В поисках Челограда

*

Позже, когда мы уже готовились ко сну, я вспомнил о чудище: – А что это за годзилла в наш вольер лезла? – спросил я Величко. – Откуда она вообще там взялась? – Да фиг знает!.. – откликнулся он, в свете фонарика раскладывая нарванные Васей почвопокровные лианы, густо обросшие мягким, как пух, ворсом, которые должны были заменить нам матрасы. – Какое-то новое изобретение этих чёртовых рептилоидов! – Почему же оно тогда самих Инов порвало, как Тузик – грелку? – усомнился я. – И как у вольера оказалось? Я не слышал его приближения! Просто возникло вдруг перед нами, и… – И получило говняным ведром по мордасам! – Величко расхохотался. – Вот ты красавец! Любо дорого! В пасть прямо ему залил… – Так больше ведь ничего не было! – я тоже рассмеялся, запрокинув голову. Небо над нами было без млечного пути, равномерно густо звёздное… такое чужое, что мой смех сам собой угас. Антон же продолжал веселиться. – И ещё крышкой… – давясь от хохота, провыл он. – Крышкой вонючей… по зенкам!.. – Чего это вы ржёте-то, за километр слышно?! – сурово вопросил материализовавшийся за спиной у Величко Вася. В руках у него была новая большая охапка пуховых лиан – он как-то умудрялся отыскивать их в лесной темноте на ощупь. – Да вспоминали, как он, – Величко ткнул в меня пальцем, – с монстром сражался… – С монстром?! – Берендеев бросил лианы на землю. Антон непонимающе на него уставился. – Да он же за поворотом был! Он чудища не видел! – сообразил я. – Мы уже за угол завернули, когда свет в коридоре погас! – Так свет погас от того, что я провода в техкоридоре перерезал! – заявил Берендеев, распределяя лианы. – Дважис сказал, в каком примерно месте. Режь, говорит, весь пучок, пока свет в коридоре не пропадёт… – Дважис?! – Теперь уже и я бестолково на него таращился. – Ну это… я ж объяснял, что это Дважис мне вас увести велел! – удивился моему непониманию Вася. – Он сам и пошёл ваш вольер открывать… подождите! А как… Вы не видели его, что ль? А кто же тогда вас выпустил?! Тут я отчётливо вспомнил, как мелькнула оливковая клешня: – А где находится клякса, которая открывает вольер? – На стене, справа от решётки, – ответил Вася. – Тогда это запросто мог сделать Дважис! Его самого я не разглядел, но рука, запустившая открывающий механизм, точно была с оливковой чешуёй! Другой Ин пытался этому помешать, возникла потасовка, решётка в итоге встала, а потом… – я умолк, вспомнив, как измазанный рыжей кровью монстр отбросил в сторону оторванную оливковую клешню. – Появилось чудовище, – закончил Величко. Ему в отличие от меня не пришла в голову мысль пощадить чувства Васи к его добросердечному хозяину, поэтому он быстро и доходчиво описал всё, что случилось с Инами дальше. – Оно растерзало Дважиса!.. – ужаснулся Берендеев. – Да, – безжалостно согласился Антон. – У тебя есть предположения, откуда взялась эта чёртова тварь? Вася бухнулся на свой “матрас” и молча покачал головой, закусив губу и глядя в землю. – Да чего ты расстраиваешься? Клонируют они твоего Дважиса обратно, да и дело с концом! – Чёрт, а ведь правда! – воскликнул я, удивляясь, что сам о таком не подумал. – Не грусти, Вась, ты же сам – клон, а значит, технология такая у них точно имеется! Может, вообще весь их хвалёный, сверхсекретный процесс обретения бессмертия именно на клонировании и зиждется?! – А сознание? Память? – возразил Вася. – Я ведь был – чистый лист! Вообще ничего не соображал! – Однако навыки речи, словарный запас и всякие там разные умения – были в тебя заложены, сам говорил! – И что? Первоначального Берендеева-то всё равно во мне нет! Я вообще ничего о его жизни не знаю!.. Где это сознание оригинала? Даже