В поисках Челограда

*

С чего бы это? – удивился я, когда новый учитель вдруг попросил меня задержаться после урока. Физику я знал на отлично, и с поведением всё было нормально… может, он хочет попросить меня кого-то из отстающих подтянуть или какую-то работу общественную выполнить? Разные версии в голове строились, пока ученики тянулись мимо меня к выходу, но ни одна не предполагала того, что я реально услышал. “Я Лену Пегову ещё до замужества знал, – когда мы остались одни, объявил Борис Евгеньевич, а в глазах его вдруг появилось что-то такое, отчего у меня мурашки по спине пробежали, – а тебя ещё вот такусеньким – руки недалеко развёл, будто размер кота показывает, – помню!” “Да?..” – озадаченно буркнул я. “Да ты садись, садись, не нависай!” – он махнул рукой на первую парту. С тоской подумав, что, видимо, это надолго, я покорно опустился на стул, а учитель продолжил, глядя куда-то поверх моей головы: “Ты меня, конечно, не помнишь, слишком маленьким был тогда!.. – Но Лена! Леночка знала, как я… – тут Альбов запнулся, и по лицу его чуть ли не судорога прошла, прежде чем он закончил: – И Дима, отец твой, тоже знал, что я вам, Пеговым, самый преданный друг”. Фигня какая-то! – зачем он мне это рассказывает?! “Вижу, ты мне не веришь?” – учитель мелко закивал, и в центре его темечка ярко засверкал кружок лысины. “Послушайте, Борис Евгеньевич…” – я старался быть вежливым. “Ну да! – перебил он меня. – Разумеется. Где же ты раньше-то был, преданный друг? – вот как ты думаешь, верно?” – он горько усмехнулся. Нет, ничего подобного я не думал, но промолчал – вообще не знал, что сказать. Не понимал, к чему вообще весь этот дурацкий разговор, и хотел, чтобы он побыстрее закончился. “Я искал тебя много лет! Массу сил потратил, чтоб учителем сюда, к вам, устроиться!” Да что за хрень?! Как в шпионском романе! “Вы могли просто прийти и…” “Интернат, в который определили ребёнка, находится за тридевять земель от местожительства погибших родителей, совсем в другой части страны, а сведения об этом были засекречены не хуже иновской технологии бессмертия, – словно не слыша меня, проговорил Альбов. – Это ведь очень странно, тебе так не кажется?” Я не ответил: смысл, если он всё равно говорит сам с собой? Жутко захотелось развернуться и выйти, но пришлось сдержаться – вдруг жаловаться на неуважительное отношение к учителю побежит и, перед самым собеседованием с Инами, показатели мне испортит? “Молчание – знак согласия. Полуторагодовалого малыша отправили в очень дальний детдом, а в какой – тайна за семью печатями, и я уверен: за все годы до совершеннолетия тебя ни разу не показывали бездетным семьям, желающим усыновить ребёнка, хотя и со здоровьем, и с умственным развитием у тебя всё было в порядке”. Эта мысль меня зацепила, причём неожиданно крепко, потому что Альбов сказал правду, о которой я раньше почему-то никогда не задумывался: за всё время, сколько себя помнил, вопрос о моём усыновлении ни разу даже не поднимался, хотя забирали же ребят из нашего детдома, это факт! А порой, наоборот, возвращали, причём некоторые уже не в одной семье побывать успели, да так нигде и не прижились… Короче, деятельность по устройству в приёмные семьи велась, но всегда мимо меня – а я не обращал на это внимания. Почему? Наверное, потому, что всегда был уверен (словно специально вдолбили в голову): раз родители мои погибли, то всё, точка, других не появится! А сейчас, под пристальным взглядом этого чудаковатого учителя, я вдруг почувствовал себя обманутым. Обделённым! Правильно Мотя подметил: я, видно, и в самом деле подспудно мечтал о семье, но меня всегда держали подальше от любых смотрин и так ловко отвлекали от мыслей на подобные темы, что я этого даже и не осознавал!.. Почему они себя так вели?! “Потому что ты с самого начала был нужен Инам, – внимательно следя за моим лицом, мягко произнёс Альбов. – Они отобрали тебя ещё