных схем оказалось несколько. В нашей стране число их, пожалуй, перевалило за десяток. Геологи, работающие в соседних районах, давали (и дают) предполагаемым оледенениям и межледниковьям имена по названиям местных рек, озер или деревень своего района. И количество оледенений у этих исследователей-соседей часто не совпадает.

Четвертичная геология заходила в тупик (не тогда ли проклюнулись первые ростки антигляциолизма?). И не было видно выхода из него, местные схемы и названия множились, дробились, враждовали.

Четвертичная геология преодолевает теперь этот кризис при помощи двух новых методов исследований: радиогеологии и спорово-пыльцевого анализа.