Этот счастливый токсичный мир

Максий. Интермедия

Пасмурное зимнее утро. За окном грохочут поезда – скоро начнется моя смена. В маленькой кухне пахнет гренками и горячим шоколадом. Ална пьет какао, сидя на любимой табуретке-зебре, и смотрит, как дождь падает на крыши соседних домов, а я изо всех сил стараюсь заплести ей одинаковые косички. В парикмахерскую мы не успеваем – безнадежно проспали.

Ална делает последний глоток, отставляет кружку и вдруг очень серьезно, совсем не по-детски говорит:

– Мама не вернется, пап. Хватит уже ее ждать.

У меня такое чувство, что зима добралась до желудка и сковала льдом недавно выпитый кофе. Оттуда мороз переходит на правую руку.

– Конечно, вернется, – возражаю я. – Она всегда возвращается.

– Ее уже два года нет! – Ална так резво вскакивает с табуретки, что я едва успеваю выпустить ее волосы. – Это половина моей жизни!

– Судя по твоим расчетам, ты гуманитарий, доча, – говорю я, откладывая расческу и стараясь казаться беззаботным. – Ее нет всего пятьсот восемьдесят три дня. А тебе уже шесть лет. Так что она пропустила только треть твоей жизни. Удобрение нам не присылали, повестку с Аморановых островов – тоже. Значит, твоя мама жива, здорова и обязательно к нам вернется.

Ална поворачивается ко мне со слезами на глазах и спрашивает:

– Зачем она меня вообще родила, если потом бросила?

– Она тебя не бросала, милая…

– Еще как бросила! Почему она все время от нас уезжает? Почему?

Ална пинает свою табуретку, толкает меня и убегает к себе в комнату. Там, в гнезде из книг, забившись под плюшевое одеяло, она воет в голос, а я растерянно стою у кровати и не знаю, что делать. Потом соображаю – Ална любит сказки.

Я тихо ставлю разбросанные книги на полку в изголовье кровати и на ходу сочиняю историю:

На одном заброшенном поле стоял одинокое Пугало. Долгие годы он верой и правдой служил фермеру, охраняя урожай от ворон. Пугалу нравилась его работа, и он думал, что будет выполнять ее всегда, но однажды фермер уехал в другие края и не забрал Пугало с собой.

– Кому ты нужен, стра-арый страшила? – каркали ехидные вороны, летая над ним. – Скоро ты совсем изветшаешь и умр-решь! А мы похороним тебя под своим пометом!

Ална не выбирается из-под одеяла, но перестает всхлипывать и затихает: трудно слушать сказку, когда ревешь.

Пугало упрямо ждал, когда приедет новый фермер и начнет обрабатывать землю, но время шло, а поле все пустовало и зарастало сорняками. Даже воронам наскучило прилетать сюда: им нечем было поживиться в заброшенной деревне.

Бедный Пугало выгорал под летним зноем, мок в осенних дождях, тонул в снегу зимой, а весной подгнивал от талых вод. И никому не было до него дела, пока однажды на заброшенную ферму не прилетела веселый Ветерок.

– Ой, какой ты замечательный! – сказала она Пугалу, играя с его трещотками и погремушками. – Какой забавный!

– Я уродливый и старый, – возразил Пугало. – Все так говорят.

– А я говорю, что ты красивый! – рассмеялась Ветерок. – Смотри, сколько блестящих монеток у тебя на куртке! Они так здорово звенят!

И вот Пугало и Ветерок крепко подружились и полюбили друг друга. Но их любви не суждено было сбыться: уж очень разными они оказались. Пугало всю жизнь провел на одном месте и не мог уйти с родного поля. Любое движение разрушало его. А Ветерку нужно было все время летать, чтобы жить. Неподвижный воздух – это мертвый ветер.

– Возвращайся ко мне, когда захочешь, – сказал тогда Пугало. – Я буду тебя ждать. Я никогда не отниму твою свободу, но знай, что у тебя всегда есть место, где тебя любят. И если ты захочешь вернуться сюда, пусть даже ненадолго, я буду здесь.

– Я улечу неожиданно, – предупредила Ветерок. – Чтобы ты заранее не грустил.

– Не водись с ней, – жужжали Пугалу осы, устроившие в нем гнездо. – У тебя в голове солома, а у нее – сквозняки. У вас нет ничего общего. Ты все равно ее не удержишь.

Но Пугало не мог разлюбить Ветерок. Он тосковал и ждал ее возвращения. Ветерок не говорила, что вернется, но всегда возвращалась. И с каждым годом разлука давалась Пугалу все тяжелее. Он даже хотел оторвать от старой фермерской телеги колесо, запрыгнуть на него и покатиться вслед за любимой, но она не была бы этому рада. Ветер невозможно привязать к себе, как бумажного змея, чтобы бежать вместе с ним.

– Послушай, Ветерок, – сказал однажды Пугало. – Мне хочется, чтобы со мной оставалась частичка тебя, когда ты улетаешь. Это облегчит мою тоску.

Тогда Ветерок попросила знакомую сороку уронить на поле кукурузное зернышко. Ветерок засыпала его землицей, пригнала тучку, чтобы полить зернышко, и оно проросло.

– Теперь тебе придется самому заботиться о нем, – сказала она Пугалу. – Я не смогу все время быть рядом. Защищай и оберегай его изо всех сил.

И так Пугало стал отцом маленькой Кукурузки. Теперь ему гораздо веселее было ждать возвращения Ветерка. Ждет он и по сей день.

– Это дурацкая сказка! – всхлипывает Ална, откидывая одеяло. – Когда у меня будет малыш, я его ни за что не брошу! Пап, ну забудь ты уже маму, ну пожалуйста! Женись на тете Ирене! Она добрая и красивая. Она будет плести мне косички и выбирать со мной платья! Я хочу, чтобы у меня была настоящая мама, а не эта непойманная преступница!

У меня внутри зима, и кажется, что ее уже ничто не растопит, но тут раздается стук в дверь: три-два-три. И удары сердца ломают ледяные оковы.

Я бросаю книгу.

Бегу открывать.

На пороге стоит Она с коробкой свежих пирожков и говорит беззаботно, будто выходила прогуляться в булочную:

– Ну что, завтракать будем?

И я встречаю Ветерок с распахнутыми объятиями, как всамделишный Пугало, не способный опустить руки и оттолкнуть того, кто бросится его обнимать. Полюшка пахнет морозом и сдобой, и я говорю сквозь слезы:

– Сегодня грибные?

– И с картошкой! – отвечает Ветерок, целуя меня.

Запах пирожков – самый лучший запах на свете!