в младенчестве и после этого просто ждали, когда ты достигнешь совершеннолетия”. “Как можно отобрать кого-то в младенчестве? А если он дурак-дураком вырастет?” “Те, кого они отобрали, дураками не вырастут, но будешь ты лучше всех, или вторым, а то и третьим, никакого значения не имеет – возьмут всё равно, понимаешь?” “Нет! Вы… это фигня какая-то, Борис Евгеньевич, вы уж меня извините!” “Ничего, – усмехнулся он, – я догадывался, что сразу ты мне не поверишь, ждал подобной реакции и не злюсь”. Блин! Да что ж ему надо-то?! “Может, я лучше пойду? К собеседованию готовиться”. “Не спеши. Собеседование – чистая формальность: возьмут тебя, что б там ни было! – произнёс он с такой непоколебимой уверенностью в голосе, что уходить сразу расхотелось: ведь на чём-то его железная убеждённость основывалась?! и я должен был это узнать. – Даже если не веришь, выслушай хотя бы из вежливости, ведь я много старше! И к тому же приложил массу усилий, чтобы найти тебя и спасти”. “Спасти?! От чего?” “Честно признаться, я и сам толком не знаю, но уверен: поездка к Инам – на самом деле не удача и не привилегия, как они пытаются нам представить, а использование молодых людей в своих целях и, скорее всего, в качестве расходного материала. Не зря из Челограда никому нет возврата! Да-да, конечно! – он поднял руку, отметая мои, готовые сорваться с губ возражения. – Я в курсе, как это объясняется, но думаю – Ины всё врут!” Да он же псих!! Просто псих, вот в чём дело! “Я позову нашу классную! Или охранника! К директору… – я осёкся, когда он достал из кармана фотографию: она была старой, но я сразу узнал на ней Бориса Евгеньевича, лет на двадцать моложе, чем сейчас, а рядом с ним была женщина, при взгляде на которую внутри у меня что-то сжалось. – Это моя мать!” “Ты узнал её?” “Конечно узнал! Я видел и раньше фотографии своих родителей. Знаю, как они выглядели и где погибли. От нас тут ничего не скрывают!” “А, ну да, разумеется, – пробормотал Альбов. – Воспитатели и преподаватели интерната знают ровно то, что им позволено. Они показали тебе фото родителей и сообщили, что они погибли в ДТП, верно?” Да, так оно и было, но я из вредности промолчал, буравя учителя яростным взглядом: тоже мне, великий дознаватель нашёлся, думает, кругом идиоты, а он один – умный, угу! “Это правда, – не дождавшись ответа, продолжил Борис Евгеньевич, – но далеко не вся! ДТП было подстроено”. “Что?” “Ты слышал”. “Подождите, вы… – я потёр лоб. – Вы это серьёзно?! Хотите сказать…” “Да! – он смотрел мне прямо в глаза. – Твоих родителей убили! Именно это я и хочу сказать”. “Но… – его заявление было настолько шокирующим, что, признаюсь честно, я совсем растерялся. – К-как?” “Родился ребёнок, и родители хотели расширить жилплощадь, обменять свою однокомнатную квартиру на двухкомнатную, с доплатой. Риэлтор предложил отличный вариант по привлекательной цене, и они поехали его смотреть, но назначенная встреча была фальшивкой. Тормоза в машине вывели из строя, жильё по указанному им адресу на самом деле не продавалось, а в конце первого же длинного спуска по ходу движения, прямо поперёк дороги, стоял грузовик с кирпичами – в него твои мать с отцом, разогнавшись под гору, со всего маху и врезались”. Мысли разлетелись, словно воробьи от кинутого в стаю камня, и я только безмолвно таращился на Альбова, пытаясь сосредоточиться и полностью осознать услышанное. “У меня есть доказательства! – Он достал из кармана зушку и протянул мне. – Я собирал их несколько лет, когда докапывался до истины. Копии документов, фото с места трагедии, аудиозаписи бесед с разными людьми – всё это здесь. Посмотри, пожалуйста, но так, чтобы никто не видел и не болтай об этом, а то ведь сам понимаешь… – учитель нахмурился. – Ты парень умный, так что надеюсь на твоё благоразумие – другого способа тебя убедить у меня нет”, – он вздохнул. Всё так же молча взял я его зушку и положил в карман.