если есть способ как-то его записать, то кто и когда мог это сделать, если Дважиса прям при вас на куски разорвали? – А может, то был вовсе не он? – попытался я его успокоить. – Ну, похожа рука, ну и что? – Ты думаешь, сто тысяч Инов, что ль, на базе этой сидит? – вдруг вскинулся клон и, сдвинув брови, добавил: – Дважис только один и хотел тебя выпустить, больше никто! Я пришёл к нему тогда и увидел, что медприборы на нём красным светятся, а его самого трясёт. А потом они запищали и стали гореть фиолетовым, но Дважис как-то по-быстрому прошёлся по ним пальцами, и писк прекратился. Но я всё равно испугался – что случилось, спрашиваю, а он вдруг вскочил и сказал, что прямо сейчас пойдёт и вольер откроет, а я за это время должен по техкоридорам быстренько к люку добраться, провода перерезать и ловить Пегова, когда из-за поворота появится. Так что он это был, Дважис! Обещай, говорит, что во что бы то ни стало выведешь с базы молодого – его Алексей Пегов зовут! Несколько раз повторил это, так волновался! Подальше, говорит, от Ишсаса, чтоб не догнал! – Очень интересно! – потрясённо пробормотал Величко. – Значит, главное было – чтобы Пегов сбежал, а я, получается, так, заодно, случайным паровозиком… Балласт! – Ну да, вообще-то… – согласился наш спаситель. – Но поскольку вы оба сидели в одном вольере… – То есть Дважис понял, – перебил я его, – что сам уже не успеет меня использовать, вот и выпустил, чтоб я Ишсасу не достался. – Ещё бы! Он из-за этого Ишсаса и геноключ спрятал, – кивнул Антон. – Чтоб никто не мог ничего сделать. – А что такое этот геноключ? – Устройство, без которого нельзя использовать аномальных – развёл руками Величко. – Больше я ничего не знаю. – Такой маленький, твёрдый, светло-серый комочек, – Вася зевнул. – Спать лучше давайте, а то поздно уже. Только надо оставить кого-то следить за обстановкой, согласны? Это была здравая мысль, и я кивнул: – Будем дежурить по очереди. Кто первый? – Могу я, – пожал плечами Антон.

*

Ночью мне приснился кошмар, как Ины ловят меня и волокут куда-то, а я брыкаюсь и, улучив момент, вонзаю зубы в чешуйчатую кожу на ноге одного из них. В рот брызжет рыжая, солёная кровь, нос наполняется кисло-рыбным запахом. Ин тянет меня за голову, она с жутким треском отрывается, а из шеи вылезает нечто, похожее на сотканного из сосудов паука, – живое и омерзительно шустрое. Оно прыгает Ину на лицо и мгновенно впитывается, не оставляя следов, а сам он, вместо того, чтобы испугаться, широко открывает рот и проглатывает мою голову, и мне почему-то всё это видно со стороны… Я проснулся в поту и с таким жутким привкусом на языке, что едва отошёл от лагеря, как меня вывернуло. Никто, правда, этого не заметил, потому что Антон, вызвавшийся дежурить первым, дремал, завалившись на бок. Рядом, выпав из его руки, валялся убавленный на минимум фонарик. Вася тоже мирно посапывал, пристроившись рядом с раненой гончей. Отплевавшись, я пару минут сидел и глубоко дышал, дожидаясь, пока желудку надоест “крутить сальто”, потом вернулся в лагерь. “Часовой” продолжал дрыхнуть как ни в чём не бывало. Хмыкнув, я плюхнулся рядом, решив его не будить – зачем, если уже всё равно не сплю, а следующая очередь дежурить – моя. Привалившись к дереву, я вспомнил искры на периферии зрения, внутричерепную “чесотку” и то, как повалился рядом с гончей, атакованный странными видениями. Возникла неприятная мысль, что всё это, равно как и приснившийся кошмар – последствия какого-то воздействия этих “чёртовых рептилоидов”, как называл их Антон. Кто знает, что они с моим организмом делали, пока я валялся в отключке после удара Ишсаса? Меня вдруг накрыла такая ненависть к Инам, что