*

Ужин прошёл совсем в другом настроении, чем обед. От напавшей тогда меланхолии и расслабленности не осталось и следа: мне было совсем не до размышлений о бактериях в своём тонком кишечнике. Я быстро поглощал пищу, едва ли замечая вкус тетиЛюсиных кулинарных “шедевров” и размышляя, куда деть зушку. Думал даже выкинуть её по дороге в столовую, но мне всё время кто-нибудь попадался навстречу, да и подходящего места не было: ну, не бросать же её на пол в коридоре?! В итоге я так от неё и не избавился. Да ещё и сел сдуру спиной к двери, и теперь каждый раз, когда сзади звучали шаги, напрягался: а вдруг это идут за мной? Но менять место не стал: ну, не скакать же теперь по столовке, перетаскивая за собой поднос, под взглядами бывших однокурсников? Ужинавший напротив парень из параллельного высшего класса спросил, когда же вернётся Дважис. Я молча пожал плечами, а он стал рассказывать, что собирается делать после выпускного, пришлось механически поддакивать, пока наша “беседа” ему не надоела, и парень, уткнувшись в свою тарелку, умолк с видом: “Ну и зазнался же ты, сволочь!” Я вздохнул, собирая посуду на поднос, потом поднялся и, прежде чем уйти, пожелал ему счастливо оставаться: – Давай, пусть у тебя всё получится! Будь здоров! Он удивлённо пожал протянутую мной руку и улыбнулся: – Пока, брат! Растряси там Инов на бессмертную жизу! – Да уж постараюсь! – усмехнулся я и потопал к транспортёру для грязной посуды. Поставив туда поднос, огляделся украдкой – вроде бы ничего подозрительного. Покинув столовку, я медленно побрёл по коридору в сторону выхода на улицу. Так куда же всё-таки мне девать зушку? Выкинуть в урну? Или засунуть куда-то в щель? Ага, один раз я уже так поступил. С дневником. И где он теперь? Ну, вот то-то! Там ведь про моих родителей! Да и с самим Альбовым есть фотки, и записи, где голос его, когда он людей расспрашивает, тоже легко узнаваем. В общем, если зушку найдут, ему точно не отвертеться!.. А за мной так никто пока не пришёл – может, и не придут уже… Короче, не хотел я учителя подставлять! Пусть даже ему и не верил. Заключения экспертов, показания свидетелей и т.п. можно слепить – это не так уж сложно, гораздо проще, чем добыть копии настоящих документов. Записи бесед, из которых следовало, что квартира, которую поехали смотреть мои родители, не продавалась, – могли быть постановками, а фото вообще ничего не доказывали, просто являли место трагедии, где машина на большой скорости врезалась в грузовик. Непонятно было только, зачем всё это Борису Евгеньевичу! Да он явно знал мою мать, на зушке оказалась уйма снимков, где они вместе. Были и такие, где мать, Альбов и мой отец, а ещё фото со свадьбы родителей, где учитель с цветами и перекошенной рожей. Посмотрел я эту рожу, и до меня наконец дошло: да он же любил её! Мою мать! А замуж она пошла за другого, но Альбов всё равно продолжал с ними общаться, как это странно! Остались, типа, друзьями, как истинные интеллигенты? Или он так любил её, что готов был терпеть другого мужчину рядом?! Ну и ну! Неужто не противно таскаться за парой третьим лишним? Другом семьи, как он сам себя называл… Вот я бы стопудово не смог – так опуститься ниже плинтуса! В общем, поглядел я тогда – втихаря, как он и просил, – на фотки эти и пришёл к выводу, что Альбов – шизик. Полнейший. Так зациклился на моей матери, что когда она погибла, кукухой поехал и решил, будто Ины и её и отца моего убили, чтобы я младенцем попал в интернат и потом именно меня выбрать для Челограда – трудно придумать идею бредовей! Кто, блин, вообще, может в такое поверить?! Ну да, Мотя и правда был в высших классах лучшим, а взяли меня, второго по показателям, но это же не доказывает, что Ины всё врут и поездка в Челоград опасна. Пожирают они нас там что ли? Смешно! Да и раньше-то, до Стептона и Берендеева, челоградцы ведь сюда приходили! Мне вспомнились ровный голос, приклеенная улыбочка Причкалина и высказывания, которые потом без изменений в учебник вписали… Да вписали и пофиг! – разве не мог человек умных мыслей в Челограде набраться и потом чётко их излагать?.. “Я каждый день тут, в интернате, до ночи сижу, – уже отдав мне зушку, сказал Альбов. – В этом кабинете, учительской или в комнате отдыха. Заходи, как посмотришь – обсудим, что дальше делать”. Обсуждать тут, конечно же, было нечего, но с другой стороны: он столько сил и лет потратил на своё расследование… наверное, стоит пойти и отдать ему это его сокровище? А заодно и сознаться, что я проболтался Моте. Жуть как неохота, но придётся: надо предупредить его, что дневник, где может быть запись про это, забрали! Он же не со зла на Инов баллоны катит, он и правда уверен, что они убили моих родителей. Я вышел на улицу и двинулся через двор к учебному корпусу.