я даже сам поразился, как быстро, под напором фактов и обстоятельств, стёрлись все эти вбитые с детства понятия о доброте, исключительной гуманности и величии этих “высших” существ, которые якобы спасли человечество. Добрый взрослый, успевший схватить несмышлёного ребёнка на краю пропасти – этот расхожий, навязший в зубах штамп, над которым умилялись, описывая прибытие старших братьев по разуму, сейчас не вызывал у меня ничего, кроме нового приступа тошноты. Они обещали людям высокий уровень сознания и бессмертие, рай на Земле, как только мы будем к нему готовы, а сами! Отобрали меня ещё младенцем, убили родителей, а ребёнка засунули в детдом и заставили верить, что быть выбранным ими – это высшее счастье. Усыпили Мотю, словно взбесившееся животное, и Альбова, наверное, тоже уже убили за то, что он докопался до истины, уволили посмевшую пискнуть в нашу защиту Риглеву – единственную из воспитателей, кто искренне нас любила! Я вспомнил, с каким пиететом шёл на оптимизацию, и мрачно рассмеялся: насколько же ловко они заморочили нам головы! Почему всем казалось нормальным и даже правильным, когда они разговаривали с нами через губу, с пренебрежением, ничего не объясняя – и делали так всегда? Они обманули меня, похитили и собирались использовать, но уж точно не в качестве счастливого члена суперобщества в прекрасном чудо-поселении Челограде… Да есть ли он, блин, вообще, Челоград этот?! Примеры “счастливых” жителей не вдохновляли: Майкл Стептон мёртв (размножили его или нет – не знаю), Вася Берендеев тоже погиб, но был клонирован неизвестно сколько раз, и шестой из его клонов лет двадцать прожил умственно отсталым рабом. С Артёмом Причкалиным вообще непонятно что сделали, чтобы он, как робот, на все вопросы цитировал абзацы из ещё не написанных в то время учебников… Короче, враньё! Сплошное, непробиваемое – проросшее глубоко в мозги, словно плесень сквозь лежалую булку, – оголтелое враньё Инов! Гуманисты, мать твою, ага! Я вспомнил чудище с неизбывной злобой в белых со смоляными прожилками глазах – может, правильно предположил Величко, что это создание Инов, которое случайно вырвалось из-под их контроля? А вдруг это они из людей таких монстров делают?! Зачем?.. – перед глазами возникли чёрные дыры зрачков в лимонных глазах Ишсаса и его нацеленная на меня клешня – ну, например, убивать кого-нибудь, ловить и рвать на куски… да мало ли! Травили же Ины нас гончими! Не животные, а ожившие муляжи из зоологического кабинета… – может, они и правда предшественницы того чудища? Со стороны Аххши вдруг раздалось тихое, но продолжительное ворчание. Это что, протест? – ухмыльнулся я и вытянул шею, выглядывая в слабом свете звёзд силуэт зверя. Гончая подняла голову, и у меня под черепом снова возникла “распирающая чесотка”, а на периферии поля зрения заплясали яркие искры. А потом я моргнул и ясно увидел, что гончая смотрит мне прямо в глаза. Уши и нос тоже прочистились, улавливая лесные звуки и запахи, многие из которых запомнились мне ещё вчера. Но на этот раз никакого замешательства не было, вместо него пришло чётное осознание, что способность видеть в темноте, острота слуха и тонкость обоняния переданы мне гончей. Как? почему? – я не знал, но чувствовал, как сильно мне нужен этот контакт! Я позвал её – беззвучно для спящих людей, но Аххша меня услышала. Она встала – не очень уверенно из-за не до конца затянувшихся ран, но бесшумно и грациозно, – аккуратно обогнула Васю и подошла ко мне. Сильное, красивое животное – мне больше не хотелось сравнивать её с освежёванной собакой, и уж тем более со злобным чудищем, ломившимся к нам с Антоном в вольер. Я улыбнулся и протянул к Аххше руки.

*

Утром я проснулся и увидел, что гончая окончательно оклемалась и методично кружит вокруг лагеря, ожидая, когда мы встанем и накормим её. Красно-фиолетовый силуэт бесшумно мелькал за кустами: Аххша установила границу охраняемой территории и теперь тщательно обследовала её по периметру, временами останавливаясь, чтобы прислушаться и принюхаться. Я встал и, пока Вася расталкивал вконец заспавшегося Антона, побежал к речке. Нет, не умыться – ну, то есть умыться, конечно, тоже, но потом, а сейчас надо было срочно отыскать мягкие, синие, величиной с полкулака, не то грибы, не то цветы. Я потянул носом воздух: ага, вот и он – сладко-острый дух прелой коры с горьковатым оттенком, напоминающим о водных прыгунчиках. В запахе присутствовала ещё целая масса разных нот, но они сейчас не были так важны. Я шёл на определённый запах и точно знал, какого вкуса должны быть эти… – о, а вот и они! Неровные комки, будто смятые ребёнком из синей бархатной бумаги, росли кучкой на влажной прибрежной почве, скрытые сверху травой. Травинки были очень густыми, тонкими и длинными, словно фиолетово-зелёные нитки, нарезанные кусками сантиметров по сорок и собранные в пучки. Вот под одним из таких пучков и прятались найденные мною… грибы! – это название подойдёт лучше всего, подумал я, срывая и поедая их один за другим. Вкус оказался сладко-терпким и немного обжигающим, но не противным, а консистенция – мягкой. Когда мне осталось разделаться с последним, самым крупным грибом, к речке прибежала гончая и застыла в паре шагов вниз по течению, ловя носом воздух. – Охраняет, – заметил подошедший сзади Вася, с улыбкой глядя на свою подопечную. – Мы теперь её стая… Да, Аххша? Она тут же подскочила к нему и стала напротив, преданно заглядывая в глаза, словно обычная земная собака. Берендеев присел на корточки и принялся ласково гладить её, бормоча что-то себе под нос, но вдруг замер, увидев, как я вгрызаюсь зубами в синий комок гриба. – Ты чего?! – он вытаращил глаза. – Не бойся, они не ядовитые! – поспешил заявить я, торопливо глотая полупрожёванную мягкую массу. – Совсем одурел?! – с ужасом возопил он, вскакивая. – А ну, выплюнь! Он бросился ко мне, вытянув руки, – наверное, прямо в глотку залезть хотел, но был остановлен вовремя подоспевшей гончей. Встав на задние лапы, передние она обрушила ему на плечи и стала тыкаться мордой в шею. – Аххша! – едва устояв на ногах, нахмурился он, безуспешно пытаясь оттолкнуть от себя животное. – Это ещё что за танцы?! – вышедший из-за кустов Антон обалдело похохатывал, наблюдая за странными топтаниями удивительной пары и явно стараясь при этом держаться на расстоянии. – Лёшка двинулся и жрёт какую-то синюю хрень! – пропыхтел Вася. – А эта бестолочь меня не пускает! – Чего-о-о? – Величко нахмурился, заметив, что я и правда интенсивно работаю челюстями. Берендеев исхитрился подсечь ногой одну из задних лап гончей, но, падая, она вцепилась зубами в край его рубашки, так что “танцоры” повалились на землю вместе. Извернувшись, Вася вскочил – он был красным и злым. – Тихо-тихо, я объясню! – торопливо проглотив последний кусок, я выставил перед собой измазанные землёй и синей пыльцой ладони. – Эти грибы для меня не опасны, но они заставят мой организм выработать иммунитет против усыпляющего воздействия Инов! – Ну, я ж говорю, спятил! – воскликнул Берендеев. Аххша уже, как ни в чём не бывало, сидела с ним рядом, глядя на хозяина преданными глазами. – Да не спятил, поверьте! – С каких хренов, интересно? – мрачно откликнулся Величко, медленно подходя ближе. Я рассказал им о своём ночном бдении и контакте с гончей. – Не знаю, с чего у меня вдруг появилась такая способность, но как пахнут и выглядят эти грибы, я считал из её черепушки: она не умеет думать, как мы, словами, так что это были образы… смесь воспоминаний о запахах, звуках, зрительных впечатлениях. Я долго не мог ничего понять, но потом что-то у меня в голове приспособилось, мозг обучился, типа, и… тихо! Схватив валявшийся под ногами камень, я резво полез на ближайшее дерево, окончательно убедив Васю с Антоном в своей полной неадекватности. В их устремлённых на меня взглядах читалась жалость и растерянность, но задерживаться и подробно объяснять, в чём дело, времени не было: к нам приближался летучий шпион! Гончая знала, как выглядят летуны. Это был один из них – похожее на птицу существо, рождённое природой этой планеты, но доведённое Инами – скорее всего, путём генных манипуляций – до нужного им совершенства. Мои оставшиеся внизу друзья ни за что бы его не заметили, но я, после плотного общения с Аххшей, слышал, как бесшумные для других людей крылья рассекают воздух. А вскоре, после нескольких напряжённых попыток, сумел перехватить сигнал летуна, направленный Инам. Он транслировал то, что видел, поэтому сейчас главной задачей было не попасть в его поле зрения, пока я забирался повыше, с камнем за пазухой – и в прямом, и в переносном смысле. Адская смесь летучей мыши и птицы, покрытая чем-то отражавшим свет так, что становилась почти невидимой, уже летела над речкой, держа курс прямо к моему наблюдательному посту. Аххша вскочила с места и принялась бегать, отвлекая внимание шпиона на себя – молодец, девочка! Летун последовал было за ней, но увидев отошедших за кусты Васю с Антоном, устремился туда. Полётом явно руководил кто-то из Инов, получая от птицегрызуна картинку, которую я легко перехватывал. Звук шпион тоже транслировал, и я слышал, как мои друзья, понизив голоса, спорили, можно ли снять меня с верхотуры и обойтись при этом без драки и травм. Ину не понадобилось много времени, чтобы направить летуна обследовать ближайшие деревья – очевидно, основной целью преследователей являлся именно я. Когда шпион подлетел ближе, я почувствовал, как фонит встроенный в него излучатель, или даже правильней сказать: выращенная в нём “железа”, способная в нужный момент выдать усыпляющий импульс. Намного слабее, чем у Инов, однако, если летун подкрадётся и прицельно ударит с близкого расстояния… Достав из-за пазухи камень, я замер, прислушиваясь и принюхиваясь, как вдруг увидел странные искажения древесного ворса, будто кто-то водил перед веткой большой лупой. Я бросил в то место камень, но попал не совсем точно, так что импульс тварь всё-таки выпустила, хоть и со сбитым прицелом. Излучение задело меня самым краем, однако эффект возымело: я онемелой тушкой свалился на землю, но, благодаря мощной и густой почвопокровной растительности, ничего себе не сломал. “Аххша! – позвал я, передавая ей картинку искажения, которое порождал летун, тормозя когтями о гофрированные складки ствола – камень повредил ему крылья, и он больше не мог подниматься в воздух. – Аххша, взять его, взять!” Летун сполз на землю и ринулся ко мне. Дурнота накатывала волнами, но сознание не отключалось, и глаза не заволакивала чёрная пелена, как было, когда меня вырубил Ишсас. С трудом различая неровные скачки почти невидимого шпиона, я больше не чувствовал фона его излучателя: заряд был израсходован, а скопить новый он, видно, ещё не успел. Гончая выпрыгнула прямо передо мной, едва не задев задними ногами лицо, а я даже не смог отшатнуться. Клацнули зубы, раздался тошнотворный хруст. “Стоп, Аххша, стоп! дай его мне! скорее! дай его мне!”. Гончая повернулась: из пасти свешивался покалеченный, но ещё живой летун. Маскировка нарушилась, и он стал полностью видимым. Серо-бесцветные, словно муть в иновских переходах, крылья по форме и устройству напоминали птичьи, только вместо перьев их покрывали тонкие, длинные чешуи. Одно было сломано камнем, второе прокушено Аххшей. Из похожего на кроличье туловища торчали измазанные в рыжей крови лапы – уменьшенные копии иновских четырёхпалых клешней. Голова была как у земной летучей лисицы, только лысая, без шерсти, зато вся усеяна острыми шипами. В оскаленном рту виднелись частые длинные зубы. Дурнота отступала: излучение задело меня не слишком сильно, а может, это уже помогали съеденные недавно грибы. Тело пронзили первые едва заметные иголочки – это начало проходить онемение, но я всё ещё лежал на боку и не мог шевелиться. Аххша разжала челюсти, и летун выпал на мою скрюченную ладонь. Глаза его были закрыты, тело обмякло в неестественной позе, и установить контакт не удавалось. Рука моя ничего не чувствовала, а жизнь стремительно утекала из покалеченного шпиона, грозя оставить меня ни с чем. Иголочек стало больше, и я с огромным трудом сумел сдвинуть ладонь так, чтобы коснуться зубов летуна, а потом чудовищным усилием толкнул руку ему прямо в пасть. Расчёт оказался верным: от тычка в морду птицегрызун очнулся и вцепился мне в палец. В голове тут же вспыхнул калейдоскоп образов и картинок, и я стал торопливо считывать всё, что мог, пока длилась агония этой мелкой агрессивной бестии.